Совещание Стакс Немир назначил на десять часов утра. Минутная стрелка многопудовых напольных часов, щёлкнув, скакнула на вершину циферблата. Раздался первый удар боя часов, секретарша, сотворённая из ледяной глыбы в строгом закрытом платье, распахнула дверь в необъятный кабинет. Вошли директор геологической службы Грун Фишбой, финансовый директор горбоносый Гилан Кромс и жизнерадостный живчик Амор Рундольф, директор производства. По прихоти Стакса Немира окна в помещении были плотно зашторены, кабинет освещался матовыми плафонами. Вошедшие уселись за длинный стол совещаний, гендиректор остался на своём месте, слегка наклонив голову в ответ на приветствие. Карлик не любил сантиментов, никогда и никому не подавал руки, даже мэр не удостаивался рукопожатия. Ни один мускул не дрогнул на его землистом морщинистом лице. Злые языки задавались вопросом: «Изменяется ли выражение лица Карлика, когда он спит с женщиной?» Другие злые отвечали: «За него это делает робот».
- На повестке дня один вопрос – сокращение добычи нефти, - проскрипел Злобный Карлик.
- Я об этом предупреждал много лет назад, - тряхнув львиной тёмно-каштановой гривой с проседью, раздражительно произнёс Грун Фишбой. Перед заседанием Грун не успел выкурить трубку, и желание курить, которое невозможно было удовлетворить в присутствии Немира, тем паче в его кабинете, курение в своём присутствии Немир строго-настрого возбранял, рождало досаду. – Но вы и слушать не хотели про упорядоченную добычу, - продолжал директор геологической службы. – Давление пластов падает всё больше и больше. Сейчас смесь, которую мы выкачиваем из недр, наполовину состоит из воды и грязи.
- А я вам, господин Фишбой, ответил, что вы геолог и должны найти новые залежи, результат пока ноль, во-первых, а, во-вторых, вы сами владеете акциями компании и получали неплохие дивиденды, или вы хотите обрубить сук, на котором сидите?
- Разведка ведётся и геофизическими методами, и разведочным бурением, причём, не просто ведётся, а усиленно ведётся. Результаты на сегодняшний день отрицательные, такими же они будут и завтра, и послезавтра. Нефти нет. Мы расширили круг поисков и вышли на породы, в которых нефти нет и быть не может. Что касается акций, - Фишбой язвительно усмехнулся, - они не идут ни в какое сравнение с вашими. Мои и ваши дивиденды это мышь и слон. Так что, не надо.
Грун Фишбой занимал свою должность не как «лично преданный», а как высококлассный специалист. Специалиста, профессионала в своём деле не заменит и сотня «лично преданных». Директор геологической службы знал себе цену и мог позволить себе некоторые вольности. Держал себя независимо, перечил начальству и даже язвил ему.
- Кто имеет что сказать, - проскрипел Злобный Карлик, прекратив перепалку со своенравным подчинённым. – Что скажете, господин финансовый директор?
Гилан Кромс втянул носом воздух, поджал тонкие бескровные губы, погладил безволосый череп. Вся его длинная худая фигура выражала скорбь и уныние.
- В последнее время акции компании упали в цене ещё на 4,5 процента. И тенденция эта сохраняется. Причина – падение добычи. Думаю, вскорости начнётся массовая продажа акций, и рейтинг компании резко упадёт. Мне тяжело об этом говорить, но если не будет предпринято каких-то мер, пока ещё смутно, но всё же впереди нас ждёт банкротство.
- Спасибо, Гилан, вы нас утешили.
Гендиректора поспешил поддержать Амор Рундольф, воскликнув:
- Что за похоронные настроения. Кромс? Падения добычи случались и раньше. И что. начинался конец света? Переходили на новые участки, и всё возвращалось на круги своя.
Грун Фишбой поморщился. Этот бодрячок будет говорить всё, что угодно, лишь бы угодить Злобному Карлику.
Кромс надул щёки, потеребил кончик собственного знаменитого носа. Благодаря этой выдающейся подробности своей физиономии Кромс получил прозвище «Шнобель».
- Господин Немир, у меня появилась идея. Я, конечно, не специалист в подобных делах, но всё-таки. Чтобы уменьшить на некоторое время накал страстей вокруг акций компании, предотвратить панику на бирже, нужно объяснить падение добычи. Но объяснить в нужном ракурсе. Надо вкинуть в общество информацию, что причиной снижения добычи является не истощение залежей, а производится по решению руководства компании с целью удержать цены на нефть на должном уровне. Сделать надо не официально, а организовать «утечку» в СМИ, так сказать, секретной информации.
Немир прикрыл веки, минуту размышлял.
- Дельная идея. Хотя всего на некоторое время лишь предотвратит панику. Я принимаю её и поручу осуществить её начальнику службы безопасности. Он знает, как это сделать. А вы, Фишбой, не просто усиливайте, а расширяйте, наращивайте разведку. Выходите за пределы региона, ищите перспективные районы. Для решения правовых проблем обратитесь к директору юридической службы. Я дам ему соответствующее распоряжение. Не сидите сиднем, действуйте энергичней. Совещание закончено. все свободны.
На послезавтра назначено заседание Совета директоров, и к нему необходимо подготовиться, потому гендиректор и созвал совещание. Но он лукавил перед самим собой. Совет был карманным, почти полностью состоял из «лично преданных».Никаких проблем Совет не создаст. Вот предстоящий отчёт мэру, который рвал и метал из-за снижения добычи, был много серьёзней, и являл угрозу лично ему, гендиректору.
Стакс Немир, гендиректор Нефтяной компании, был невысокого роста, не более 160 сантиметров. Возраст имел неопределённый. С одинаковым успехом ему можно было дать и 50, и 70 лет. Тщедушная фигура не вязалась с мощью, сосредоточенной в его руках. Морщинистое лицо безжизненного цвета редко посещала улыбка или какое-либо проявление чувств. Злобного Карлика не любили, и не уважали, его боялись. Боялся и офисный планктон, и руководящие сотрудники, и производственные работники. Ценил Немира мэр. Ценил за чутьё в финансовых делах, мёртвую хватку и железную волю. Немир имел два прозвища – ходячий компьютер и Злобный Карлик. Первое прозвище не прижилось, а второе понравилось. В разговорах иначе, как Злобным Карликом Немира и не называли. Пошло это прозвище из гольф-клуба. При всей своей холодности и окаменелости Немир имел увлечение – гольф. Правда, глядя на него во время игры, трудно было сказать, об увлечении. Немир играл, словно исполнял нудную неинтересную работу. На его вилле имелось собственное поле. На нём Немир игрывал даже при свете прожекторов. В клубе Немир никогда не участвовал в команде, состязался в одиночку, на счёт ударов. При победе лицо его сохраняло обычную безжизненную маску. Поражение гендиректор терпел крайне редко. Во время игры Немир запоминал все удары своих товарищей-противников, любое отклонение от правил. Не только запоминал, но и требовал наказания нарушителей. Его заявления сравнивали с записью видеокамер – Немир ни разу не ошибся. Противники только морщились. Кто-то из раздосадованных игроков сказал – вот злобный карлик. Так и пошло.
Город располагался на пологих берегах залива. Управлял городом мэр с наклонностями самодержца. Были в городе мэрия, Народное собрание. В Народное собрание выбирали людей достойных, лучших из лучших, преданных идее города и Народной партии. Если человек не предан идее, от него можно ожидать всё, что угодно. Он может проголосовать против предложения мэра, выступить с экстремистскими заявлениями, а в городе поддерживалась стабильность. Для борьбы с экстремизмом, поддержания стабильности существовали специальные структуры. Горожане от всего сердца поддерживали усилия администрации по сохранению стабильности, и едва не со слезами на глазах благодарили мэра за свою спокойную жизнь. Негласно Город пользовался самостоятельностью, только не имел собственных МИДа и армии. Конституция Города скромно называлась «Сводом законов».
Мэр, выпятив нижнюю губу, нажал кнопку вызова. Ровный голос секретарши с готовностью отозвался:
- Слушаю вас, господин мэр.
- Прокурор и начальник полиции пришли?
- Да, господин мэр, они здесь.
- Пригласи их. Остальным скажи, я занят, возможно, приму в четыре. Да, и подай три чашки кофе.
- Прокурор пьёт зелёный чай с мятой. От кофе у него изжога и скачет давление.
- Ублажи старика, дай ему чай. Пускай хлебает свои отвары.
Прокурор Города был моложе мэра на пять лет, но выглядел лет на десять старше.
- Здравствуйте, господин мэр.
- Добрый день, господин мэр.
«Господин мэр» произносилось с придыхание, словно «ваше величество».
- Добрый, добрый, присаживайтесь, - пробормотал хозяин кабинета, трубно высморкался в клетчатый платок, спросил с усмешкой: - По какому вопросу хотели меня видеть?
Начальник полиции замялся, прокурор заискивающе произнёс:
- Нужна ваша санкция на арест, и в дальнейшем привлечение к суду одного из сотрудников мэрии, начальника отдела.
Мэр нахмурился. Начальник отдела, не мелкая сошка, действительно, нужно его согласие.
- В чём его обвиняют?
- Коррупция в особо крупных размерах, - быстро проговорил прокурор и сам испугался своих слов.
Мэр захохотал.
- Вы это серьёзно?
Зашла секретарша, внесла напитки. Прокурор торопливо отхлебнул чай. Обжёгшись, брякнул чашку на блюдечко. Начальник полиции. наконец, заговорил.
- Сведения о его последней, так сказать, операции просочились в СМИ, точнее в Сеть. Некий блогер написал статью, полную грязных измышлений, имён, впрочем, не называл, но и так всё ясно. Это, во-первых, во-вторых, он два месяца подряд вносит в Фонд Милосердия смехотворные суммы. Мало того, когда ему указали, что так поступать недопустимо, заявил, что не обязан кормить неизвестно кого.
Каждый сотрудник мэрии ежемесячно вносил в Фонд определённую мзду, соответственно своему рангу. Где он брал деньги, никого не интересовало. Отступление от этого правила, рассматривалось, как смертный грех.
- Он что, дурак! – непроизвольно вырвалось у мэра. – За это наказывать, причём, жестоко, чтоб другим неповадно было. Фонд Милосердия это святое.
Мэр побарабанил пальцами по столешнице, отхлебнул полчашки кофе, ткнул пальцем в прокурора.
- Действуйте по полной программе. Я выступлю перед прессой. Взяточникам не место в наших рядах. Вы свободны, а вы. – мэр кивнул начальнику полиции, - доложите, что с поджигателями, когда в покончите с этим безобразием?
- В самое ближайшее время. Это обкуренная молодёжь. Плохо другое, я подозреваю, среди этой банды есть отпрыски уважаемых людей. Адреналина им, видите ли, не хватает.
- Этих сопливых придурков, павлинов, или как их называют, изолируйте. Их имена не должны нигде фигурировать. Родителям объясните, за всё надо платить. За дурное воспитание детишек, в том числе.
Начальник полиции врал. На след поджигателей до сих пор не вышли. По своему многолетнему опыту не без оснований предполагал, в деле замешана золотая молодёжь, которая от скуки совершает ещё и не такие подвиги.
- Вы вот что, - продолжал мэр, - отследите, кто вбросил информацию в Сеть. С этим шустряком проведите соответствующую беседу, чтобы впредь неповадно было. Мэрия неприкосновенна, втолкуйте это наглецу. И запомните, то, что информация просочилась, ваше упущение. Надеюсь, это больше не повторится.
Мэр кивком отпустил покрывшегося испариной начальника полиции.
Всё происходило, как в дурном боевике. Удар битой по голове у подъезда родного дома. Джип с затенёнными окнами, два мордоворота по бокам. Пассажирское место рядом с водителем занимал тип в шляпе.
- Господа, зачем так грубо, некультурно. Зашли бы ко мне, выпили кофейку, поговорили мирно.
- Заткнись, писака.
За словами последовал чувствительный тычок в бок. Джип мчался за город. Будущее не предвещало ничего хорошего.
Боевик продолжался. Пустырь. Битьё тяжёлыми ботинками по рёбрам, печени, почкам, голове. На некоторое время удары прекратились, помутившееся сознание прояснялось. «Писака» открыл глаза, на небе появились первые робкие звёздочки, мордовороты, склонившись, смотрели на него в упор, к ним присоединился третий тип. Он оказался не только в шляпе, но и при галстуке.
- Поднимите его, - приказал тип в шляпе и при галстуке. По повадкам в нём угадывался старший.
Мордоворот помельче ухватил «писаку» за волосы и рывком поставил на ноги.
- Ты что возомнил о себе, журналюга долбанный, - злобно прошипел старший. – Что за грязные измышления ты размещаешь в Сети? Запомни, мэрия неприкосновенна. (Мафия, а не мэрия, - подумал «писака»). Сегодня мы разговариваем с тобой вежливо, даже интеллигентно. В следующий раз ты будешь умолять, чтобы тебя пристрелили. Понял меня? Не слышу ответ!
- Понял, понял. – разлепив разбитые губы, пролепетал «писака».
Троица направилась к джипу. Чувство юмора не покидало «писаку» ни при каких обстоятельствах. Собрав все силы, крикнул вслед:
- Господа бандиты, не соблаговолите ли доставить меня туда, откуда взяли?
Троица оторопело остановилась.
- Ну ты и наглый.
«Мелкий» вернулся, сунул кулаком в печень.
Властелин, стоя на высоком крыльце, сверху вниз взирал на подданных, ожидавших его, монаршего слова. Великий человек ведал, чтобы держать подданных в повиновении, нужно действовать кнутом и пряником. Сегодня он раздавал пряники.
Перед скопищем репортёров стояли трое коротко стриженых молодчиков, одетых в чёрные костюмы и похожих друг на друга, как пешки на шахматной доске. Мэр не боялся своих подданных. Молодчики стояли, так, на всякий случай. Мало ли что может произойти. Какие-нибудь восторженные горожане от избытка чувств захотят плюнуть в лицо обожаемого мэра, бросить в него гнилой помидор, метнуть тухлое яйцо, облить кетчупом. Да и по рангу властителю города положены охранники и телохранители, иначе какой он властитель. Вороны засмеют.
Девушка в потрёпанных джинсах и яркой распашонке, локтями проложившая себе дорогу в первый ряд, опередила свих сотоварищей.
- Одри Велев, корреспондент газеты «Контакт». Господин мэр, по Городу бродят противоречивые слухи, официальная информация скудная. Задержан один из начальников отделов мэрии. Вы можете осветить этот вопрос?
Стоявший рядом корреспондент «Голоса Города», официального органа мэрии, считавший, что первое слово за ним, раздражённо, со злобой покосился на бойкую девицу, даже толкнул её локтем.
На лице мэра читалась скорбь.
- Да, произошёл печальный случай. Один из сотрудников мэрии уличён во взяточничестве. Ведётся следствие, этот недостойный человек находится под стражей. Суд будет открытым, все подробности вы услышите во время судебного разбирательства. Как вы знаете, мэрия и лично я ведём беспощадную борьбу с коррупцией. Можете не сомневаться, любой чиновник, в каком бы учреждении он не работал и какой пост не занимал, будет привлечён к ответственности за взяточничество. Мы вычистим из наших рядов всех паршивых овец. Можете в этом не сомневаться. Взятка само по себе преступление. Но взяточник подрывает устои общества, разрушает доверие простых людей к власти. Как честный законопослушный гражданин может доверять власти, если знает, что она состоит из взяточников? Поэтому повторяю, мы вели, и будем продолжать вести решительную борьбу с коррупцией.
Мэр говорил не по бумажке, и это внушало доверие к нему. Мэр говорил не по писанному, мэр говорил по слышанному. В ушах у него стояли крохотные, не заметные глазу наушники, суфлёр читал заготовленный текст.
Глава 2
Солнце проникало в комнату сверху и снизу. Сверху – с голубого небосклона, снизу – бликами морской глади. По стенам, потолку метались неведомые создания, сливаясь друг с другом и разлетаясь в стороны. Андрей открыл глаза, безмятежно улыбнулся, наблюдая, за игрой солнечных пятен. Из порта доносились звуки, ставшие настолько привычными, что не воспринимались шумом - скрежет, глухие и звонкие удары чего-то тяжёлого, подвывание сирен, неразборчивые крики. Сегодня у журналиста влиятельной городской газеты «Горожанин» был первый день отпуска. Главный не согласился бы на отпуск, но, поглядев на лик своего сотрудника, подписал заявление. Лик Трифонова после «собеседования» представлял лицо настоящего мужчины – подплывший левый глаз, здоровенный синячище под правым, пластыри на виске и скуле.
Лицо Трифонова с широким лбом, лохматыми бровями, овальным подбородком, не соответствовало классической форме. Правый уголок твёрдо очерченных губ приподнимался над левым, что придавало лицу насмешливое выражение, и раздражало окружающих. Лицо преображалось от улыбки, делавшим его добрым и располагающим. Человеком Трифонов был обидчивым и нервным. Невпопад сказанное слово, о котором собеседник забывал через минуту, оставляло у Трифонова неприятный осадок. Он вспоминал его, переживал, и мучился даже на следующий день.
Из кухни плыли дразнящие запахи свежезаваренного кофе и яичницы с ветчиной. Набежала тучка, солнечные резвушки собрались в угол и исчезли. В комнату вошла Мила-Людмила с дымящейся чашкой в руках. Соблазнительное тело прикрывал коротенький цветастый халатик, подвязанный узким поясков с игривым бантиком. Андрей зажмурился, сладко потянулся, повёл из стороны в сторону носом. После кофе началась беготня. Утренняя беготня давно превратилась в своеобразный обряд, и заканчивалась жаркими объятьями, где угодно, на кресле, на столе, на тахте, а то и на полу. Разнообразие любовных утех забавляло обоих любовников и воспринималось, как нечто несерьёзное, вроде детских шалостей. И Мила-Людмила, и Андрей отнюдь не относились к эгоистам, но превыше всего ценили личную свободу и жили врозь. Встречались обычно у Андрея. Встречи не были сколько-нибудь упорядочены и носили самопроизвольный характер.
Совместная жизнь даже с очень близким человеком налагает определённые обязательства. Как бы ни был близок человек, его привычки не всегда приятны, но их приходится терпеть. Не только терпеть его обычаи и наклонности, но поступаться своими. Совсем другое дело жизнь врозь и непредсказуемые встречи, носящие характер новизны.
Оба придерживались принципа, этот отвратительнейший из миров устроен не нами, мы не в силах что-либо изменить в нём. Не лучше ли не трепыхаться, а принять законы этого отвратительнейшего из миров и использовать их в своих интересах.
Перед завтраком Людмила повертелась перед зеркалом, добавляя в «каскад» собственные изобретения. Прикрыв левый глаз прядью каштановых волос. предстала перед возлюбленным.
- Андре, правда, эта прядка придаёт мне загадочности.
Пережёвывая ветчину, Андрей спросил с набитым ртом:
- Ты куда собираешься, на работу или на охоту за мужиками?
- Фи, женщина в любой обстановке должна быть загадкой для мужчин. Скажи по секрету, у тебя бывают интрижки на стороне от меня.
- Что за дурацкий вопрос, - Андрей едва не поперхнулся. – Мне тебя вполне хватает. Или тебе наши встречи приелись? А потом, иной день, так набегаешься, на любовные утехи сил нет.
Людмила поочерёдно клюнула яичницу и ветчину, игриво посмотрела на возлюбленного.
- Вот одна моя подруга, ну не то, чтобы подруга, так, знакомая, живёт со стариком-мужем, и спит с двумя любовниками поочерёдно. Говорит, клёво. Оба ведут себя в постели по-разному, её это заводит до умопомрачения.
- Похотливая самка, что тут скажешь.
- Да ну тебя.
Перекусив яичницей с ветчиной, своим коронным блюдом, иных она попросту не умела готовить, выпив ещё чашку кофе, Мила ушла.
- Когда придёшь? – крикнул вслед Андрей.
- Как соскучусь, - ответила со смехом ветреная любовница. – Будь на связи.
С середины мая в городе участились поджоги автомашин. Автомобили горели и раньше, по нескольку штук в месяц. Горели в результате разборок «правильных пацанов» и прочей братвы. Теперь поджигали дорогие автомобили добропорядочных уважаемых горожан не имеющих никакого отношения к криминалитету. Автомашины горели в разных частях города, на улицах, автостоянках, подземных гаражах. Поджоги случались несколько раз в неделю. Полиция обнаруживала дырки в бензобаках, следы горючей жидкости, схожей с напалмом. Схватить поджигателей не удавалось. Находили лишь надписи – «Партия пролетарской революции». Предполагалось, что злоумышленники тайком, даже в багажниках автомобилей, проникают в подземные гаражи и творят своё чёрное дело. Во время пожара, в суматохе покидают место преступления.
То, что не удалось полиции, оказалось под силу журналисту Андрею Трифонову. Ожидая, пока с лица сойдут отметины «настоящего мужчины», Андрей дни и ночи просиживал над полузапрещёнными книгами. Если книгу невозможно получить в обычной библиотеке, можно залезть в Сеть. Уж в ней-то найдётся всё, что угодно. Да и много удобней посиживать за компьютером с чашкой кофейку, чем таскаться по улицам. Андрей утонул в обилии исследований, философских размышлений, главное, что он уразумел, классовая борьба не имеет ничего общего с поджогами автомашин. Поджоги это бунтарство, всплеск эмоций. Такие подвиги присущи левацкой молодёжи, причём довольно зелёной Во время своих журналистских скитаний ему приходилось окунаться в молодёжную среду и даже находить общий язык с молодёжью. На примете у него была некая Тоська, девица взбалмошная, своенравная, неуправляемая, способная среди бела дня запустить камнем в витрину дорогого магазина, подойти к стражу порядка, и плюнуть тому в лицо. Тоська отвергала всякие ухаживания, домогательства, причём отвергала резко грубо, но могла из каприза ли, назло кому-нибудь, из жалости ли переспать с каким-нибудь, даже толком не знакомым невзрачным парнем.
Тоську Трифонов заприметил в полицейском участке. Это была крикливая, сыплющая направо и налево оскорбления и ругательства особь женского пола. Трифонов поймал её взгляд и прочитал в глазах беззащитность. Да, в городе-чудовище эта девчонка была совершенно беззащитна. Отсюда, от беззащитности её крикливость, враждебность ко всему и вся. Её враждебность ни на что не опиралась, за враждебностью была пустота. Человек угрюмый, молчаливый на общение не пойдёт. Тоська – душа нараспашку. Воображает о себе невесть, что, а на самом деле щенок щенком. Поначалу огрызается, пытается куснуть, а через пару дней руку лижет. Такой человек, как Тоська непременно связан с поджогами. Оставалось найти девушку.
Чётко ответить на вопрос, зачем он это делает, Трифонов не мог. Доносить в полицию о шайке поджигателей и в мыслях не держал. Сказывался профессиональный интерес. Материал завлекательный, когда-нибудь да пригодится.
Обнаружилась Тоська на углу улиц генерала Дорга и Восстания. Девушка стояла, глядя вглубь себя, и ковыряла носком кроссовки выбоину в асфальте. Трифонов, облачённый в потрёпанный джинсовый костюм, постоял, прислонившись около витрины к стене здания. Налюбовавшись прохожими, с видом скучающего бездельника купил в ларьке две банки самого дешёвого пива. Складывая в ладони монеты из кармана, шевеля при этом губами, ловил на себе презрительный взгляд дородной продавщицы. Намётанным взглядом та следила за подсчитыванием, и приняв плату, бросила деньги в ящик, не проверяя. Трифонов остался доволен собой, образ бродяги удался. Вразвалку двинулся к перекрёстку, скользнув взглядом по Тоське, как по пустому месту. Дойдя до конца тротуара, остановился, словно вспомнил нечто важное. Обернувшись, окликнул:
- Эй, красотка, пивка не желаешь? Угощаю.
Тоська оторвалась от созерцания язв тротуара, вскинула голову с парой десятков тоненьких давно не мытых косичек, выдула пузырь из жвачки, и, выдержав паузу, надменно ответила:
- Шагай, дядя, шагай и не останавливайся. Ошибся адресом, я не проститутка.
- Я этого и не думал. Я с ними вообще дела не имею.
- А чо так? Неспособный, или денег нет?
- Я, видишь ли, предпочитаю натуральные удовольствия. Резинками не пользуюсь. А с этими шалавами того гляди, чего-нибудь подцепишь. Оно мне надо? Так как насчёт пивка, будешь? Гляжу, девушка скучает. Почему бы не развеселить? Считай, я добрый волшебник.
- Ага, на голубом вертолёте. Только вертолёта не видать.
Тоське хотелось есть и выпить. Может, этот лох ещё жрачки купит. Но ложиться под него ради жрачки и выпивки она не собиралась.
- Идём, дальше есть сквер с лавочками. Присядем, культурно отдохнём.
- Ладно. Пошли, - сделала одолжение Тоська. – Только имей ввиду, раскидывать ножки у меня сегодня настроения нету. Если что, могу и фейс попортить.
В этом обществе привыкли к тому, что за всё надо платить. думал Трифонов. Девицы привыкли, что с них потребуют натуру. Неужели эта замарашка представила себе, что я позарюсь на её немытую «натуру». Значит, принарядился я соответственно, и вошёл в образ.
На соседней лавочке сидел лохматый парень в запятнанной на груди рубашке с неизменной банкой пива и гамбургером. Приличная публика обходила сквер стороной. Проследив за невольным голодным взглядом, брошенным на пожирающего бутерброд счастливчика, Андрей спросил:
- Голодна? – вначале хотел спросить: « Хавать хочешь?». Но не выговорилось.
Тоська неожиданно просто, без кривлянья, ответила:
- Со вчерашнего утра крошки во рту не было.
У девушки действительно желудок прилип к позвоночнику. Последний раз ела вчера утром. Да и что ела-то, одно название, что ела. Зашла на кухню похавать, только кусок в рот сунула, мать заявилась. Накануне вечером поцапались. Дочь, видишь ли, мать не уважает, знать о себе не даёт, а у матери горло пересохло, в магазин сходить не с чем. У доченьки-то денежки водятся, а матери дать жадобится. Увидев дочь с набитым ртом, мать отвесила увесистую плюху. От неожиданности Тоська рухнула на пол. В приступе белой горячки или от ночных кошмаров, пустые глаза матери злобно горели. Навалившись на дочь, мёртвой хваткой сомкнула на горле пальцы. Тоська перепугалась до смерти. Мать на её выкрики не отвечала, сжимала и сжимала пальцы. Кое-как освободившись от материнских объятий, девушка выскочила из квартиры, и более домой не возвращалась.
Невесть откуда свалившийся благодетель поднялся.
- Ну, допивай, да пойдём. Рядом забегаловка есть.
В забегаловке пахло чем-то прокисшим, смрадно тянуло из туалета, воздух был тяжёлый, липкий. Тройка парней за соседним столиком нагло пялила глаза на Тоську и её спутника. Официантке с раздражённым лицом и белом фартуке, стиранном в прошлом тысячелетии, Андрей заказал гору сосисок с картофельным пюре и кружку пива для Тоськи, себе к пиву взял сушек. Дождавшись, когда спутница уймёт голод, и перестанет давиться непрожёванными кусками сосисок, напрямик спросил:
- Это вы машины поджигаете?
Тоська вздрогнула, даже тарелку отодвинула.
- Ты чо, фараон?
- Успокойся, ешь спокойно. Не фараон я, журналист. Собираю материал. Полиции стучать не буду, даю слово. Сведи меня со своими.
Тоська присосалась к кружке, молчала минут пять.
- Я подумаю. Надо со своими перетереть, может, они не согласятся. На фараона ты вроде не похож. Приходи через неделю часам к шести к тому месту, где меня встретил. Учти, замечу, что меня пасут, огребёшь по полной.
Закончив говорить, Тоська уткнулась в тарелку, не обращая внимания на Трифонова, словно того и не было. Подумав, Андрей положил на стол три десятки.
- Расплатишься, остальное тебе на еду, чтобы за неделю с голода не померла.
Тоська не посчитала нужным благодарить, и Трифонов ушёл.
Глава 3
Павлин Фикс в отличие от своих дружков по тусовке следил за своим здоровьем. В одном из залов пятикомнатной квартиры на седьмом этаже, купленной ему отцом, стояли всевозможные тренажёры. Фикс не обходил вниманием свой небольшой спортивный комплекс, и раз пять в неделю наращивал в нём мышцы и укреплял брюшной пресс. Фикс не насиловал себя здоровым образом жизни. Случалось, нюхал кокс, покуривал опиум, гашиш через кальян, но делал это редко. Отец Фикса помимо ресторанов, ТРЦ владел акциями Рыбной компании и Автомобильного завода. После окончания сыном университета пытался пристроить того в своей главной конторе, ресторанах, в Рыбной компании, даже предлагал открыть собственное дело, но всё без толку. Не более одного-двух месяцев отпрыск не выдерживал. Для работников контор новый сотрудник представлялся ходячим кошмаром. Капризный, своенравный, имея за спиной отца-босса, являлся для служащих божьим наказанием. К тому же сынок считал, что главным назначением женского персонала является удовлетворение его потребностей. Проболтавшись год в отцовских заведениях, Фикс здраво рассудил, нет никакого смысла прозябать в конторах и губить молодые годы, когда у родока денег – море разливанное, и он совершит благое дело, если станет эти денежки усиленно тратить. Отец, потеряв надежду пристроить наследника к делу, махнул на того рукой.
Всю неделю Фикс пребывал в тоске. Всё надоело, всё обрыдло. Гонки по ночным улицам и приелись, да и фараоны постарались, разложили, где только можно «лежачих полицейских». Не гонки, а маета, вначале, правда, забавляло. Доступные утехи наскучили. Очам и Гник придумали приключения с перчиком, ловить и насиловать по вечерам тёлок. Развлекались два месяца, приелось. Солт и Книрт, нанюхавшись кокса, от скуки спаривались друг с другом. В тот день, они, кто напившись. кто нанюхавшись, в ярко освещённом зале прямо на полу, на ковре устроили брачные игры. На следующий день, проспавшись, с хохотом вспоминали, кто с кем, и как. Крют уверяла, что имела дело с обоими любовниками, а кто был до этого, не помнит. Потешались над толстяком Очамом. Толстяк перебрал и ничего не смог, только измусолил худышку Сабэ. Всё это приелось, даже оргии. Идею, даже не осознав её, подал толстяк.
- В Древнем Рим устраивали гладиаторские бои, вот кровищи-то было, -пробормотал полусонно.
- Где их, гладиаторов, возьмёшь? – фыркнул Гник.
В голове Фикса сверкнула искра. Гладиаторские бои – вот это действительно круто. Но, где их взять. кто добровольно пойдёт на смерть? Деньги! Рискнуть, избежишь смерти, и получишь кучу денег. Можно привлечь нарков. Те за дозу матери голову проломят, и на трупе спляшут. Нет, нарки не подходят. Нарки в большинстве народ слабосильный, худосочный, смотреть не на что будет, да и народец не надежный. Вот среди фиолетов встречаются подходящие особи.
Фикс отхлебнул виски, закурил сигарету, призадумался.
Фиолеты живут не по одиночке, а группами, шайками. В шайках есть старшие, вот к старшим и следует обратиться. Те, за мзду, конечно, подберут подходящих бойцов. Фикс представил, как будет лазить по чердакам, подвалам, помойкам и поморщился. Фиолеты, грязные, вонючие. Противно. Ещё заразу какую-нибудь подцепишь. Надо какому-нибудь прилипале это дело поручить, Робби, например.
Робби был одним из прилипал, окружавших павлинов. Прилипалы гордились знакомством с павлинами. Иногда павлины для развлечения, смеха ради, для какого-нибудь жестокого и унизительного розыгрыша или с практической целью принимали в свой кружок прилипалу, чтобы потом с пренебрежением изгнать. Всякое поручение павлинов даже унизительное и оскорбительное для нормального человека, прилипалы исполняли с готовностью, и считали честью для себя. Если случалось появиться на людях в обществе павлина, прилипалы были на верху блаженства.
Отгулять отпуск полностью не пришлось. Главный вызвал на работу, лицемерно поинтересовавшись самочувствием после полученных ранений.
Андрей проснулся поздно, в десять, от чего-то постороннего. Пару минут лежал, соображая, что бы это могло быть. Наконец, догадался, верещал мобильник Старый хрыч напоминал о статье.
- Да помню я, помню, - хриплым со сна голосом ответил Андрей. – До четырёх с ней просидел. Завтра сдам. Нет, нет сегодня не получится, кой-какие шероховатости надо сгладить.
Сыроватых статей Трифонов не сдавал. Текст должен быть безукоризненным. Дело было не только в «шероховатостях», сегодня предстояла встреча с Тоськой.
Голова оставалась мутной, словно с похмелья, и лёг, и встал поздно. Поспать бы ещё часок, но сон не вернётся, знал по опыту. Приняв горячий затем холодный душ, растёрся докрасна подаренным Милой-Людмилой необъятным махровым полотенцем. Дабы обновить это текстильное изделие, они доставили на нём друг другу незабываемые удовольствия. Вытираясь, вспоминал тот вечер. После водных процедур поджарил пару сарделек и заварил кофе. Дома пил исключительно индийский «планштейн», полюбив его за горчинку и крепость. Всякие экспресс-кофеварки не признавал. Заваривал только в турке, устанавливая её в противень с песком.
До половины второго Андрей просидел над статьёй. Из горячечного выговора главного следовало, если статья не выйдет в срок, газету ждёт крах, а на Город обрушатся кары небесные. Было одно место в статье очень не нравившееся Трифонову, но по требованию главного это было краеугольным камнем статьи, и этот «камень» должен присутствовать обязательно. В роли заботливого, справедливого, милосердного. прозорливого отца города, настоящего миротворца должен быть показан мэр. Из-за этого холопьего славословия Трифонов и тянул со статьёй.
Неделю назад из-за низкой зарплаты забастовали мусорщики, причём во всех четырёх компаниях, занимающихся вывозом отходов. Оказалось, без этих незаметных полупрезираемых трудяг город не может существовать. Пустые банки, пакеты, бутылки, клочки бумаги устлали тротуары, из мусорных баков распространялся смрад. Противоборствующие стороны заняли непримиримые позиции. Руководства компаний наотрез отказались повышать зарплаты, мусорщики отказались выходить на работу, мало того, ещё и потребовали оплатить дни забастовки. Компании пригласили добровольцев из числа горожан, но водители мусоровозов заперлись в кабинах и никого не впускали. Добровольцам пригрозили физической расправой, и те разошлись по домам. Горожане раскололись на два лагеря. Одни поддерживали мусорщиков, находя их требования справедливыми. Другие кляли их на все корки, называя нехорошими словами, требовали применить к ним самые жёсткие меры и даже привлекать коммунальщиков к судебной ответственности за забастовки, для чего ввести в уголовный кодекс специальную статью. Раздрай мусорщиков, грозивший перейти в массовые беспорядки, по-отечески, словно семейную ссору, уладил мэр. Во всех компаниях срочно провели аудиторскую проверку. Спецслужбам, прозевавшим стачку смутьянов, мэр устроил небывалый разнос. Оба генерала и полковники вышли из кабинета отца города в холодном поту с трясущимися поджилками. Досталось владельцам и директорам компаний за доведение дела до конфликта, и, как следствие, нарушение стабильности. На четвёртый день забастовки вожаков мусорщиков пригласили в мэрию. Мэр торжественно обещал повысить зарплату. Из бюджета города оплатить забастовочные дни, и просил выйти на работу. После обеда город начал избавляться от мусора. Компаниям увеличили выплаты из бюджета. Требования забастовщиков удовлетворили, но не полностью. Зарплату повысили не на тридцать, а на двадцать процентов.
Трифонов разобрался в ситуации, написал обстоятельную статью, благожелательную по отношению к мусорщикам. Одобрение забастовкам читалось между строк. Трифонов опасался, что этот абзац главный вычеркнет. Вот славословить в адрес мэра с души воротило.
Никто не знал о тайном указании великого миротворца, со временем под любым предлогом уволить вожаков забастовки с волчьими билетами, а полиции взять их под наблюдение и посадить по уголовной статье. Осенью в Народное собрание поступило предложение дополнить уголовный кодекс статьёй об уголовной ответственности коммунальщиков за забастовки.
До шести оставалось порядочно времени. С чашкой кофе и сигаретой Андрей вышел на балкон. Какой чёрт опять несёт его куда-то. Не получит ли он по своей бедовой головушке зелёненькой квадратной бутылочкой, не пересчитают ли битой рёбра, а напоследок не попинают ли ножками в солдатских бутсах. Ведь такое бывало не единожды. Как-то почти месяц провалялся в больнице. Что за неведомый чёртик живёт в нём и толкает на приключения.
Страх жил в нём, но жило и стремление, разузнать, познакомиться, понять этих ребят. Что ими движет? Действительно протест, для которого они нашли такой выход, или заурядно хулиганство. Пока их протест довольно безобидный. Жертв нет, добавляется работы пожарникам и полиции, убытки несут только страховые компании. Но каким будет следующий шаг, не появятся ли жертвы. Это уже уголовщина. В таком случае их надо остановить. Иначе молодёжь принесёт кому-то горе и сломает собственную жизнь. Как остановить? Предостеречь? Полиция исключается. Привод в полицию только подольёт масла в огонь. Или же это обыкновенная бравада, желание поиграть с огнём, поиск острых ощущений. Тогда любые разговоры пустая трата времени.
В размышлениях Трифонов дождался вечера.
Тоська в тех же джинсах с прорехами, всё также ковыряла носком заношенной кроссовки асфальт. Только вместо косичек голову украшало подобие вороньего гнезда.
Она хоть мыла волосы, перед тем как соорудить сие творение, подумалось не ко времени.
- Пошли. – деловито произнесла девушка, и не думая отвечать на приветствие, и зашагала по улице Восстания.
Трифонов оглядывался по сторонам, стараясь запомнить дорогу. Город потерял своё лицо. В годы его молодости ещё встречались старинные дома со своеобразным обликом. Город превратился в клон сотен таких же городов. Высились бездушные бетонно-стеклянные домищи о десяти двадцати этажей. Домищи заслоняли солнце, превращали улицы в ущелья, наполненные миазмами и метастазами. И везде реклама, реклама. Купи, купи, купи автомашину, купи эротическое бельё, квартиру, мебель. Не хватает денег - возьми кредит. У нас всё просто – сегодня оформление – завтра деньги, под смешные проценты. А у нас отличные наличные, нужен только паспорт. Не спи, замёрзнешь, зайди, развлекись..
Андрей едва поспевал за своей вожатой. Тоська шла не обращая внимания на прохожих. Перед неизбежным столкновением выставляла вперед худенькое острое плечико. Вслед ей неслись ругательства и пожелания удачи в жизни. Девушка не отвечала ни на ругательства, ни на всевозможные пожелания. Казалось, они доставляли ей удовольствие.
Если бы не малый рост, и хрупкая фигура, сказал бы, прёт, как танк. Вся её грубость, детский способ самоутверждения, думал Андрей. Однако шёл сзади, идти рядом непременно нарвёшься на скандал.
Они свернули в переулок, затем на незнакомую улицу, всё дальше удаляясь от центра города. Здесь начинался район трущоб, живший по своим законам. Полицейские появлялись здесь редко, разъезжая на бронированных автомобилях с пуленепробиваемыми стёклами. Обычные патрули объезжали своенравный район стороной. Обитатели трущоб жестоко дрались, резали и стреляли друг друга, но перед фараонами держали сплочённую оборону. Искать здесь свидетелей преступления было бесполезным занятием. Андрей не заметил, как появились двое парней, завязавших ему глаза чёрным платком и взявших под руки. Очевидно, они давно шли сзади. Он ничего не видел. Но по направление чувствовал, что ходят по кругу. Спотыкаясь, вошли в какое-то здание, и ему развязали глаза.
Он оказался в обширном помещении со следами росписи на стенах. В противоположной стороне находились проёмы широких дверей, высокие окна закрывали доски. По всей видимости зал представлял собой фойе бывшего кинотеатра. Помещение освещалось заходящим солнцем через открытую дверь, и костром, горевшим посередине зала. Вокруг костра сидело десятка полтора молодых людей обоего пола. По одежде, худобе в большинстве угадывались дети из малообеспеченных и неблагополучных семей. Была и пара молодчиков из богатеньких, скорей всего павлинов. Эти пришли за адреналином, и ничем не рисковали. В случае чего, папеньки сумеют вытащить из кровожадных лап полиции. Председательствовал долговязый рыжий парень с прыщавым лицом, лет восемнадцати-двадцати, восседавший на вращающемся кресле. Андрей оказался под прицелом пятнадцати пар глаз. Одни смотрели с насмешкой, другие с иронией, некоторые с презрением, но враждебности не наблюдалось. Бить бутылкой по голове, считать рёбра битой никто не собирался.
Долговязый приказал сопровождающим: -
- Обыщите, найдёте диктофон, дайте пинка под зад. Из мобильника вытащите аккумулятор. Хвоста не привели?
- Мы вели их от места встречи. За этим, - докладывал охранник, кивнув на Трифонова, - увязался топтун. Мы его успокоили ещё в Городе.
- Что, совсем?
- Нет, что мы звери. Отдохнёт часок, оклемается.
- Тоська, - приказал долговязый, - тебя срисовали. В Город ни ногой.
Андрей поднял руки, готовясь к обыску. Записывающей и передающей аппаратуры у него не имелось. Он и не собирался ничего писать. Но предосторожность считал правомерной. Проворные руки зашарили по телу, вывернули карманы.
- Только документы. Из записывающей аппаратуры – блокнот с ручкой, - доложил второй охранник.
Долговязый протянул руку, и охранник, подойдя, отдал документы. Долговязый полистал паспорт, удостоверение журналиста.
- Ну, здравствуй, Андрей Трифонов. Меня зовут Дзен. Что ты хочешь, зачем припожаловал. Ты осознаёшь, что можешь не выйти живым?
- Я не думаю, что вы такие кровожадные. Зачем вам убивать меня. Я не представляю для вас угрозы.
- Так зачем ты пришёл? Вот они мы – поджигатели, потрясатели общества. (Насчёт потрясателей ты, дружок, загнул, - подумал Трифонов). Мы будоражим общество, которым правят акулы и жирные свиньи.
- Я исследую молодёжные движения. Разве вы не понимаете, от ваших акций акулы и жирные свиньи не терпят никаких убытков. Они не теряют ни одного фунта, ни единого цента и ваши поджоги вылетают в свисток. Что вы думаете делать дальше, устраивать беспорядки? До сих пор ваши выступления обходились без жертв. Из чего можно сделать вывод, что вы не отморозки, и не хотите насилия. Но вы должны понимать, всего не предусмотришь, могут сложиться обстоятельства, при которых вынужденно или случайно прольёте кровь, причём невинную. Разве вы этого хотите?
Председатель партии Дзен читал умные книги и пользовался непререкаемым авторитетом у своих сторонников. Всякое его слово являлось для них откровением божьим.
- Мы и не предполагали, что нанесём ущерб. Я читал Маркса и Ленина, - Дзен скромно потупил глаза. – Ленин отвергал террор, как метод классовой борьбы. У нас другая ситуация. Наше общество окутано лицемерием и фальшью, оно захлёбывается ложью. То, что делает мэрия и мэр для молодёжи насквозь фальшиво. По-настоящему до молодёжи нет никому дела. Молодёжь бесправна. Я не имею ввиду отпрысков так называемой элиты. Там всё путём. А дети простого, малоимущего народа? Наша цель не террор, ты правильно отметил, мы не хотим кровопролития, и ты ещё раз правильно заметил, нас могут к этому вынудить. Наша цель - будоражить общество, будить его. Своими действиями мы подымем молодёжь, молодёжь скажет своё слово, акулы и жирные свиньи полетят к чертям собачьим.
Дзен говорил и говорил о порядках, царящих в Городе, о несправедливостях, когда у одних есть всё с избытком, а другие едва сводят концы с концами, не знают, чем накормить детей. Всё это было правильно. Всякий здравомыслящий человек понимал это. Разоблачения Дзена были для мыслящих людей прописными истинами, но они смирились с такими порядками.
Труды классиков марксизма негласно изъяли из библиотек. Но их труды были давно выложены в Сеть. Всякий желающий мог найти их. Вот только желающих отыскивалось мало. Да и редкие желающие считали тексты скучнейшими, и заканчивали чтение, если не на первой-второй странице, то на десятой обязательно.
Соратники Дзена слушали своего предводителя едва не с разинутыми ртами. Что с ними станет через десять, даже пять лет, думал Трифонов. Никакой молодёжной революции они не совершат, это ясно, как дважды два. Богатенькие молодчики насытятся адреналином, вернутся в лоно своего общества, остепенятся. Остальные? Скорей всего сопьются, пристрастятся к наркотикам, третьи получат сроки, и тюрьма станет для них родным домом. Незавидная судьба ждёт и Дзена. Парень он неглупый волевой. Возможно, со временем превратится в народного трибуна. Если власть увидит в нём опасность, участь его предрешена. У полиции много способов засадить неугодную личность лет на пятнадцать. Самый простой – подбросить наркотики. Могут задержать за надуманное правонарушение на пятнадцать суток, и за это время превратить в конченного наркомана, затем с помощью СМИ «разоблачить» народного трибуна.
Давешнее действо повторилось в обратном порядке. Гостю вернули документы, завязали глаза, и под руки вывели из трущоб.
Трифонов был далёк от участия в какой-либо борьбе. Его дело – наблюдение и аналитика.
Через месяц поджоги внезапно прекратились. Ни одного из поджигателей полиция не задержала.
Глава 4
Встречу Робби Фикс назначил в заурядной, но достаточно приличной кафешке. Приглашать того в «свой» ресторан было несподручно, а идти в смрадную забегаловку не хотелось. Спрятав презрительную усмешку, изображая благодушие, наблюдал, как млея от восторга, Робби пьёт дорогой виски, закусывает солёными маслинами, пожирает свинину по-китайски.
Ещё бы не млеть! Он сидел за одним столом с павлином, ел и пил вместе с ним. Взгляд прилипалы тянулся к бутылке, но парень не решался сам наполнить рюмку. Фикс жестокосердно наслаждался мучениями.
-Да ты пей, пей, - как бы спохватившись, воскликнул он, и наполнил до краёв рюмку. – Ешь, пей не стесняйся, за кофе поговорим о делах.
Черноволосая официанточка в короткой ярко-синей юбочке и белой наколке принесла Фиксу салат из морепродуктов, поставив тарелку на стол, обворожительно улыбнулась, спросила не надо ли ещё что-нибудь. От клиента ожидались щедрые чаевые, и девушка старалась. Провожая официантку взглядом, Фикс обозрел зал. В таких кафешках запросто нарвёшься на неприятности, а ему не хотелось ходить с попорченным фейсом. Девицы за соседним столиком строили глазки, зато парни смотрели угрюмо. За столиком у стены «культурно отдыхала» компания дворовой шпаны. Вот этих следовало опасаться, бог весть, что у них на уме.
Робби насытился, отрыгнул в кулак. Фикс пресыщено ковырялся в салате, щёлкнув пальцами, подозвал официантку, велел принести кофе. После пары глотков, брезгливо отодвинул чашку. Робби выпив половину, не уставал подливать в напиток виски.
- Найди бугра или смотрящего, или как они себя называют, одним словом авторитета фиолетов, и устрой мне с ним встречу. Только чтоб это был настоящий авторитет, а не пьянчужка. Иначе наша дружба с тобой закончится.
- А на что он тебе?
- Это я ему сам скажу. Ещё вот, скажи можно наварить хорошие бабки. Вот тебе на расходы, - Фикс бросил на стол три десятки, и, расплатившись по счёту, ушёл.
Воровато оглянувшись, Робби налил полную рюмку и пододвинул к себе недоеденный салат
После переговоров с финансовым директором Компании Рольф Армед спустился в бассейн расслабиться.
Глядя на мэра, всякий понимал, пред ним вождь, водитель людей. Телосложение Рольф Армед имел крепкое, рост под 190 сантиметров. Всё у него было крупным и фигура, и лицо, и черты его: губы толстые, но твёрдо очерченные, волевой квадратный подбородок, выдающийся вперёд, большие серо-стальные глаза, разящие тяжеловесным, словно средневековый меч, взглядом. Причёску Рольф носил короткую – седой ёжик. За здоровьем следил ревниво. Вставал в 6 часов утра. Час занимался физическими упражнениями и бегом. Кухню, ресторан, в котором обедал, снабжала продовольствием особая ферма, производившая экологически чистые продукты. За этим следил специальный служащий. Алкоголь мэр употреблял мало. При необходимости на приёмах, всевозможных встречах пригубливал бокал. Вечером, перед сном позволял себе рюмку выдержанного коньяка и трубку табака «Ориентал».
Очень узкий круг сотрудников ведал, что мэр владеет контрольным пакетом акций Нефтяной компании. Этими акциями мэр распоряжался лично, акциями иных компаний занимался финансовый отдел.
В Городе помимо полиции с её спец и особыми отрядами, существовала десятитысячная Народная гвардия, подчинявшаяся лично мэру. Гвардия имела на вооружении различное стрелковое оружие, огнемёты, слезоточивый и нервнопаралитический газ, бронемашины, вертолёты, артиллерию. Бойцы её не имели семей, владели приёмами рукопашного боя. Могли убить человека голыми руками или подвернувшимися средствами, вплоть до авторучки.
Когда-то у Армеда была мечта, нажить миллион. Жизнь свою Армед посвятил достижению этой мечты. Крутился как белка в колесе, не досыпал, не отдыхал. Мечта осуществилась и превратилась в вожделение. За одним миллионом последовал десяток, затем сотня, за миллионами обозначился миллиард. Сейчас цена Армеда вместе с активами приблизилась к двум десяткам миллиардам. Зачем ему столько денег, сам не знал, даже не думал об этом. Как законченный наркоман не может жить без дозы, так Рольф Армед не мог выйти из процесса делания денег. Почти во всех компаниях города Армед имел акции. Компании попросту не открылись бы, не сделав мэра своим акционером. Имея баснословные дивиденды, получая денежные поступления из других источников, Рольф Армед не жил подобно обленившемуся рантье девятнадцатого столетия. Нет, он держал руку на пульсе. С отчётом и для получения указаний один раз в неделю являлись гендиректора компаний и финансисты. У каждого был свой день и час. По средам приходил финансовый директор Нефтяной компании. Среда был только его день. Все крупные предприниматели знали, чтобы получить благословение мэра на строительство, открытие фирм и тому подобное, нужно сделать солидное подношение. Подношения делались не в открытую, наличными в конвертах, а затемнено, скрытно на особые счета. И всё же главными для Рольфа Армеда были не сами миллиарды, а ход их приобретения. Он не сидел над своим несметным богатством подобно скупому рыцарю, оберегавшего сундуки с золотом даже от родного сына, а содержал всё многочисленное семейство, прожигавшего жизнь и бравшее от неё всё за границей. Единственным условием было – никаких наркотиков и громких скандалов, позорящих славную фамилию Армедов. За благопристойным поведением семейства следили специальные соглядатаи. При нарушении поставленных условий субсидии прекращались. Единственным тружеником был старший сын, работавший в исследовательском фармакологическом институте в Лондоне. Отец предлагал сыну сделать его директором, даже создать новый институт, в котором тот был бы полновластным хозяином, но тот предпочёл заниматься чисто исследовательской деятельностью. Жена обреталась за границей, преимущественно в Штатах. Армед знал наперечёт всех её любовников. Мальчики, переступавшие границы дозволенного и позволявшие лишнее, имели «беседы» с соглядатаями, и исчезали с поля зрения. Члены семейства редко посещали Город, общались с благодетелем по видеосвязи. Жил миллиардер в обширных чертогах, в которых мог разместиться полноштатный пехотный полк. Залы, комнаты, коридоры украшали картины, гобелены, мраморные статуи, преимущественно эротического характера. Мэр был большой проказник по женской части. В доме постоянно жили одна-две меняющиеся любовницы. Скорее не любовницы, а наложницы. Предвкушая щедрое вознаграждение, наложницы с готовностью поддерживали все эротические изыскания хозяина. Сейчас в бассейне его ждали две обнажённые рыбки. Одну предполагал уволить, а вторую – малышку Коду оставить. Малышка упоительно делала всевозможные массажи.
Глава 5
Бар «Гавань» располагался на Портовой улице в некотором удалении от порта в первом этаже бетонной высотки. Бар представлял собой длинный зал без претензий на оригинальность – голые стены, пластиковые стулья салатового цвета, такие же стулья. Сюда приходили люди попить пива, потрепаться «за жизнь», всякие припамбасы совсем ни к чему. Пиво в баре подавали отменное – и бочковое, и бутылочное. Бутылочное было настоящее. В стеклянных бутылках, а не пойло в пластиковых полторашках и алюминиевых банках. В основном бар посещали нефтяники, это был их родной дом. Посторонний мог нарваться на скандал. Имело питейное заведение свою достопримечательность. При входе в зал, в углу, на своём обычном месте сидел Мойша-доносчиик, он же Мойша-плакса. Из двух кружек Мойша пил пивные недопитки и закусывал снедью, рассыпанной на обрывке газеты в невообразимом беспорядке – креветки, огрызки охотничьих колбасок, сыра, сухариков, орехов. Своим появлением белый свет обрадовал лет тридцать назад с небольшим. В отцовстве подозревали заезжего пьяницу матроса-негра, а в материнстве местную еврейку-попрошайку, последнее являлось бесспорным. От бурной страсти сладкой парочки на свет появилось обезьяноподобное существо с несоразмерно длинными руками, сильными ладонями, большой круглой головой с низким лбом на то тонкой шее. Шея была настолько тонкой, что при сильном ветре возникали опасения, не оторвётся ли голова от туловища и не улетит ли в поднебесье. Организм Мойши чутко реагировал на изменения в погоде. Едва небо затягивали тучи, и капали первые брызги дождя, лицо Мойши становилось плаксивым. Главной страстью Мойши было доносительство. Доносил всем на всех, левым на правых, правым на левых. Фараонам – на посетителей бара, дружкам, угощавшим его пивом, передавал подслушанные разговоры фараонов. Мог подойти к человеку, и прошептать на ухо; «А что я про тебя знаю! Дай центик, никому не скажу». Хотя знал всего навсего, что человек справил малую нужду в неположенном месте. Раньше Мойшу частенько жестоко бивали, но со временем поняли всё его доносительство яйца выеденного не стоит, и в благодарность за сообщённые сведения угощали пивом.
Первые дни осени пришли с дождями. От озноба морщились лужи на тротуарах, пытаясь укрыться под опадающей листвой. На лице Мойши слёзы источали не только глаза, но и кожа. Помещение уютно освещали матовые шары, радиаторы отопления дышали теплом. Стеклянная дверь распахнулась, в холл ввалилась галдящая ватага мужиков. Гардеробщик и швейцар в чёрном костюме с позументами под золото водрузили на лица приветливо-радостные маски, посетители были хорошо знакомы, не скупились на щедрые чаевые. Стоило порадеть. Побросав как попало мокрые куртки, драгоценные гости повалили в зал. Швейцар торопливо распахнул дверь, заслужив похлопывание по плечу. Официантки в не очень свежих передниках и наколках светились радостью. Первым делом бесцеремонные гости сдвинули пять столов, образовав один общий. Постоянным и щедрым завсегдатаям эта вольность дозволялась. Быстроногие девушки несли кувшины с пивом и кружки. Раздавались :заказы:
- Мне сухариков!
- Мне орешков!
- Мне воблы!
- Мне креветок!
- Слышь, Фил, - говорил лохматый Крис белокурому гиганту, заказавшему морских рачков, - анекдот про креветки слышал?
- Валяй! – кратко ответствовал гигант.
- Проститутка решила навестить родственников, повезла в подарок пакет креветок. Приехала, значит, из вагона выходит, за чо-то зацепилась, пакет порвался, креветки высыпались и поползли по перрону. Одна тётка, сроду креветок не видавшая, спрашивает: «Это кто ж такие?» Проститутка креветок собирает, и так обозлилась, тут ещё тётка, как рявкнет: «Не видишь, чо ли, … это!» Тётка ажно рукам всплеснула: «Ну надо же какие большие! В прошлом году совсем малюсенькие были!» Крис закончил и выжидательно гоготнул. Фил залпом выхлебнул полкружки пива, меланхолично ответил:
- У твоего анекдота борода седая.
Брякали кувшины, кружки, пиво лилось рекой. Пошли разговоры о «цыпочках», о начальнике смены, по всякому пустому поводу накладывавшему штрафы. Унылый Горг, поминутно вытиравший скомканным платком лысый череп, завёл нудный разговор о змеюках - жене и тёще.
- Ты пойми, обнимал он за плечи Фишера, - да я только и живу здесь, с моими друзьями. А дома – ад. Спиногрызы только и знают – деньги тянуть. Не дашь – тёща грызёт жадоба, жаба задушила, детям деньги пожалел. Дашь –жена нудит, зачем деньги транжиришь.
Гурон, для усиления действия, подливавший в кружку водку, почувствовал позыв в туалет, поднялся обошёл стол, придерживаясь рукой за спинки стульев. Слегка штормило. Ухватившись обеими руками за стул по пути в туалет, Гурон едва не свалил на пол сидевшего на нём человека. Тот даже пиво на колени пролил, и с возмущением воскликнул:
- Мужик, извиниться не желаешь!
Гурон остановился, тараща остекленевшие глаза и переваривая услышанное.
- Перед тобой, чучело! Да пашё-ёл ты!
Конфликта не было, был мордобой.
Неожиданно даже для себя, возмутитель спокойствия схватил графин, и приложил им к голове «чучела». В зал воцарилась тишина. Оторопевшие на несколько мгновений товарищи жертвы нападения, вскочили. От мощного удара Гурон приземлился на соседнем столике, сметя с него графины, тарелки, кружки.
- Наших бьют! – завопил Крис. размахивая длинными руками. – Я знаю их, они с автомобильного. Они какого .. в наш бар пришли. Гнать их!
Скрывая гаденькую улыбочку, Гурон вторил Крису:
- Я за подмогой.
Подмога не потребовалась. Нефтяники кратно превосходили автомобилистов, и в четверть часа те были вышвырнуты из зала. Гурон разбитым графином пытался нанести убийственный удар противнику. Но спокойный и рассудительный Фил облапил его могучими дланями, и не позволил совершиться кровопролитию.
- Зря они в наш бар заявились, - говорил коренастый Алексей, играя мускулами. - Эх, не дали помахаться. Пойти догнать, чо ли.
- Сиди уж, - урезонил забияку Фишер, и рявкнул на Гурона: - Ты, придурок. Ты чо утроил? Не умеешь пить, без приключений никак не можешь, так дома сиди.
Администратор звонил в полицию, но Фишер властно перехватил руку.
- Не надо фараонов, и никогда больше этого не делай. Это наша территория, сами разберёмся, и протянул несколько банкнот. – Посчитай, скажешь, после возместим убытки.
Алексей шептал Крису и Гурону:
- Ну, чо, сходим к автомотам. Помашемся.
- Хоть сейчас готов! – Гурон аж приплясывал от нетерпения.
- Сегодня не получится, он, – Крис кивнул на Гурона, - вообще никакой. Какой из него боец. Ребят сегодня кликнем, скажем, автомоты в нашем же баре на на нас наехали. Завтра пойдём.
Официантки убирали осколки, гудёж продолжался. Обхватив Гурона за талию, Фил потащил забияку домой.
Глава 6
Развалившись в кресле, Андрей водрузил босые ступни на журнальный столик. Чашка с дымящимся кофе стояла на подлокотнике. Шёл седьмой час вечера, Людмила должна освободиться, и он набрал её номер.
Высвободившись из крепких мужских объятий, Людмила свесилась с кровати, подняла с пола телефон, и, нагая, выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь. Звонил постоянный любовник, почти муж.
- Ах, Андре, я так устаю в последнее время, - томно заворковала Людмила. – Работаю допоздна, и сейчас на работе. Одно желание – добраться до постели и рухнуть спать.
- Я гонорар получил, - разочарованно произнёс Андрей. – Думал, отметим, сходим в ресторан, развлечёмся. Сколько мы с тобой не встречались, две недели однако. Я соскучился по тебе, очень, очень.
- Ой, Андре. Думаешь, я не скучаю. Я такая усталая. Ничего у нас не получится. Я разберусь с работай, отдохну, и мы с тобой устроим не ночь, а неделю любви. Не сердись, милый. Поскучай ещё не много, совсем чуть-чуть, обещаю.
Дверь отворилась, и Людмила поспешила сказать: «Пока, пока».
С Эроном Людмила сошлась для разнообразия. Эрон был на десяток лет моложе, весь переполнен юношеским любовным жаром. Во время близости молодой любовник выкрикивал грубые непристойности. С таким выражением любовного восторга Людмила встретилась впервые, и выкрики придавали страстности. Жаль, но Андрей ни за что не пойдёт на такое разнообразие. Расставаться с Андреем она ни в коем случае не хотела. К нему она испытывала не только желание. но и тёплое чувство привязанности. Андрей это неколебимая стена, прислонясь к которой она испытывала утешение и обретала спокойствие. Всякие Эроны это так, мимолётные приключения. К ней они не испытывают никаких чувств, только вожделение её тела. Если по-честному, она отвечает им тем же. А Андрей её любит, по-настоящему. Ещё неделька, и она вернётся к нему. Знал ли Андрей о её приключениях, может, он сам времени не терял, и ей не из чего казниться? Всё-таки Андрей был для неё не любовником, не партнёрам по постельным танцам, а возлюбленным. А её «приключения» от того. что она такая развратная, и не достойна его. Любит одного, а кувыркается с другим, к которому не испытывает никаких душевных чувств.
Голос в трубке смолк, и Андрей уронил телефон на пол. Он нуждался в женщине. С Милой творилось что-то странное. Неужели дело идёт к разрыву? Но почему, разлюбила? Обычно Мила отзывалась на его зов. Отнекивалась изредка, но нынешнее отнекивание слишком затянулось. Неужели завела любовника. Если его подозрение верны, что ему делать, порвать с неверной. Но сможет ли он это сделать. Отношения у них несколько странные, но он и дня не проживёт, зная, что Мила для него потеряна. Он её любит, но за что. За тело. ласки, глаза, улыбку, характер. Обеды она ему не готовит, стряпнёй не балует. Из всех блюд у неё получается только яичница с ветчиной, да ещё салат из помидор и огурцов, и тот то недосолит, то пересолит. Возможно обыкновенная привязанность, за то что она ему мирволит и удовлетворяет потребность в женщине. Обращаться к услугам жриц любви Трифонов брезговал, а партнёрш на запасных аэродромах не завёл. Нет. Любят потому, что любят. а. если за что-то, это уже не любовь, а нечто иное. Но что ему делать, подождать, пока всё само собой уладится, проследить за ней. Слежка за любимой женщиной ему претила. Обратиться к частным сыщикам? Они всё сделают профессионально, но при этом влезут в его личную жизнь. Неизвестность хуже всего, надо всё выяснить, а потом решать.
Вечер предстоял тягостный и Трифонов позвонил закадычному другу.
По протекции Арвида Бергмана Трифонов прикупил в своё время солидные акции рыбопромышленного концерна. Своих денег не хватило, пришлось занимать и брать кредит. Но игра стоила свеч. Благодаря акциям Трифонов имел дополнительный доход и слыл преуспевающим человеком. Акций в свободной продаже не ходили, приобрести их можно было, только имея покровителя. Поддержку оказал Бергман, работавший в финансовом отделе мэрии. Червячок смущения не грыз Трифонова. Он никого не обокрал, не смошенничал. Просто использовал неписанные законы этого отвратительного мира в своих интересах.
Когда Трифонов не писал статью, не рыскал в поисках материала, и был лишён любовных утех, коротал вечера с лучшим другом в баре с редким названием «У причала». В своих привычках друзья существенно разнились между собой. Арвид пил текилу, Андрей – коньяк. Виски отвергали оба, как пойло америкосов и буржуев. Арвид курил трубку, Андрей – сигареты. Бергман любил повторять: «Ты куришь свои цигарки на ходу, не получая полновесного удовольствия. Лишь наполняя организм никотином. Кстати, рак губы развивается благодаря сигаретам, а не трубке. То есть, ты наносишь вред своему организму, не получая никакой отрады взамен. Разница между сигаретой и трубкой подобна разнице между неотёсанным мужланом и высокообразованным мудрецом. Я выкуриваю за день 4 – 5 трубок. Делаю это не на бегу, а в спокойной обстановке. Выкуривая трубку, я испытываю блаженство. Я не просто курю, я размышляю. Если хочешь, трубка это образ жизни, присущий человеку уравновешенному, рассудительному, а не какому-нибудь вертопраху».
После третьей рюмки текилы Арвид Бергман набил трубку табаком, пахнущим глубокомыслием и мудростью. Умяв большим пальцем табак, откинулся на спинку стула и с наслаждением закурил. Синеватые клубы дыма окутали бородатое лицо, словно фимиам личину божества. Сделав несколько затяжек, изрёк:
- Не сдаётся ли тебе, мой друг Андрей, что люди в большинстве своём в глубине души извращенцы.
- В нашем мире, кто только не встречается, в том числе и извращенцы. – Андрей сделал глоток коньяка и подозрительно посмотрел на друга, ожидая услышать изложение очередной теории из числа невероятных, на которые тот был весьма плодовит.
- О! Я говорю не о видимых извращенцах, пожирающих младенцев или насилующих девушек изощрёнными способами. Я говорю об извращениях, тяге к жестокости, заложенной в подсознании. Для сознания жестокость – извращение, для подсознания - норма. Чем объяснить, что добропорядочная семья, сидя за ужином, спокойно смотрит фильм ужасов со сдиранием кожи, ломкой костей, отрезанием голов, потоками крови.
- Во-первых, иных фильмов, как с потоками крови попросту нет. Сейчас уже не отличишь, где фильм ужасов, где обыкновенный. Во-вторых, телеужасы воспринимаются, как ненастоящие, не всамделишные.
- Ага. Бессмысленные убийства, совершаемые почти ежедневно, по-твоему, тоже ненастоящие потому, что произошли где-то, а не рядом. Ага. Идём дальше. Посмотри на богов, которых придумали себе люди, жестокость на жестокости. Боги жестоки и кровожадны, но люди одели их в благородные одежды, окутали флёром любви и романтики. Возьмём эллинов. Например, Аполлон. Его губительные стрелы приносят смерть ни в чём неповинным людям. А Марсий дерзнувший вступить в музыкальное состязание с богом, с которого тот, разгневанный его дерзостью, с живого содрал кожу. А поклонение Артемиде в Спарте, в которой в честь богини секли мальчиков, пока кожа не превращалась в лохмотья и кровь не заливала алтарь. Но всех превзошли христиане. Ты читал Ветхий Завет?
Андрей нечленораздельно промычал и Арвид продолжил.
- Чего стоят казни египетские. Бог сам ожесточил сердце фараона, чтобы тот не признавал славы господней. И люто карал неповинных людей за упрямство фараона, навязанное им самим. А как умертвил людей за то, что те махали кадилами не так как он велел. Или принудил дочерей по очереди спать с собственным отцом. Вот ещё прямо-таки садистский подвиг. Чтобы доказать любовь и верность ему, предложил отцу принести в жертву сына. Причём, заметь, заранее решил остановить руку с ножом. Но отец-то не знал об этом. Представь какие нравственные страдания испытывал отец, подводя к жертвеннику сына. Бог знал, каким страданиям подвергал человека, и сладострастно наблюдал за ними.. Это ли не верх садизма и изуверства. И люди поклоняются этому богу. Богов родило человеческое подсознание, из чего можно сделать вывод, что в подсознании людей царит жестокость.
- Я со всем согласен, кроме дочерей, где здесь жестокость? Извращение – да, но не жестокость.
- А ты представь нравственные муки, которые испытывали девицы, когда спало божественное наваждение.
- Скучаем, мальчики? – к друзьям без стеснения подсели две девушки, доселе восседавшие на табуретах у барной стойки и пившие бесконечные кофе и минералку.
Пташки стреляли глазками по всему залу, словно охотницы, высматривающие дичь. Два прилично одетых мужичка, очевидно из богатеньких, пьющих дорогие напитки, (ничто не ускользало от взглядов охотниц), показались достойной внимания добычей. На поверхностный взгляд девицы представлялись блондинками из анекдотов – кукольные личики, доверчивые глаза, бесхитростные улыбки. Но намётанный глаз журналиста определил в них продувных бестий. Друзья переглянулись, задушевному философствованию пришёл конец.
- Я Инга, это Кейли, - назвались девушки.
Арвид представил себя и друга.
- Не угостите ли дам коктейлем? – проворковала Кейли.
Бергман покачал головой, ухмыльнулся, подозвал официанта, и заказал две «Балеринки», смесь шампанского, коньяка и виноградного сока. Опустошив бокал на треть, Кейли долила в него текилы, а через четверть час подруги сидели на коленях у кавалеров. Бергману такой напор не понравился. Отстранив Ингу, покусывавшую мочку уха, ошарашил Трифонова признанием:
- Девушки, нам хорошо с другом вместе. Нам никто не нужен.
Девиц. как ветром сдуло с колен несостоявшихся кавалеров.
- Так вы – голубые? – воскликнула Кейли. – Что сразу не сказали. Фу, какая гадость. Я на коленях у голубого.
Обманувшие надежды кавалеры вызвали у ночных бабочек отвращение. Не оглядываясь, направились к бару.
- Можете по «Балеринке» заказать на мой счёт, - проводил их щедрый Бергман.
Девицы презрительно фыркнули, но коктейли заказали.
- Ты, что сдурел? Ты, что наговорил? – едва не вскричал Трифонов.
- Иначе от них не отделаться.
После знакомства с ночными птахами, текилы значительно поубавилось и Бергман заказал новую бутылку.
- Они эту новость разнесут по всему белу свету, - ворчал Трифонов. – Представляю, как к нам в баре станут относиться.
- Да никак не станут. Что, голубых тут нет. Хочешь, покажу
- Нет уж, уволь, - Трифонов скорчил брезгливую гримасу.
- Вот принесло же, весь кайф обломали, - проворчал Бергман, набивая трубку.
К полуночи закончили обсуждение мировых и городских проблем. Арвид не смог удержаться от очередной лекции о преимуществах трубки перед сигаретой. Прославление трубки означало определённый уровень. Ещё пару рюмок и наступит беспробудный сон. Трифонов поспешил вывести друга из бара, и посадил в такси.
Глава 7
Ристалище организовали во дворе заброшенного подшипникового завода. У стен корпусов, скрывая металлические останки всевозможного оборудования, разрослись древообразные сорняки – чертополох, лебеда, лопухи, худосочные клёны. Сама площадка, предназначенная для боёв, освещалась четырьмя кострами в бочках. Зрители размещались двумя полукругами, оставляя свободным проход в здание, где ждали своей очереди бойцы, и въезд со стоящими там лимузинами и джипами. Публика жевала поп-корн, курила, потягивала пиво, нетерпеливо посматривала в чёрный дверной проём, в ожидании гладиаторов. Вызвав свистки, выкрики нетерпения, на площадку вышла первая пара. Открывшей кровавое действо паре – лысому и кудрявому – явно не доставало боевого пыла. Они словно боялись друг друга, кружили по площадке, отскакивали в стороны при приближении противника. Наконец лысый ткнул кудрявого в живот. Тот хватал воздух широко открытым ртом, выпустил из рук биту, согнулся пополам, сел на землю. Публика ревела, требуя продолжения поединка. Победитель затравленно огляделся, и ушёл с ристалища, за ним заковылял побеждённый. Второй бой мало отличался от первого. Зрители возмущённо ревели и топали ногами. Фикс ругался и бормотал сквозь зубы: «Не бои, а пляски трусов». Подозвав Робби, злобно процедил:
- Передай этому уроду, если не будут драться по-настоящему, денег он не получит.
В одном из лимузинов квакнул клаксон, открылась дверка, наружу выбрался детина в чёрном костюме, жестом подозвал Фикса.
- С тобой хотят поговорить, - бросил коротко и открыл заднюю дверку.
На сиденье вальяжно развалился хорошо ухоженный мужчина лет пятидесяти с эспаньолкой на крупном лице. Мужчина был знакомым, встречал у отца, но имени не помнил.
- Здравствуйте, - уважительно произнёс оробевший Фикс.
- Здравствуй, здравствуй, сынок, - ответил мужчина. – Что за лабуду ты устроил? Уважаемые люди приехали развлечься, пощекотать нервы после дневной тягомотины. А что видят? Трусливые полусонные бараны даже боятся ткнуть друг друга битами. Идея у тебя хорошая, но надо добавить остроты, перца, чтобы мозги, кровь во все стороны летели. Тогда уважаемые люди с превеликим удовольствием станут приезжать на твои, ммм, потешки. И ещё, имей ввиду, ведь это бизнес, и хороший бизнес. Устроишь тотализатор, денежки рекой потекут. Не придётся у папаши клянчить.
Фикс замялся, не хотелось выглядеть трусливым лохом, разговаривал с серьёзным человеком. Но инстинкт самосохранения взял своё.
- Если кровь, мозги в разные стороны, не долго и на электрическом стуле отдохнуть.
Таинственный собеседник издал смешок.
- До чего же ты наивен. Думаешь, как я сюда попал? Об этом мне сообщил наш главный полицейский, кстати, он сидит в соседнем лимузине. Всё, что происходит в нашем стабильном городе известно вежливым ребятам. Он потому и стабилен, что есть, кому охранять стабильность. Об электрическом стуле забудь. Если твои зрелища понравятся главному полицейскому, тебя не только не тронут, но будут охранять и даже помогут в подборе расходного материала. И вот, что ещё, как-то облагородь своё ристалище, убери бурьян, железяки, устрой площадку для вип-персон. Всё понял? Ну, с богом, действуй.
Фикс словно бодрящего напитка выпил. Подбежавшему Робби сунул кулак под нос.
- Такая тягомотина не пойдёт, чтоб я её больше не видел. Вели своим шестёркам найти арматурные прутья, накалить на костре и тыкать ими в задницы этим баранам. Бои до крови, чтобы хлестала во все стороны, желательно с парочкой смертельных исходов, чтобы побеждённые своими ногами не уходили. Понял? Не сделаешь, спрошу по полной программе. Возьми в машине пойло, наливай бойцам перед боем.
Следующая пара – рыжий и чернявый – получив несколько болезненных тычков, бились по-настоящему. Слышался стук скрещиваемых бит, шлепки по телу. Противники зверели, и всё яростней нападали друг на друга. Чернявый пропустил сильный удар по бедру, и, выронив биту, упал на колени. Людьё ревело:
- Убей, убей!
Рыжий обернулся, дико огляделся. и со всего маху опустил биту на голову раненого противника. Череп раскололся, на землю вывалились мозги, хлынула кровь. Девицы визжали и хлопали в ладоши, парни ревели по-звериному. Робби смотрел склизко. губы кривились в улыбке торжествующего вурдалака. У Фикса пресеклось дыхание, во все глаза смотрел на растекающуюся кровь. Одно дело видеть убийства по телевизору, и совсем другое в натуре. Вот это настоящий драйв. Два парня из команды Робби, схватили убитого за ноги и утащили в темноту. Побоище продолжалось. Публика бесновалась от восторга.
После кровавой брани тусовка поехала к Фиксу на его тёмно-синем «Феррари». Кроме «Феррари» Фикс владел двухместным скоростным кабриолетом «Мерседес-АМГ» ярко-красного цвета. В считанные секунды кабриолет развивал скорость в 150 километров. Фикс обожал эту машину. Любил милый негодник бросить руль, встать во весь рост, размахивать руками и орать во всё горло. Гнал обычно по разделительной полосе, водители на встречке, громко бранясь, едва успевали уворачиваться от соприкосновения бортами, и с завыванием проносились мимо, приводя в восторг бесстрашного шалунишку. Дорожная полиция перестала обращать внимание на нарушителя. Любой штраф, выписанный павлину, был, что слону дробина. Если прижать наглеца покрепче, можно нажить себе крупные неприятности.
Фикс любил делать людей зависимыми, и с полным правом презирал их за эту зависимость. Почти вся туса поехала на его машине, кроме своенравного Очама. Очам поехал на своей, прихватив пару девчонок. Втайне Очам завидовал Фиксу, и ненавидел его, считая, что он, Очам, может стать вожаком в тусе. Но у Фикса была самая роскошная квартира, самые дорогие авто, деньгам сынок олигарха счёт не знал. Тёлки за Фиксом табуном ходили. Ему ничего не стоило отбить понравившуюся девицу у своего приятеля. Это особенно злило Очама.
К Фиксу поехали курить кальян для успокоения взвинтившихся нервов. С некоторых пор курить кальян стало модно и престижно. На курильщиков кальян действовал по-разному. Одним доставлял наслаждение, у других болела голова, становилось дурно, тошнотно, третьи совершали подвиги, о которых не могли и помыслить в здравом уме. Но хвалили кальян все. В Сети появились доказательства полезности кальяна для здоровья и многочисленные примеры появления рака губ при курении сигарет и сигар. Уважаемые люди курили кальян. Не курить и не хвалить - запишут в плебеи. Всякому хотелось поддержать собственную славу и престиж. Тем более кальян курили уважаемые люди. Так бывает. Некий художник, именем Малевич, возможно, по пьянке, а, возможно, в насмешку над глупой недалёкой публикой, она ему докучала и раздражала, закрасил чёрной краской холст, и объявил гордо: «Это картина!» Его закадычный дружок, такой же насмешник, имя его стёрлось из памяти, но в своё время он был человек известный и авторитетный среди богемы, даже изрёк: «В этом есть нечто. В квадрате кроется некий скрытый смысл. Разгадать его под силу человеку мыслящему, толпа его не поймёт». И все мыслящие люди бросились искать в чёрном квадрате некий великий скрытый смысл. Кому же хочется прослыть человеком толпы. Правда, смысл настолько скрыт, до сих пор ищут. Хотя смысла в «Чёрном квадрате» не больше, чем в кляксах абстракционистов. И не нашлось мальчишки, который по своей наивности, воскликнул: «А король-то голый!»
Для курения кальяна, а заодно и для бурных любовных утех у Фикса имелась особая комната. Стены украшали и устилали пол с раскиданными подушками персидские ковры. На самом деле ковры были машинного изготовления и ткались далеко от пределов древней Персии, но считались персидскими.
Кальян изготовили по заказу с хрустальной колбой, силиконовой шахтой и сменными мундштуками. Заправлял его Фикс самолично, зельем, изготовленным из смеси специальных табаков, выращенных в Турции и Болгарии, травки и толики опиума. В колбу заливал мешанку из соков. Как-то наполнил разбавленным коньяком, но не понравилось.
Первые затяжки делал хозяин дома. Развалившись на подушках, Фикс вдыхал ароматный дым. Во рту появилась сухость, по телу разлилась теплота и приятная истома. Силиконовый шланг обошёл круг, двинулся на второй. После третьей встречи с мундштуком курильщиков забрало. Сегодня Фикс добавил сверх обычной меры и травки, и опиума. Забирало прилично. Сам он, полуприкрыв веки, с пренебрежением и презрением наблюдал за гостями. Не выказывая, впрочем, своих чувств наружу. Очам, поминутно лохматя длинные волосы, что-то злобно бормотал, сверкая очами, наклонялся вперёд, откидывался назад на подушки. Очам в это время бил, топтал ногами лучшего друга. Хрустели кости, вылетали зубы, хлестала кровь. Адлах свернулся калачиком, обхватив себя руками, и с ужасом озирался. У Солта по лицу расплылась блаженная улыбка, с уст срывалось неразборчивое бормотание. Бритоголовый Крют смотрел в одну точку, словно разгадывал непостижимую задачу. Уши его оттопырились больше обычного и покраснели.
Глава 8
К сыщикам Трифонов всё-таки обратился. Через два дня те представили изобличающие Милу фотографии. Трифонов расплатился, фотографии изорвал в клочья. Он узнал горькую, невыносимую правду. Может, для спокойствия лучше было остаться в неведении. Что теперь делать, вырвать Милу из сердца, как занозу, или сделать вид, что ему ничего неизвестно. Он не мог сделать ни того, ни другого, ни избавиться от занозы, ни продолжать отношения, как ни в чём не бывало. Тоска. Мука.
Людмила пришла сама с шампанским, коньяком, фруктами. Прядь каштановых волос прикрывала левый глаз, делая выражение лица загадочным.
Андрей, небритый, неухоженный, сидел перед компьютером, тупо смотрел на экран, и томился. Не писалось. Исполнялся сон.
Сны были мрачные, удушливые, не приносящие отдыха. Трифонов был материалистом, атеистом, в сны не верил. Мистика, эзотерика были для него чепухой, чушью несусветной. Редакционные дамы, с упоением описывавшие удивительные истории об экстрасенсах, магах, гадалках, чудесным образом находивших людей, предсказывавших будущее, рассказывавших всю подноготную прошлой жизни, за язвительные насмешки, называли коллегу циником. Первые полчаса после пробуждения был, как бы не в себе, припоминая сны. В памяти восстанавливались бессвязные обрывки. То он спасался от студнеобразного чудовища, похожего на спрута. Чудовище протягивало к нему щупальца, но никак не могло схватить, а он убежать. Это продолжалось бесконечно долго. Он начисто лишался способности к творчеству. Писал, писал, и никак не мог дописать статью. Нажимал на курок пистолета, пытаясь выстрелить в догонявших его бандитов. Курок проваливался в пустоту, пистолет не стрелял, а бандиты не могли догнать. Сны с некоторыми разновидностями появлялись еженощно.
Надо было проветрить квартиру, впустить свежий воздух. Но телесная немота сковывала движения.
Подходя к квартире Трифонова, Людмила никак не могла решить, что ей сделать в первую очередь. Обнять, прижаться к груди, встать на колени. Неужели она больше никогда не ощутит его ласк, не увидит насмешливых глаз, мягкой улыбки. Если она его потеряет, её жизнь станет пустой. Ей будет очень, очень больно, так больно, когда жить не хочется. Если у него женщина, повернуться, и молча уйти. Оттаскать соперницу за волосы, и выгнать вон. Но это непристойно, уравнивает её с базарными бабами, дерущимися из-за мужика. О какой пристойности может идти речь, она на всё готова, только бы удержать Андрея.
Отворив дверь, и впустив Людмилу, Андрей не произнёс ни слова. Он ждал, и не ждал её, что сказать не знал, стоял истуканом. Прикусив нижнюю губу, Людмила смотрела на него. Взгляд полнился болью, выжиданием, просьбой, виноватостью. Поставив сумку на пол, положила руки на грудь Андрею. Тот отстранился, и всё также молча, ушёл в спальню, сел на кровать. Людмила проследовала за ним, примостилась рядом, придушенно выдавила:
- Ты всё знаешь, но пойми, это был обыкновенный, ни к чему не обязывающий физиологический акт. Он не затронул ни моей души, ни моего отношения к тебе.
Андрей молчал, тяжело ворочал мысли.
Чем является близость между мужчиной и женщиной. Сколько людей, столько и мнений. Спор идёт со времён Тургенева. Всё же, что такое любовь. Всего навсего влечение полов, прикрытой завесой лицемерия, как утверждали нигилисты, или нечто иное, большее. Одни пары проделывают долгий путь к окончательному сближению, познавая души друг друга, и находя в них родственные струны. Близость является проявления доверия, искренности чувств. У других это сопутствующие любви явления. Телесное и душевное дополняют друг друга, превращая союз в монолит. Ну, и третьи, или десятые. Близость это так называемый секс, и ничего более, удовлетворение физиологической потребности. А что у него. Первое и второе, так будет верно. Близость с другим мужчиной возлюбленной, не что иное, как осквернение чувств и отношений. Как он может перенести это.
Измена возлюбленной явилась ошеломляющим ударом, сковавшим волю.
- Это была болезнь, понимаешь, - шептала Людмила.- Этот проклятый город, это чудовище отравил нас. Его воздух состоит из одних миазмов. Они проникли в нас и превратили из нормальных людей в человекообразных, живущих инстинктами и извращениями. – Тёплые слёзы, очищающие тело и душу от скверны, заливали лицо девушки. Привалившись к плечу Андрея, бессвязно шептала: - Я выздоровела, очистилась. Что хочешь делай. Я тварь, подлая тварь. Побей меня, до крови побей, до полусмерти, да хоть совсем убей. Я только благодарна буду. Только не прогоняй, не прогоняй, молю тебя. Жизнь без тебя это сплошная боль, невозможная боль. Я не справлюсь с ней. Она разорвёт меня. Молю, не прогоняй.
Рассвет застал пару, спящую сидя, привалившись друг к другу. Первой очнулась Людмила.
- Я сварю кофе по-твоему. Такой, как ы любишь.
Кризис, как при тяжёлой болезни, когда жизнь висит на волоске, миновал. Только на волоске висела не жизнь, а любовь. Но что за жизнь без любви.
О состоянии дел в Нефтяной компании в Городе циркулировали противоречивые слухи. Основными были: первое, из-за истощения залежей компании пришёл конец, снижение добычи нефти это хитрый план руководства компании, цель, которого вздуть цены. В экономике города наметился спад. На процветающем Автомобильном заводе начались задержки зарплат. На многочисленных бутиках. кафе появились объявления о продаже и сдаче помещений в аренду.
Трифонов не мог остаться равнодушным, и помимо редакционных заданий взялся доискаться до истинных причин снижения добычи нефти, и поведать о них жителям Города. Встретиться с кем-либо из руководства компании не удастся. Он хотя и незаурядный журналист, в «элиту» не входит. До «випа» ему далеко. Сотрудники верхнего эшелона не работяги, не офисный планктон за кружкой пива или чашкой кофе откровенничать не станут. Начнёшь добиваться, у службы безопасности длинные руки. Советы на «собеседовании» помнились хорошо. Можно крепко нарваться, тумаками не отделаешься, вылетишь на улицу с волчьим билетом. В том, что он «под колпаком», Трифонов не сомневался. Нужно найти человека незаурядного, независимого, готового совершить поступок. Как опытный газетчик, знающий, что жизнь непредсказуема, неизвестно с чем встретишься завтра, что понадобиться в твоих расследованиях, Андрей собирал базу данных на различных людей. Копившиеся сведения на первых взгляд были незначительными и совершенно бесполезными. Порывшись кряду два вечера в собственной базе, побегав по соцсетям, выудил мелкие, пустячные сведения о директоре геологической службы Груне Фишбое. Пустячные данные обрисовали нужного человека. Закоренелый холостяк, жизнелюб, человек независимых суждений.
Грун Фишбой любил посещать бар «Норд-Ост». Бар находился недалеко от проспекта Славы, на углу улицы генерала Вольфа и тихого Садового переулка. Негласно бар предназначался для вип-персон, от нежелательных посетителей охранялся жёстким фейс-контролем. В самом баре царила чинно-благородная обстановка – покой, полумрак. Ярко освещалась стойка, над столами из морённого дуба висели настенные лампионы, на столешницах стояли ароматизированные восковые свечи. Имелись и отдельные кабинеты. Стены украшали гобелены неярких цветов с морскими и земными пейзажами. Негромко играла классическая музыка. Вообще, в баре было не принято создавать шум. Охрану несли пять молодчиков, схожих, как близнецы – рослые, с квадратными плечами, пудовыми кулаками. всегда чисто выбритые, одетые в тёмно-синие костюмы. Отсев нежелательных посетителей начинался у входа. Здесь дежурил один охранник. Двое находились в помещении, двое – в комнате отдыха, чтобы не мозолили глаза солидным людям. Гуляки с толстой золотой цепью, массивным крестом, в крикливой одежде, разнузданные павлины, жрицы любви в бар не попадали. Вообще, для избегания неприятных ситуаций, женщины без сопровождения мужчин в бар не допускались. Репутация заведения сложилась давно. охранники бездельничали. Помимо «випов» в бар могли случайно проникнуть лишь хорошо упакованные гости города.
С Фишбоем встретиться нужно скрытно, иначе и себе неприятностей наживёт и человека подведёт. Для чего он встречается с директором, догадаться не трудно. То что он на крючке, сомневаться не приходится. Кто были те люди, сотрудники тайной полиции мэра, бандиты, выполняющие заказы полиции. Впрочем, это не имеет никакого значения. Главное, он под присмотром. Время топтунов давно прошло, от слежки не избавиться. Видеокамеры висят едва не на каждом столбе. Дать задание программе, и все его шаги на виду. Возможно, и квартира и под прослушкой, и под наблюдением.
Для встреч с влиятельными людьми у Трифонова имелась пиджачная тройка, неброского песочного цвета. Чувствовал себя в ней неуютно, и надевал редко. В «Норд-Ост» Андрей заглядывал пару раз, тамошние порядки ведал, потому и приоделся. Познакомился с порядками, познакомился и с заоблачными ценами. В бар отправился не на машине, а кружным путём. Вначале на метро, потом на такси. Сам над собой посмеивался, но от избранных ухищрений не отказывался. Два вечера провёл впустую. Пил лёгкое сухое вино, заказывал блюда из мраморной говядины, духовое мясо и стейк «Рибай», слушал музыку, изображал утомлённого человека, ищущего тихого отдохновения. Фишбой появился на третий день под руку с пышноволосой брюнеткой, и скрылся в отдельном кабинете. Тревожить его сейчас, да и вообще в баре бесполезно и привлечёт внимание. Напившись кофе до звона в голове, Трифонов дождался, когда в кабинет войдет официант со счётом, расплатился, и, не торопясь, покинул заведение. Всё также под руку с дамой, Фишбой вышел из бара, вызвал такси. Трифонов делая вид, что тоже вызывает такси, прошёлся по тротуару и неловко толкнул Фишбоя. усаживавшего на заднее сиденье даму. Приподняв шляпу, принёс извинения, представился, и попросил о встрече. Тот посмотрел трезвыми глазами, ответил:
- Завтра в восемь. Знаете мой особняк?
- Знаю. Встреча со мной может быть чревата.
- Плевать. Жду. В парадный костюм можно не облачаться, - добавил с усмешкой.
- Безусловно, - быстро ответил Трифонов.
В согласии Фишбоя на встречу с журналистом не было ничего удивительного. Директор геологической службы давно хотел поговорить с умным человеком. Трифонов именно таким ему и представился.
17
Грун Фишбой обитал в двухэтажном особняке в элитном загородном посёлке с надёжной охраной. Обслуживали скромную жилплощадь и участок четыре человека – приходящие кухарка и горничная, садовник, он же мастер на все руки, постоянным хранителем дома был домоправитель, он же личный секретарь. Ни охраны, ни сторожевых псов главный геолог не держал, последних не долюбливал. Оружие в доме всё же держал.
У шлагбаума Трифонова задержал охранник, проверил документы, позвонил Фишбою, заснял машину, только после этого открыл въезд. Вежливо, с пожеланием удачи, объяснил проезд к особняку. Гость проехал по липовой аллее, свернул вправо. Остановился у оранжевого здания с портиком и широким крыльцом. Здание находилось в глубине ухоженного двора с роскошными соснами. Трифонов нажал кнопку, предстал перед видеокамерой. Раздался щелчок, динамик подал голос:
- Проходите. Собак не бойтесь, я этих тварей терпеть не могу.
Трифонов прошёл между заснеженными цветниками, поднялся в дом по широким ступеням. Фишбой, одетый в мягкую домашнюю куртку и широкие полотняные штаны, поджидал го в обширной гостиной.
- Приветствую1 – геолог подал руку. – Вас Андрей зовут? – Трифонов кивнул. – Какие только имена не встречаются в нашем забытом богом городе. Ну, начнём с коньячка, ради знакомства. Есть хотите? – по-простому спросил Фишбой. – У меня только холодные закуски, зато навалом. – За разговором хозяин дома достал из бара бутылку, плеснул в широкие рюмки, наполнив их до половины. – Знаете, не люблю эти великосветские закидоны, наливать на донышко. Пейте, сколько хотите, подливайте по надобности. Так есть хотите?
- О, нет, нет, - Трифонов поднял обе ладони. – Недавно поужинал.
- Ну и славненько. Я тоже сыт. Тогда лимончик и маслины. За знакомство!
Они выпили. Трифонов подколол маслины, Фишбой сунул в рот дольку лимона. Съев цитрус, прищурил левый глаз, спросил:
- О чём же хотели со мной поговорить? Я так полагаю, о делах в Нефтяной Компании.
- Совершенно верно. По Городу бродят противоречивые слухи и домыслы. Я, конечно, догадываюсь в чём дело. Наши месторождения разрабатываются около ста лет. Всему приходит конец. Хотелось бы удостовериться у сведущего человека об истинных причинах снижения добычи. В нашем мире всё взаимосвязано. Уже начался спад производства, задержки зарплат, кое-где и увольнения сотрудников.
Поставив левую руку локтём на подлокотник кресла, Фишбой обхватил ладонью подбородок.
- Хотите знать всю правду? Вы сами пришли к выводу, что добыча упала из-за истощения залежей. Мы качаем нефть подобно питекантропу, пожирающему убитого им мамонта. Хранить мясо наши предки не умели, потому мамонта надобно поскорей сожрать, пока он не протух. О рациональном использовании залежей я говорил полтора десятка лет назад, как только занял свой нынешний пост. Меня никто не слушал. Я наёмный работник, хотя и с высоким, очень высоким окладом, но в Совет директоров не вхожу, стало быть, право голоса не имею. Совет директоров пляшет под дудочку гендиректора, в который Злобный карлик сумел протащить послушных ему людей. Сам он выполняет указания мэра, нашего высокочтимого Рольфа Армеда, самого демократичного, самого народолюбимого правителя всех времён и народов.
- Мэра, но почему?
Фишбой хохотнул.
- Вы что, не знаете? Армед по существу является владельцем компании. Он назначает сумму налогов, перечисления на свои счета. Сумма его вкладов составляет не миллионы, не сотни миллионов, а миллиарды. Счета разбросаны по всему свету, Лондон, Германия, та же Америка. Но основные деньги в швейцарских банках Швейцарцы умеют хранить тайны. Сколько у него денег никто не знает. Известно только, что сумма запредельная пониманию нормального человека. То, что лежит в местном банке – мелочь для карманных расходов. Банк, кстати, принадлежит компании.
- Я прекрасно знаю, мэр далеко не бедный человек, а обеспеченный, причём, хорошо обеспеченный. Но что он владелец Нефтяной Компании, миллиардер, даже не предполагал. Его же нет ни в каких списках, ни в наших, ни Форбса.
- А он не трубить о своих богатствах, нажитых непосильным трудом. Как ему удаётся обходить налоговую, я не знаю. А швейцарские банки свято хранят тайны своих клиентов, - Фишбой промочил горло остатками коньяка в рюмке, долил себе и гостю. – Я вам вот, что скажу. Наш Город в скором времени ждёт крах. Не берусь предсказать, через месяц или полгода. Нефтяная империя Рольфа Армеда рухнет, конец её предрешён. Город живёт на нефтефунтах. Они преобразовываются, видоизменяются, но всё равно, их источник – нефть. Больше половины нашего населения занято в непроизводственной сфере. Все друг друга обслуживают, оказывают услуги – ремонтируют машины, продают, перепродают, шьют модельную одежду, служат официантами, и так далее. А сколько у нас силовиков, охранников, полиции, юристов, нотариусов, и так далее. Наш прославленный автомобильный гигант – мыльный пузырь, это отвёрточный завод, стало быть, не самостоятельное производство. Перебой в поставках, прекращение поставок, и завод встанет. Его работников уволят. Куда они пойдут, правильно, на улицу, - сам себе ответил Фишбой. – Начнутся беспорядки. Беспорядки я вам гарантирую. Мэр и его приспешники улизнут из Города, и вообще из страны. Это я вам тоже гарантирую. Своим непосильным трудом денег они нагребли на роскошную жизнь не только себе, но и внукам и правнукам. Для этого собственно и добыча нефти велась варварским способом. Побыстрей и побольше нахапать и смыться.
- И что ж вы? Вы всё знаете, и спокойно об этом рассуждаете. У вас не появлялось желание выступить с разоблачениями в прессе.
- Ну уж увольте. Я не борец, я созерцатель. Я тоже уеду в подходящий момент. Оклад я получаю высокий, сбережения имеются. Хватит не только на хлеб с маслом, но и с икрой. Детьми, внуками не обзавёлся. А на себя самого средств предостаточно. Да и работу найду, не в родном отечестве, так за рубежом.
- Захватывающую картину вы нарисовали. Извините за откровенность, не обижайтесь. В своей жизненной позиции вы похожи на попаданца из фантастического фильма. Всё наблюдает, запоминает, но пальцем не пошевелит, дабы что-либо изменить. Но попаданец ничего не предпринимает исходя из условий игры, вы же – по своему выбору.
Фишбой засмеялся.
- Я и не думал обижаться. Вы сказали сущую правду, чего же обижаться. Да, таков я есть, и сам про себя это знаю. Мир создан не нами. Всякие наши потуги изменить его, обречены на провал. Так зачем портить себе жизнь? Не лучше ли приспособиться к этому миру, и жить в своё удовольствие.
- Один умный человек сказал, не помню имени, правду говорят дети, которым ничего не ведомо о подводных камнях и течениях, и которые и не подозревают о том, чем грозит знание правды, и тем более её озвучивание. Откровенны бывают старики, которым уже всё нипочём. Вы не относитесь ни к тем, ни к другим.
- Да, вы праы, до могилы мне, надеюсь, ещё далеко. Я же говорил, человек я обеспеченный, ни от кого не завишу, и потом, собираюсь уезжать. И, в-третьих, откровенничаю я в приватной беседе, а вы на доносчика не похожи.
- Статью ли, обзор я напишу, - говорил Трифонов, потихоньку прихлёбывая коньяк. - Даю честное слово, и намёка на ваше имя в ней не будет. Хотя нашу встречу установили и запомнили. Но я же не завтра буду публиковать статью. Я вот, что ещё хочу сказать, наболело, знаете ли. Мы все такие образованные, продвинутые, умеем обращаться с компьютерами, смартфонами и тому подобное, а верим во всякую чушь, сколько у нас развелось магов, чародеев, гадалок, астрологов и так далее, и тому подобное. Спрос рождает предложение. Не было бы спроса, не появились бы и предложения. Меня вот, что поражает. Человек идёт в церковь, молится Христу, Богородице, покидает церковь, и продолжает развратничать, мошенничать, грабить и даже убивать, пользуется услугами всё тех же магов. Но ведь церковь всё это отрицает. Что вы на это скажите.
- Эк, куда вы хватили. Если коротко, в нашем обществе утеряны нравственные ориентиры. Наш девиз – бери от жизни всё. Бытует такое мнение, человек должен во что-то верить. Вот и верят, не задумываясь, во всякую галиматью.
Собеседники выговорились, и погрузились в молчание.
- Я сейчас приготовлю кофе. Скажу без ложной скромности, сей напиток я варю отменно. Быстрорастворимую отраву не потребляю, её пить, только желудок портить.
- Идёт, - засмеялся Трифонов. – Потом варю я, и сравниваем.
Глава 9
Потоки грязной воды стекали в ливневые люки, лужи морщились. Запахи проклюнувшихся почек боролись с городским смрадом. Солнце, выглядывавшее в просини, раздражало. Всегда нафабренные и выровненные по стрелке, усы у швейцара обвисли, словно побывали под проливным дождём. В зале царила унылая скука. К столу нефтяников, встреченный враждебными взглядами, подошёл Эрви, вожак автомобилистов.
- Слушай, Фишер, придержи своих забияк. Мы не драться пришли, не до этого сейчас, поговорить надо. Одна печаль и у нас, и у вас. Нам зарплату с Нового года не платят, увольняют десятками. И у вас то же самое. Слышал, скоро всех скопом на улицу выгонят.
Фишер потеребил указательным пальцем губы, хлебнул пива.
- Да, отчего и не поговорить. Тащи стул, поговорим. А то приставляйте свои столы к нашим. Ты прав, цапаться нам сейчас не с руки.
Бывшие недоброжелатели настороженно поглядывали друг на руга. Горг уныло произнёс:
- А чо тут думать. Нефти нет, качать нечего, последний хрен догрызаем, Завтра вообще лапу сосать будем.
Эрви сразу взял быка за рога, и решительно произнёс давно обдуманную фразу:
- Надо объединяться. Центр нужен, стачечный комитет, что ли. К рыбникам сходить. У них там хоть и нет увольнений, так зарплату всё равно зажимают.
- Рыбникам проще, - хохотнул Фил, - денег нету, рыбы наловят.
Шутка успеха не имела. Дело шло к повальной голодухе.
- А чо забастовками добьёшься, - сумрачно произнёс Фишер. – Хозяевам только на руку. Поувольняют всех к едрёне фене, и выходного пособия не выплатят. И все дела.
- Да я к примеру сказал, - ответил Эрви. – Не важно, как назвать. Главное центр организовать, чтоб всем заодно действовать, а не порознь. Потребовать от властей создать новые рабочие места, а пока выплачивать пособия, на которые жить можно.
- А иначе чо, на баррикады? – откликнулся Афр. – Вот прям-таки станут хозяева за просто так деньги платить. Да они скорей удавятся. Они-то мошну набили. Им наши беды до фени.
Гурон поднялся, отправился в туалет. Крис хохотнул.
- Наш Гурон опять…
Но Гурон отправился вовсе не по нужде. Скрывшись от посторонних глаз, быстро проглотил пилюльку. В зал вернулся трезвым, изображая пьяного.
- Ну, какие действия можно предпринять, - продолжал развивать свою мысль Эрви. – Нужно организовать массовые акции гражданского неповиновения. Перекрывать улицы, вообще блокировать жизнь города. Но, говорю и повторяю – мирно, без насилия, иначе развяжем руки властям и дадим повод применить оружие.
Говорилось много, но к единому мнению не пришли.
Через час после окончания встречи Гурон звонил по особому, хитро запароленному телефону.
- Господин капитан, докладывает лейтенант Криг. Сегодня нефтяники встречались с автомобилистами. Не, не дрались, им сейчас не до этого. Пытаются наладить контакты, организовать общий центр сопротивления. Требования к властям – создать новые рабочие места и выплачивать пособия. Собираются организовать массовые акции гражданского неповиновения, но мирные. Собираются наладить связь с рыбниками. Пока ничего конкретного не решили, пошумели, поорали. Ну, знаете же эту публику. Разве это быдло что-нибудь толковое само сделает. Боятся локаута. Дело идёт к стихийным беспорядкам. Начнут жечь машины, громить магазины, офисы. Так я понимаю. Наибольшую опасность представляет Эрви, Фищер послабее.
Телефон вещал:
- - Главное, не допустить объединения группировок и выработки единых действий. Вбивай между ними клинья. Пускай устраивают погромы, нужно подталкивать их на это. Пусть грохнут полдесятка – десяток дуболомов фараонов. Это нам на пользу, развяжет руки. Павших героев похороним со всеми почестями. Действуй, лейтенант.
- Слушаюсь, господин капитан.
Тайная полиция всеми средствами блюла стабильность.
В незапамятные времена за тяжкие грехи бог обрушил на города Содом и Гоморру огонь, серу, и сжёг их дотла вместе со всеми жителями, лишь вывел из Содома праведника Авраама с домочадцами. Ещё в средние века некие умники без царя в голове доказывали, бога нет. Люди просвещённые, образованные, положительные учат, бог есть. Иначе, откуда взялось всё сущее, и как же без бога-то. Кто удержит людей от грехов и всяких безобразий. Только бог. А без бога начнётся Содом и Гоморра. Правы оказались люди просвещённые, образованные, положительные во всех отношениях, а не блаженные и вздорные умники. Иначе чем объяснить обрушившееся на город бедствие, как не божьей карой за грехи.
Все люди грешны, потому что они люди. Один вступил в отношения с женой лучшего друга. Не из чувства, что было бы несколько оправдательно, а так, для новизны ощущений. Испытать оиое захотелось обоим. Другой, употребляя власть, тащит в постель молоденьких сотрудниц. Третий, человек честный и благородный, берёт взятки. Чего ж не брать, коли есть возможность. Не он такой, он человек честный, за всю жизнь копейки не украл, жизнь такая. Всякий на его месте поступил также. Не берут взяток те, которым не дают. Четвёртый, занимаясь ремонтом автомашин, ставит старые или контрафактные детали под видом новых. Пятый перебивает даты выпуска на продуктах, и так далее, и так далее. Уже более полувека население города жило под девизом: «Однова живём, успевай брать от жизни всё». И брали. Беря от жизни всё, жители города испытывали неясную тревогу, словно жили в предчувствии недалёкого конца. Но более всех грешна «элита» общества, кучка баснословно богатых людей. Постепенно обманом, лживыми обещаниями захватившая власть и создавшая систему, при которой низменность заменила нравственность, измена – честность, вседозволенность – свободу. Без такой системы «элита» не могла существовать и потому оградила себя неправедными законами, введя во грех ещё сонм людей.
Месяц стояла несусветная жара. Столбик термометров поднимался за сорок градусов. К жаре добавились суховеи с северо-востока, несущие за тысячу километров мелкий песок и пыль. Песок и пыль скрипели на зубах, запорашивали глаза, набивались в волосы..Несмотря на ежедневный полив, цветы на городских клумбах пожухли, торчали бодыльем. Листья на липах, вязах, тисах сворачивались трубочкам. У людей повысилась нервозность и враждебность. На улицах завязывались беспричинные драки с жертвами. Мирные доселе супруги колотили друг друга чем ни попадя. На улицах появились богогласники, распевавшие псалмы. Заходили в квартиры. проповедовали слово божье, призывали к покаянию.
Глава 10
Бар являл собой оазис прохлады среди всеобщего пекла. Сюда не проникали злые испепеляющие лучи, не залетали суховеи. Войдя в зал, Людмила отстранилась от спутника, подошла к барной стойке и залпом выпила стакан охлаждённой газированной минералки. Рядом с Трифоновым возник метрдотель в отутюженном бежевом костюме, с красной бабочкой, прямым пробором в густых волосах и благородной сединой на висках, радушно приветствовал гостя, подозвал официанта:
- Боб, проводи господина Трифонова с дамой к их столику.
По просьбе Трифонова столик зарезервировали в углу зала.
- С чего начнём? – услужливо спросил официант с лёгким полупоклоном.
- С холодных закусок, вино, потом черепаший суп.
Через пару минут на столике появился сыр, фрукты и морской коктейль «Кау пад гукг». Официант наполнил бокалы густым красным вином и сообщил;
- В шесть часов начнётся программа. Надеюсь, вам понравится.
Трифонов чувствовал приближение конца. Это предчувствие ощущал не он один. Оно витало в воздухе. Но, в отличие от других, становившихся раздражительными и озлобленными, предчувствие краха мягчило Трифонова и вызывало желание сделать что-нибудь приятное.
За черепашьим супом, наполнившим пространство своеобразным ароматом, последовал лобстер «Термидор», приведший Людмилу в тихий восторг. Трифонов и сам впервые в жизни отведал морской деликатес.
На сцену вышла певица средних лет и настоящим контральто с придыханием запела на вечную тему о любви и разлуке.
- После лобстеров ещё что-нибудь будет? – спросила Людмила.
- Ещё духовая мраморная говядина. Если голодна, можем ещё что-нибудь вдобавок заказать.
- Голодна! Да я чувствую себя как беременная бегемотиха. После лобстеров говядина?
- Не пожалеешь. Попробуешь, поймёшь. Здесь её отлично готовят, я ел.
- Тогда передохнём часок. Потанцуем?
Склонив голову на плечо Андрея, Людмила шептала:
- Хорошо, что ты устроил такой божественный ужин. Скоро наступит конец нашей роскошной жизни. Город погибнет и мы вместе с ним. Бог разгневался на нас за наши грехи и наслал на нас жару, дальше будет ещё хуже.
- Ага, скоро по улицам запрыгают ядовитыее жабы, в реках потечет кровь.
-Я серьёзно говорю. Я такой жары за всю жизнь не припомню. Отчего она?
- Откуда я могу знать. Я не метеоролог. Лучше вернёмся за столик и выпьем прохладного вина.
Едва приступили к говядине, к столику подошёл Грун Фишбой с рюмкой коньяка в руке. Был он слегка пьян, но благодаря привычке к алкоголю, держался уверенно.
- Разрешите присесть.
- Ради бога. Грун. я всегда рад вас видеть.
Перед тем как сесть, Фишбой галантно поцеловал руке Людмиле.
После памятного вечера в декабре. Трифонов не виделся с Фишбоем. Тогда он всю ночь укорял себя. Зачем он попрекал Фишбоя, называя его попаданцем. Разве он сам не придерживается принципа невмешательства. Ведь он прекрасно понимает, ни одна газета н напечатает, а телевидение нне предоставит эфир для огласки разоблачительных материалов. У самого разоблачителя будут сочтены дни, если не часы. Куда, к кому обращаться? В Генпрокуратуру? Где гарантия, что у Армеда и там нет связей. И сделать ничего невозможно, и спокойно созерцать творящиеся вокруг безобразия невмочь. Потому и попрекал Фишбоя, надеялся, может он знает выход.
- Как ваши дела Трифонов?
- Пока на плаву. Что было, то и есть. Как видите, затеял пир во время чумы. Расскажите, как у вас дела, ведь компания закрылась..
- Похвально. похвально. Это я насчёт пира. Пока временно безработный. А дела мои великолепны. Я же говорил вам, что сумею устроиться. Поначалу хотел бросить всё к чертям собачьим. и уехать куда-нибудь на Гавайи пузо на солнышке греть. Потом понял, это не по мне.. Комфортную жизнь я люблю. и умею её устраивать. Но безделье не по мне. Через неделю безделья запью по-чёрному. Разослал резюме, из Венесуэлы получил выгодное предложение. Завтра утром вылетаю. Ну, а вы, Трифонов, не надумали уезжать? Уезжайте, уезжайте. Забирайте свою прекрасную даму и уезжайте. Если не хватает денег, я займу, отдадите, когда сможете. А то знаете что, полетели со мной в Венесуэлу.
Трифонов покачал головой.
- Нет, я остаюсь.
- Но почему?
- Трудно объяснить. Я родился и вырос здесь. Это мой родной город, я не могу его бросить. За предложение спасибо. На отъезд денег у меня хватит, но я не хочу уезжать.
- Вот они, парадоксы жизни. Одни спят и видят, как уехать. У других есть деньги, но они не хотят уезжать. Что ж, нет, так нет. За сим разрешите откланяться.
Фишбой ещё раз поцеловал руку Людмиле, и удалился.
- Приятный человек, - произнесла Людмила. – Твой друг?
- Да нет. Встречались как-то.
Пир завершился крепчайшим кофе.
Жара сменилась проливными дождями. В первые дни дождь принёс облегчение. Но прошла неделя, другая, а дождь всё лил и лил. К дождю добавился ураганный ветер с грозой и градом. Некоторые градины достигали величины куриного яйца. По улицам было страшно ходить. Ветром носило сорванные щиты реклам, баннеры, листы железа с крыш, рушились деревья. Город стонал под действием стихий. Травмпункты, хирургические отделения больниц захлёбывались от потока пострадавших. Город оказался отрезанным от всего мира. Железная дорога встала, аэропорт и морской порт не работали.
Глава 11
Однажды улёгся ветер, на голубом небосклоне засияло солнце. Непогода задержала давно зревший взрыв народного негодования. Людям попросту было не чего есть. Не было денег, не было продуктов. Стотысячная река людей заполнила проспект Славы и бурливым потоком устремилась к мэрии. Здесь были люди всех возрастов, профессий и социального положения. Зелёные юнцы и пятидесятилетние мужчины и женщины. Полуголые девицы с пирсингами в пупках, чью одежду в основном составляли татушки, шли бок о бок с серьёзными дамами, матерями семейств. Потрёпанные джинсовки соседствовали с офисными костюмами. Демонстрация была мирной. Автомашины продолжали стоять целёхонькми, витрины оставались нетронутыми. Общим требованием было: «Хлеба!» Жители города исправно платили налоги, считали, что власть должна позаботиться о них.
Площадь перед мэрией оказалась загороженной бронемашинами и двумя рядами полицейских в шлемах, бронежилетах, с высокими щитами. Люди продолжали идти, переговариваясь, что полицейские это обычная охрана, сейчас к ним выйдет отец города, они расскажут о своих бедах и тот примет решение. Но мэра давно не было в городе, а власть взял начальник Городской гвардии Стайс Маккоун, человек решительный, властолюбивый и жестокий, признающий только силу.
Из бронемашин ударили водомёты. Мощные струи воды сшибали людей с ног, превратили шествие в свалку. За водомётами вступили в дело костоломы с дубинками. Избивали всех подряд, невзирая на пол и возраст. Люди получали тяжелейшие травмы. некоторые скончались в больницах. Действия полиции послужили детонатором. Народ голодал, и ночью начался грабёж продуктовых магазинов, складов, ресторанов, кафе.
Утром к мэрии вновь двинулись толпы обозлённых людей, разбушевавшихся подобно штормовому морю. Теперь их было кратно больше. Двигались они не только по проспекту Славы, но и по всем выходящим к мэрии улицам. Более они не были безропотно подставлять бока под полицейские дубинки, и вооружились обрезками труб, арматуры, бейсбольными битами, бутылками с бензином, некоторые имели огнестрельное оружие. Полиция и гвардейцы встретили восставших стрельбой из автоматов. Начался хаос. На улицах валялись трупы, в том числе и полицейских. Несколько бронемашин восставшие подожгли бутылками с бензином. В полицейских летели камни и самодельные бомбы. Ночью запылали загородные виллы. Ни у восставших, ни у властей не было никакого плана. Маккоун решил устроить горожанам кровавую баню, дабы впредь ни у кого и мысли н возникало о сопротивлении властям. Отряды полиции, гвардейцы разъезжали по улицам и расстреливали подозрительных. Подозрительных от благонадёжных отличали по наитию. Жители запирались в квартирах, прятались в подвалах и подземных гаражах.
Тоську, с сумасшедшими глазами и красным флагом в руках, видели в первых рядах. Дзен поджёг броневик и пал нашпигованный свинцом. Трифонов был в самой гуще, снимал, записывал. Мила сидела дома и призывала на память все молитвы о спасения возлюбленного. Эрви и Фишера ликвидировали ещё в начале лета. Помогли ли молитвы или журналиста оберегал ангел-хранитель, но его не коснулась нн пуля, ни дубинка. Мэр с приближёнными, главные акционеры Нефтяной компании, многие почтенные уважаемые люди исчезли бесследно.
На четвёртую ночь на улицах раздался лязг гусениц. Для прекращения хаоса и восстановления конституционного порядка в Город вступили армейские части с бронетехникой.
2020 - 21