ГЛАВА 6
На следующий день Артём с дядькой улаживали свои дела по настоянию того же Василия Алексеевича, потому как Артём наотрез отказался мотаться по конторам и заниматься бумажными делами. Только веский довод дядьки привёл племянника в чувство и заключался он в единственной фразе: "А семью ты собираешься содержать и на что?"
- Конечно же, я думаю об этом. Я работать буду,- отрезал Артём.
- Учиться и работать?- спросил дядя Вася.
- Да! У нас многие так живут.
- Артём, не горячись. Нам сейчас надо уладить все дела, чтобы
быстрее получить деньги. Тебе нужно купить кольца, подарки. Ну, и
что полагается к свадьбе: костюм, ну, фату. Я не знаю. У Зины надо спросить.
- Зачем?! Можно ведь и там всё купить.
- Там - это одно, а из Москвы - это другое. Как ты не понимаешь,
женщины очень тонкий народ, а главное ценят внимание, я думаю,
что фате из Москвы Лина очень обрадуется.
- Тогда и платье надо покупать.
- Можно и платье. Только лучше посоветуйся с тётей и Катериной.
Потом они долго сидели, считали расходы на свадьбу, на дорогу, прикидывали сколько получат денег за полевые работы на острове, наконец, решили окончательно обсудить всё с женщинами. После мучительного хождения по кабинетам Миннефтегазстроя, где работал Василий Алексеевич и куда был устроен на лето и он, Артём поехал в университет на вторую пару лекций по лингвистике.
Шурка ждал его у входа в окружении молоденьких девушек, по виду первокурсниц.
- А вот и будущее светило советской журналистики - Панов Артём
Александрович корреспондент газеты "Красная звезда" и, заметьте,
специально для этого, чтобы знать армейскую жизнь, он отслужил от
звонка до звонка без отрыва от учёбы.
- Хватит трепаться, - рассердился Артём.
- Ну, вот вы видите, что делает слава с простым тружеником пера
и слова.
Девчонки смеялись, но держались поближе к Шурке.
- Артём, познакомься, эти девочки учатся на Ленинских горах на
факультете философии, а сюда они пришли посмотреть на сердце
нашего университета - старое здание, где ещё витает дух самого
Михайло Ломоносова.
Артём выразительно глянул на Сашку, тот заторопился:
- Это - Лена Афонина, а это - Нина Логачёва. Они из Владимира,
представляешь, обе золотые медалистки, - удивлялся Сашка.
Девчонки на самом деле были премилые, держались, открыто и дружелюбно, но с явным интересом к сердитому парню Артёму.
- Вы что намереваетесь стать философами? - спросил тот.
- Да, мы давно об этом мечтаем,- ответила Лена, - у нас в школе
был Сократовский кружок. Вёл его наш учитель по истории, выпускник МГУ, Борис Павлович Тиль. Может, слышали или читали его статьи?
- Нет, честно говоря,- сказал Артём и обратился к Сашке.
- Мы идём на лекцию или как?
- У нас ещё полчаса времени. И разве можем мы вот так оставить
девушек, в конце концов, это неприлично. Что о нас подумают будущие философы?
Зная натуру Шурки и тягу к "ораторству" на публике, Артём сел на лавку, приглашая Лену и Нину.
Сашка подвинул указательным пальцем очки ближе к носу, засунул длинные руки в карманы и начал свою словесную эпопею. То, что он умел говорить, Артём знал давно. Этот талант у него от деда ярого коммуниста и революционера, сражавшегося на баррикадах Красной Пресни.
- Надо сказать, что Московский Государственный университет имени
Михаила Васильевича Ломоносова - это своеобразный город в городе,
я имею в виду новое здание на Ленинских горах. И как в любом городе, у него есть своя инфраструктура, включающая в себя всё чтобы
называться оным: театр, кинотеатр, кафе, почта, магазины, бары, парикмахерские, общежития, учебные корпуса, медсанчасти и профилакторий. Многие студенты, а также аспиранты, доценты и прочий учёный народ месяцами не выходят из этого научного лабиринта, а зачем? Лишь москвичи имеют такую возможность периодически покидать этот город, если не задерживаются в тёплых компаниях друзей или подруг, - Сашка многозначительно посмотрел на слушательниц.
- Жизнь в университете настолько бурная и стремительная, что порою, просто нельзя охватить всё происходящее в этом Храме Науки, а главное сосредоточиться на учёбе, - девчонки засмеялись и погрозили ему пальцами.
- И вот, бедная студенческая братия, - продолжал невозмутимый
Сашка, - живёт от сессии до сессии и от стипендии до стипендии и,
заметьте, весело живёт, а между ними сплошная беготня за преподавателями, подтягивание хвостов, приобретение новых, бессонные ночи
по изготовлению супершпаргалок. И до чего только не додумывались?
Говорят, что физики всю теорию относительности написали, где бы
вы думали? - он опять пристально посмотрел на Лену и Нину, - на
прелестных пяточках нежного пола. Нет! Какая сообразительность, но
и какая пытка, и тренировка силы воли, особенно для тех, кто боится щекотки. И несмотря ни на что, в университете, как в любом
большом городе, люди влюбляются, женятся, справляют ни одну свадьбу,
да какие свадьбы! Здесь и только здесь можно жениться на принцессе из Заира или выйти замуж за сына саудовского нефтяного магната,
не говоря уже о простых смертных, потому что это не простой город,
это - город Мира. Может быть, Великий Кампанелла о таком городе
Солнца и счастья мечтал. В нём нет "чёрных" и "белых", бедных и
богатых. Здесь правят дружба и любовь. И все равны. Только одни
берут знания, а другие отдают. И я уверен, что само имя Михаила
Ломоносова вносит в атмосферу университета простоту отношений и
преданность науке. Сколько великих учёных вышли из этих стен и
сколько ещё выйдет. Тут витает воздух новых открытий, и он заражает всех стремлением к познанию мира, к свершению грандиозных дел,
к сподвижничеству и братству!
Такого монолога Артём никак не ожидал от своего друга. Шурка стоял во весь свой длинный рост, глаза его сверкали из-под круглых линз, и был он так хорош в этот момент, что девчонки захлопали и закричали "браво!"
- Ну, ты артист, Шурка, тебе только на сцену.
- Ребята, спасибо вам! Было очень интересно. Приходите к нам в гости, теперь в наш город, мы тоже что-нибудь придумаем для вас.Хорошо?
- Обязательно и непременно и в ближайшее время,- раскланивался
Шурка.
На лекции Артём нарисовал письмо Лине: Манеж, Выставочный зал, корпус Университета, себя и Шурку у салона для новобрачных с витриной, в которой стояли манекены: жених и невеста, а вокруг вопросы. На другой стороне листа он изобразил аэропорт Шереметьево и маму в любимой ею, широкополой шляпе у самолёта. Внизу подписал: «Я встречаю маму», но себя не нарисовал и, только потом поздно вечером, когда прозвенел тот неожиданный трагический звонок, Артём проклинал себя за это.
Тётя Зина хлопотала над вечерним чаем. Она удивлённо посмотрела на трезвонящий телефон.
- Междугородний?! Кто, интересно?
Она подняла трубку. По её лицу было видно, что она ничего не понимает. Василий Алексеевич взял параллельный и сразу узнал голос мужа Полины.
- Вацлав, добрый вечер. Да, слушаю тебя. Да, Артём здесь.
Из взволнованной скомканной, вперемешку с русской и чешской, речи мужчины, он понял одно: что-то случилось непоправимое. Артём и Катя с тревогой смотрели на происходящее
- Где? В Праге? Да, понял. Артём приедет, передайте ей. Он обязательно приедет. Куда? Чедок? Хорошо. Мы сообщим. Ахой, то есть до свидания, Вацлав.
Он положил трубку и медленно поднялся из кресла.
- Артём, мама попала в аварию на трассе Прага - Готвальдов.
Тётя Зина ахнула и прижала руки к лицу.
- Зина, прекрати. Она жива. Только много переломов и сотрясение
мозга. Лежит в клинике в Праге. Ты, Артём должен поехать к ней,
она просит тебя об этом. Положение не смертельное, но опасное,
задет какой-то серьёзный нерв в голове. Артём, Вацлав сказал, что надо обратиться в туристическую фирму "Чедок". Это в гостинице "Националь" 306 комната и взять горящую путёвку, так быстрее и дешевле. Он уже звонил туда, завтра с утра тебя будут ждать. Господи, помоги ей, - отчаянно взмолился Василий Алексеевич.
Катя держала руки Артёма и, как будто уговаривала его:
- Всё будет хорошо, вот увидишь, всё будет хорошо, я знаю.
- Это я виноват, я один. Я даже не сказал ей, что люблю её и
скучаю по ней, она звонила прямо перед отъездом. Правильно говорила Лина, что я жестокий и чёрствый, что плохо, когда сын ненаидит свою родную мать. Это я виноват, если бы я, - твердил он.
Дядя Вася положил руку на плечо племянника и сказал:
- Никто не виноват. Это несчастный случай. И вот ещё что, Артём,
я намерен сообщить о случившемся твоему отцу и немедленно.
В комнате воцарилась напряжённая тишина. Василий Алексеевич повернулся ко всем лицом и продолжил:
- Да, я это обязан сделать, так просил он. Твой отец, сынок, замечательный человек и мой лучший друг Бармин Александр Николаевич - начальник нефтяных и газовых разработок в Сургуте. Из-за этого они расстались. Мама не хотела ехать в тундру. А, Сашка,не мог бросить любимую работу. Иногда так бывает, понимаешь? И твоя мама, и твой отец - сильные и красивые люди, не способные на предательство. Так распорядилась судьба. Но Полина не простила ему ухода и запретила появляться в твоей жизни. Он пообещал ей это. Хотя всегда помогал тебе и даже приезжал "инкогнито".
- Да, я помню. Дядя Саша. Я знал, что это он, догадывался.
- Вот и вся история. Прости, нас! - он вышел на кухню. Через некоторое время послышался его взволнованный голос. Он звонил в Сургут.
ГЛАВА 7.
Уже к обеду следующего дня у Артёма были все документы для вылета в Прагу с группой туристов в двадцать тридцать вечера, а в три часа в Москву прилетал его отец. Всё происшедшее за последние сутки Артёму казалось нереальным. Ночью ему снилась коробочка созревшего хлопка и в момент, когда она лопалась, он в ужасе просыпался и стряхивал с себя несуществующую вату. Встреча с отцом его почти не волновала, больше мучила боль за неосознанно содеянное зло. Он был уверен, что мама пострадала из-за него.
- Если бы только я говорил с ней ласково и не так равнодушно, если бы я смог всё вернуть назад, ничего бы не произошло, и сегодня
я бы встречал не отца, а её, - думал Артём.
И чем больше он так думал, тем тяжелее становилось на сердце. Дядя Вася, повсюду следовавший за племянником, пытался что-то сказать ему, но понимал, Артём сейчас его не услышит.
- Надо, чтобы у него внутри всё переболело, перемялось, перегорело, а что будет, потом поглядим. Хорошо, что Сашка прилетает. Как
гора с плеч. Ну, Полина, что нагородила! И сама свалилась с этой
"китайской стены". Эх, парня жалко! Линушку бы сюда, она бы помогла ему. Только бы посмотрела своими тёплыми вишнями, только бы
взглянула в глаза... - сетовал Василий Алексеевич.
К трём часам они поехали в аэропорт Домодедово встречать Бармина Александра Николаевича - отца Артёма и лучшего друга дяди Васи. День был таким ясным и тёплым, что казалось, будто осень передумала и убралась восвояси на север. Жёлто-оранжевые краски, присутствующие в мире, сияли и светились под солнечными лучами. Листва переливалась и играла золотыми бликами: берёзки и клёны, вдруг, обрели сверкающие ореолы, словно святые лики в храме. Золотая осень... Видно об этом состоянии в природе писали русские поэты, писатели и художники. Артём грустно смотрел в окно и думал:
- Я теперь понимаю что такое вечность. Это так несложно: просто
надо представить, что рядом с тобой сидит А.С.Пушкин, а вон, там,
на косогоре Левитан пишет свою знаменитую «Золотую осень» А ещё
надо смотреть на всё их глазами, думать их мыслями, оставленными в стихотворных строках. И невероятно то, а может прекрасно, что ты участник всего этого, ты с ними, несмотря на разность эпох и столетий. - Артём тяжело вздохнул и прикрыл глаза от бушующего света за окном, - а мама? Сможет ли она после всего случившегося так же как я сейчас, видеть всё это, жить и участвовать в этом чудесном путешествии, называемом жизнью? Нет! Всё будет хорошо, всё наладится. Она выздоровеет. Мы с Линой будем её любить, очень сильно любить. Лина, родная... Как ты была права. Только бы она была жива. И неважно где она будет жить: в Москве или Праге. Толь¬ко бы жила.
До прилёта самолёта из Тюмени было ещё минут двадцать. Надо сказать, что больше волновался дядя Вася, чем Артём. Все его попытки поговорить с племянником натыкались на невидящие глаза и опрокинутый в себя взгляд.
- Артём, очнись, сколько можно молчать! Ну, посмотри на меня? Не
волнуйся, всё будет хорошо, слышишь? Даже мама Зина сказала, что
Полина сильная, а она же врач. Артём, ты с отцом, ну, сам понимаешь... Послушай, он не виноват, он … - дядя Вася вдруг замолчал, а потом взорвался, - Да Сашка все эти годы знал, где ты, и что с то¬бой, и помогал всегда с самого детства! От мамы я всё скрывал. А знаешь, я не хотел говорить тебе, но раз такой момент - вот сберкнижка. Это от отца тебе подарок на свадьбу. Всё, что он тебе пересылал за эти годы. И запомни: это принадлежит не только тебе, но и Лине и вашим детям. Так что широкие жесты придержи.
- Дядь Вась, можете оставить её Катерине. Я ей дарю, как свадебный подарок. Я сам разберусь со своей жизнью.
; Знаешь что, парень, а маму ты, на что собираешься поднимать? На свою стипендию и гроши, что ты получаешь в газете? Так что не
ерепенься. За ней уход нужен, врачи, медикаменты и всё остальное.
Может, придётся «светил», каких привлекать. Артём, без денег ничего нельзя сделать, пойми ты! Да отец у тебя... эх, знаешь, какой! - дядька махнул рукой и отошёл в сторону. Артём никогда не видел, чтобы его самый близкий и любимый человек плакал. Вздрагивающие плечи мужчины привели его в ужас. Ведь это же он его отец! Он его вырастил, сидел с ним за уроками и удочками, поддерживал его в трудные минуты и без него Артем не встретил бы Лину. Он рванулся к Василию Алексеевичу:
- Батя, прости меня, я - идиот. Даже Лина говорила, что я законченный дурак. Ты для меня всегда был отцом, и только ты и для тебя я сделаю всё, только скажи. Прости меня.
- Так знай: Сашка и я тебя вырастили. Не было месяца, чтобы он не
звонил, и фотографии я ему высылал, и приезжал он чаще, чем ты думаешь. И маму он до сих пор любит, поэтому не женат. Потому и мотается по болотам всю жизнь без семьи и угла. Вы y нeгo есть: ты и Полина.
Артём, вдруг, понял, почему всё время ему снилась эта проклятая коробочка с хлопком: всё оказалось на самом деле просто: есть он, мама и его отец, так и не сумевший предать их, и языкатый Эйнштейн стал понятен. Это он так защищался от перипетий судьбы, сохраняя свою сущность и чистоту. Словно говорит ей: на-ка, выкуси, ничего ты со мной не сделаешь. Я - есть я»,
Уже давно объявили посадку самолёта, а Артём с дядей Васей всё стояли, положив руки друг другу на плечи, о чём-то страстно говоря и, только убедительный женский голос, обращённый к встречающим, сдвинул их с места.
- Артём, он же отец твой! Ты пойми, сколько он пережил!
- Дядь Вась, он может и родной по крови, но отцом был и есть только ты и не проси меня. Я всё равно не смогу.
Тот вдруг сорвался с места и бросился навстречу идущему потоку людей.
- Сашка Бармин! Дружище! - он сходу налетел на бегущего к нему человека. Они долго обнимались, пряча слёзы и радость от неожиданной
встречи, совсем не по счастливой случайности. События иногда переворачивают и перекраивают судьбы многих людей, очищая или уродуя их души.
Всё, что увидел Артём, настолько потрясло его, что вся его жизнь промелькнула перед его глазами, как кадры короткометражного фильма. Человека, который был его отцом, он очень часто видел по телевидению, на первых полосах газет и журналов. Это же он - первопроходец нефтяных промыслов Западной Сибири. Это его первый фонтан нефти забил в Сургуте и в Самотлоре. Ну, да! Передовицы с его портретами всегда попадались на глаза Артёма в доме дяди Васи и бережно хранились.
- Я - непроходимый тупица. Как я раньше не догадался? Но почему
они лишили меня всего этого? Почему?! Почему я остался в стороне и
почему не я сейчас обнимаю своего отца? Кто дал им на это право, -
обида терзала Артёма и, сердце сдавило так, что он быстро расстегнул куртку и пуговицы на рубашке, потом качнулся и схватился за
поручни ограждений.
Александр Николаевич рванулся к сыну, но тот отвернулся, низко наклонив голову.
- Прости, сын, - он стоял сзади него, пытаясь обнять, но сгорбленные плечи Артёма, как преграда не позволяли сделать этого. Отец
осторожно положил руки на эти горестные бугры,- у меня никого
нет на всём белом свете. Только ты и мама. А маму надо спасать,
сынок, и мы сделаем это. Мама у нас одна. Слышишь, Тема?
Накопленные переживания за последние сутки, терзания Артёма в причастности к маминой аварии и неожиданное появление родного отца надломили его так, что скупые слова, может быть, самого необходимого для него человека, произвели нужное в этот момент действие. Артём повернулся к отцу, уткнулся ему в грудь и заплакал. Александр Николаевич обнял сына и так нежно поцеловал его в макушку, что Артём вдруг вспомнил, что именно так отец целовал его маленького, когда уезжал в командировки.
- Всё будет хорошо, сынок, теперь нам ничего не страшно, теперь
мы вместе и никто нас не разлучит. Это я тебе обещаю.
Дядя Вася радовался больше всех, так как состояние племянника его очень волновало, но, когда Артём заплакал, - он облегчённо вздохнул:
- Наконец-то прорвало бедолагу. Это же, мука, какая, даже глядеть
на него было...
ГЛАВА 8.
Только в такси Артём смог разглядеть своего легендарного отца. Был он таким же, как десять лет назад: светло-русым, светлобородым синеглазым, не считая седины на висках и в усах да затаённой грусти в глубине тёмных зрачков. Может не зря, детская память сохранила ощущение теплоты и силы отцовских рук, потому что, именно, это возвращённое чувство привело Артёма в нормальное состояние. От него пахло чем-то необычным сибирским: дымом, нефтью, снегом и морозом. Такой запах привозил дядя Вася с Севера и Артём всегда знал, что там было настоящее дело, и там жили сильные мужественные люди. И то, что его отец участник той таинственной, заманчивой и грандиозной жизни, сейчас приводило его в неистовый восторг, потому что ничто теперь не помешает ему узнать эту жизнь
- Вот только маму надо поднять, - думал Артём, - только бы она была
жива. Линушка, любимая, как ты была права...
Дома их встретили сосредоточенная тётя Зина и притихшая Катя.
- Ну, поздравляю вас, наконец-то, вы нашли друг друга, - смахнула
женщина слезу со щеки, - Полина, надеюсь, не будет ругаться. Глупо,
всё глупо... Саша, ты молодец, что прилетел, с этим надо было
давно кончать. Правда, случай не лучший. Видно так должно быть. А
похожи как вы рядом, не отличить.
- Зина, ну, не тяни, говори уже, сказал дядя Вася, - ты что-то много говоришь сегодня.
Тётя Зина посмотрела на Артёма и улыбнулась:
- Звонил Вацлав. Маму прооперировали. Слава Богу, головной и спинной мозг не затронут. А вот правое лёгкое пробито сломанным ребром, но всё позади... А кости срастутся.
- Зина, договаривай, - торопил дядька.
- Четыре перелома: плечо, ключица, два ребра справа и тяжёлое со-трясение мозга. После операции в сознание не приходила, пока. Всё,
вздохнула она.
- Зина, ты как медик, что можешь сказать? - спросил Александр Николаевич.
- Саша, худшее - позади. Лёгочное кровотечение остановлено, но по-ка она на дыхательном аппарате. Двигательные функции не нарушены,
несмотря, что она сильно стукнулась лобной частью. Пока Полина не придёт в себя, трудно сказать что ещё. Но голова у неё крепкая будем надеяться, что всё будет в порядке.
- Мама приглашай всех к столу, - сказала Катя, - Артёму скоро ехать, -
Она подошла к брату и тихо спросила:
- Тём, а Лине ты будешь сообщать о случившемся? Может мне написать?
- Катя, ничего не надо писать, я сам, ты только отнеси письмо на
почту.
Артём взял лист бумаги и быстро нарисовал Спасскую башню, Большой театр, памятник А.С.Пушкину, себя и Лину, затем подписал: "Ты знакомишься с Москвой. Скоро увидимся, любимая. Целую".
Катя посмотрела на странное письмо и удивилась:
- Это всё? А текст?
- Какой?
- Ну, обыкновенный, о любви.
- Я не знаю слов, которые могут передать боль разлуки с дорогим
тебе человеком, А ты знаешь?
- Ведь пишут поэты, писатели...
- Я ещё не нашёл таких слов и не хочу их искать, потому что Лина
всегда со мной, - ответил Артём.
- Дети, где же вы? За стол, мы ждём вас!
За столом Александр Николаевич не сводил глаз с сына. Артём чувствовал это и немного смущался. Между ними сразу же завязались сдержанно-тёплые отношения. Тётя Зина то и дело смахивала слезинки, дядя Вася толкал её в бок, а Катька с высоты своего подиумного роста, молча переводила огромные серо-голубые глаза с одного на другого, при этом невозмутимо поглощая обед. За встречу выпили по рюмке коньяка. После затянувшейся паузы Александр Николаевич сказал:
- Артём, если маме потребуется платная операция или консультация,
сразу же звони. А пока, вот тебе деньги то, что положено по декларации. Да, там я привёз чёрную и красную икру, коньяк. Всё это
можно, я узнавал. И, главное, звони о состоянии мамы. Тёма, и ничего не скрывай. Если она захочет меня увидеть, я прилечу, но потом. О том, что мы встретились, не говори, - он замолчал и добавил, - пока
не говори.
- Артём, Вацлав тебя встретит. Я ему всё передала: рейс, время,
твои приметы, он будет с плакатом. И смотри, аккуратней там,
мало ли что... - заторопилась тётя Зина.
- А что может произойти, Зина? Его встретят. Понятно, русских там
не очень любят. А ты, Артём, лишний раз рот не открывай, а на вид
ты на чеха похож, - резюмировал дядька.
Артём достал маленький русско-чешский разговорник и сказал:
- Чешский язык лёгкий, я думаю, что быстро освою его. Они же славяне, в конце концов, как и мы.
- Тёма, не забудь, что ты можешь находиться в Праге только две
недели. Пока группа будет мотаться по Чехии и Словакии, ты будешь
с мамой, а потом в день отъезда ты обязан быть на вокзале. Назад
ты поедешь на поезде через Чоп. Это станция такая на границе. Смотри, не забудь: жить ты должен будешь в гостинице "Олимпик", а не
у мамы, - напоминал дядя Вася.
Артём быстро собрал вещи. На дно сумки положил фотоаппарат "Зе-нит", так на случай. Вся семья Пановых осталась дома. Провожать сына поехал только его отец - Александр Николаевич. Тётя Зина перекрестила племянника, что-то зашептала, но Василий Алексеевич так цыкнул на неё, что она осенила крестом и его.
- Ещё что за новости, Зина, как на войну провожаешь! Ты что, мать
вытворяешь?
Артём крепко обнял женщину и поцеловал руку. Катерина облобызала брата и шепнула на ухо: "Кеды, тридцать девятый". Артём улыбнулся и махнул головой. Посидели на диване минуту, не прощались, не положено. Когда закрылась дверь, Артём вопросительно посмотрел на отца. Александр Николаевич понял тревогу сына и твёрдо сказал:
- Сын, ты справишься, я в этом уверен, мы все в этом уверены.
Мама ждёт тебя.
По дороге отец рассказывал сыну про Сибирь, про грандиозную стройку на Севере, про новые огромные благоустроенные города, в которых нет стариков, и в ближайшие двадцать лет навряд ли будут. О том, что нефть и газ - это одно из самых ценнейших полезных ископаемых Советского Союза, за ними будущее страны. Артём видел горящие глаза отца, видел, как он любит свою работу и тот его загадочный край и, как сын, завидовал и гордился им, но он не мог понять одного: почему отец бросил его? Это так мучило, а спросить он так и не решился. Потом Артём не мог назвать Бармина отцом, по¬этому больше молчал и слушал. Александр Николаевич вдруг спросил:
- Тёма, а ты пригласишь меня на свадьбу? - Тот вопросительно вскинул глаза.
- Я знаю про Лину. Извини, я очень рад за вас.
- Да, конечно, Александр Николаевич.
- Артём, а ты не можешь меня по-другому звать?
- Я постараюсь.
Отец долго молчал, но вдруг взорвался:
- Артём, я пять лет ждал маму и тебя, но она так и не приехала и даже ни разу не навестила меня, хотя для журналиста там работы было много и очень интересной работы. Ты понимаешь? Ведь ты сам журналист. Почему?! Там сейчас всё есть: редакции газет, журналов, типографии, те же театры, спорткомплексы. Неужели нельзя было подождать? Она бы уже главным редактором газеты была, я уверен. А что там?! Чужой народ, чужой город. Работа в ЮНЕСКО. Да - это престижно, но интересно здесь! Тут наша Родина! Отец говорил горячо, словно оправдываясь перед сыном.
- Она мне запретила видеться с тобой. Да я и сам понимал, что наши редкие встречи только бы расстраивали тебя. Я дал слово, что
не приближусь к тебе. Так вот получилось, сын. Ждал, когда ты станешь мужчиной и сам поднимешь этот вопрос. А Василий был между нами все эти годы, спасибо ему.
В Шереметьево таможенники долго проверяли документы всей группы, потом был досмотр вещей. Процедура длилась около двух часов. За это время Артём очень много узнал о своём отце: о его тяжёлой работе, о бессонных белых ночах в тундре, о перелётах с одной буровой на другую, о топях, заглатывающих технику и людей, обо всём, что наболело у него за эти годы. Артём, вдруг, понял, почему так яростно работал его отец, почему лез в пекло, почему выжил и почему таким весёлым и озорным был тогда с ним десять лет назад: он ждал их всю жизнь и надеялся на встречу. И эта надежда согревала его все эти долгие и холодные годы.
Перед турникетом Артём остановился, потом вернулся, обнял отца и сказал:
- Батя, ты настоящий мужик и я тебя всегда помнил и ждал. Да!
Спасибо за старика Эйнштейна, мы с ним здорово поладили.
Он не оглянулся сразу, но потом издали он увидел, как его отец стоял посреди зала, запрокинув голову, крепко обхватив её руками, словно боялся уронить.
ГЛАВА 9
Артём в первый раз летел за границу, но никаких эмоций по этому поводу не испытывал. Он был погружён в свои переживания, но и ему изрядно надоели бесконечные проверки состава группы и напутствия руководителя. Молодая голосистая женщина повторяла в который раз, что можно делать, а что нельзя, куда можно идти, что спрашивать, с кем общаться, опоздание равносильно побегу из страны и всякую несусветную чушь, от которой Артём просто задремал. Потом он услышал, что кто-то называет его фамилию, имя и отчество, но сознание его ещё балансировало между сном и бодрствованием и не возвращало уставший мозг в реальность. И только невообразимый шум, наконец, разбудил его.
- Ну, вот, видите, не успели сесть в самолёт, как потеряли человека,- возмущалась всё та же женщина, под монотонный голос которой
он уснул.
- Панов Артём Александрович, Где вы?! Товарищи, ну, что же это такое!
- Может он в туалете? - послышался чей-то голос.
- А может, он вышел погулять по ночному небу? - съязвил ещё кто-то.
Тут встал мужчина вида совершенно официального и резко сказал:
- Прекратить шуточки! Это вам не балаган!
Все сразу притихли. Видно поняли кто этот человек.
- Читаю по списку, отвечать: ни - я, ни - тут, а - здесь!
Список оказался небольшим и, когда назвали фамилию Артема, он кашлянул, извинился за то, что уснул и ответил:
- Это - я.
Вся группа поднялась и посмотрела на него, словно, увидели не человека, а ископаемое животное. Мужчина официального вида подошёл к нему и тихо сказал на ухо:
- Ещё раз такое - и я лично выкину тебя с самолёта. И так летишь
почти нелегально. You understand me? - добавил он на английском.
Артём ужаснулся: за ним был негласный надзор и, даже, за эти три часа полёта ему дали понять, что он не свободен. Сначала его обуяла секундная ярость, но, взяв себя в руки, он вскочил с кресла и за¬орал:
- Так точно, товарищ генерал! I understand you!
У чиновника налились глаза и, если бы не стоящий навытяжку совершенно серьёзный Артём, неизвестно чем бы всё закончилось.
- Сесть гражданин Панов!- сдержанно рыкнул тот.
- Слушаюсь! - опять заорал Артём.
Игра эта была настолько опасной, что все притихли и молча наблюдали за происходящим.
Артём сел и сразу закрыл глаза. Если бы не мама, он бы дал в рожу этому негласному надзирателю.
- Как она там? Пришла ли в сознание и что я смогу сделать? Вся
надежда на Вацлава. Но как я его узнаю? Да, тётя Зина сказала,
что он будет с плакатом. Скорее бы Прага. Почему так медленно летит самолёт? - Артём глубоко вздохнул и судорожно выдохнул воздух
из лёгких. Тут он услышал приятный женский голос.
- Вам плохо?
Он повернулся и увидел рядом с собой, у иллюминатора девушку, с тревогой смотрящую на него.
- Нет, что вы, всё в порядке.
- Но она покачала головой и повторила:
- Я давно за вами наблюдаю. С вами что-то происходит, потому что
вы стонете. Вы не стесняйтесь, я - медик и могу помочь.
- А водка у вас есть?
- Нет, но валидол могу предложить.
- Нет, валидол не поможет, нужно что-нибудь крепкое. А напитки
нам носили?
- Нет ещё. Артём, давайте вызовем стюардессу?
- Давайте, - он задержал взгляд и вопросительно посмотрел на девушку.
- Меня зовут Светлана.
- Давайте, Светлана, позовём бортпроводницу.
Кроме минералки и соков им ничего не предложили. На вопрос о шампанском, стюардесса округлила глаза.
- Вы летите в соцстрану, молодой человек, здесь не положено.
- А в капстрану, значит, положено?
- Да! Что будем пить?
- Два апельсиновых сока со льдом,- ответил Артём.
- Льда нет, просто сок.
- Хорошо, давайте просто сок.
Светлана тронула руку Артёма, потому что за происходящим следил всё тот же человек официального вида. Через несколько минут им принесли апельсиновый сок.
- Артём, у вас что-то случилось, я же вижу, извините за настойчивость. Просто вы можете наделать глупостей в этом состоянии и навредить себе.
Девушка сказала это так искренно, глядя на него большими синими глазами, что Артём, вдруг, рассказал всё, что произошло с мамой. Она внимательно выслушала его и тут же предложила помощь:
- Мой папа военврач и работает в госпитале. Я еду к нему. Каждые
полгода я навещаю его. Он очень хороший хирург. Артём, возьми вот
адрес и телефон и обязательно позвони завтра. Расскажешь все, что
с мамой лично ему. Только звони до девяти утра, а то он уедет на
работу. И ещё, постарайся больше не конфликтовать с комитетчиком,
они в каждом человеке видят шпиона и перебежчика.
- Но я же ничего ему не сказал.
- Ты издевался и насмехался, а они такого не прощают.
Светлана рассказала ему, что учится в Первом медицинском на кардиолога, что мама тоже врач, только детский, что она очень любит Прагу и хорошо знает её. Перед посадкой Светлана ещё раз попросила непременно позвонить, пожелала ему удачи, а маме выздоровления. Артём был благодарен своей попутчице, а при выходе из самолёта он обратил внимание, что она очень мила и прекрасно сложена.
Ещё издали он увидел белый плакат с его фамилией в руках высокого мужчины в роговых очках. Светлана улыбнулась и показала:
- Артём, тебя уже встречают, а моего папы что-то нет. До завтра,
позвони.
Когда он подошёл к Вацлаву, тот сунул плакат под мышку, схватил руки Артёма и стал трясти их повторяя:
- Добри вечер, пан Артём, теши мне. Сем рад вас видим .
- Я тоже рад, пан Вацлав. Как мама? Как она себя чувствует? Пришла в сознание?
- Добрэ, добрэ, целкем добрже. Моц мне мрзи цо сэ стало, - успокаивал его мужчина.
К ним подошла руководительница группы и помогла Артёму понять, что сказал Вацлав.
- Он сожалеет о случившемся. Всё хорошо, неплохо, по крайней мере.
Артём, вы, пожалуйста, не опаздывайте на поезд, иначе будет скандал. Вы сами понимаете, что засветились.
- Хорошо, я постараюсь.
Вацлав взял Артёма под руку и повёл на выход. Светлана издали наблюдала за происходящим, не обращая внимания на нетерпение отца, стоящего рядом
- Папа, это тот самый молодой человек. Папа, ты поможешь ему?
Ты обещал, завтра он позвонит.
- Света, поехали, время. У меня больные, я же дежурю сегодня.
Утром всё решим. Она же в больнице. Я уверен ей, уже оказали помощь.
Не волнуйся так.
ГЛАВА 10
Если бы не ситуация, сложившаяся в данный момент, то Вацлав, наверное, понравился бы Артёму. Он был очень красив.
- Другого мама бы не полюбила, - подумал, он и сразу вспомнил отца,
они даже похожи чем-то.
Было темно. Но улицы, освещённые люминесцентными рекламами и фонарями, ничем не отличались от московских. Вацлав был расстроен и несколько растерян. Он долго молчал, потом сказал:
- Мы едэ до немоцнице. Будэмэ доуфат ...
Из всего услышанного Артём не понял ни единого слова. Когда такси въехало на мост, внизу показалась река. Артём спросил, сам то¬го не замечая, по-английски:
- Is this Vltava?
- Yes this is Vltava, bridge Svatopluka Cheha and Nova misto .
Вацлав очень обрадовался, что можно было общаться. Он сразу же объяснил Артёму, что они едут в клинику к маме, а это на юге, так что приходится ехать через весь город, так быстрее. Потом он рас¬сказал, где по-русски, где по-английски, что произошло на трассе «Прага-Готвальдов» восьмого сентября. Он снимал научно-популярный фильм в центре обувной промышленности Чехии пo заказу ЮНЕСКО для выставки в Москве. Вацлав Поломски был директором студии документальных фильмов на "Баррандов филм".
- Съёмки уже завершились, но оставался музей, где, кстати, есть - сапоги русского царя Петра - самые большие и самые маленькие китайской императрицы. Я просил Полину не приезжать, потому что было поздно, и лил проливной дождь, но она курировала эту работу и хотела посмотреть, что уже сделано. Она всё делала сама и принимала активное участие во всём, что касалось восстановления дружеских отношений между нашими странами.
Вацлав очень волновался, больше того, он винил себя в происшедшем, потому что не смог переубедить её и отказаться от этой поездки. Но Артём знал, почему она рвалась к мужу: ей было одиноко и больно после телефонного звонка в Москву. Потом из рапорта постовых полицейских Вацлав узнал об автокатастрофе: было скользко, дождь и дымка на дороге. Мама не справилась с управлением, несмотря на долгий опыт езды на её любимой "Шкоде". Машину занесло на обочину, и на скорости она врезалась в столб указательного щита. Хорошо, что это случилось недалеко от Праги: ей вовремя оказали помощь. Вацлав опять перешёл на чешский язык.
- Будэмэ доуфат... Артэм.
Клиника неотложной помощи находилась на юге Праги, почти в её предместье в районе Панкрац. По заезжающим скорым, Артём понял, что это что-то вроде нашей имени Склифосовского. Они прошли в зда¬ние, поднялись на третий этаж, там их встретила сестра и провела в бокс, где их переодели в белые халаты, бутсы и маски, того требовало отделение реанимации. Потом пришёл лечащий врач, долго беседовал с Вацлавом, бросая взгляды на Артёма. Вдруг он повернулся к нему и на чистом русском языке сказал:
-Доброй ночи, Артём. Я - Мартин Вербирж лечащий врач. Не удивляйтесь, я учился в Москве в Первом медицинском. Не волнуйтесь, с вашей мамой уже ничего страшного не произойдёт. Теперь всё в наших руках и словах: меньше негатива, больше оптимизма. Скажем: у нас всё замечательно, ты скоро поправишься, и мы поедем домой. Вы меня поняли? И ничего про аварию, где, что, когда. Сейчас она без сознания, но скоро придёт в себя, буквально ближайший час. Я знаю, что вы долго не виделись, поэтому вы должны быть рядом с ней. И, если она вас узнает, значит, всё прекрасно. Ведите себя спокойно.
Артём так волновался, что доктор остановился и спросил:
- Так дело не пойдёт. Может вам укол сделать успокоительный?
- Нет, нет, я в полном порядке. Сейчас. Он закрыл глаза и сжал зубы. И вдруг, перед ним появилось лицо Лины. Она смотрела на него с той чарующей улыбкой, которая приводила его всегда в неистовый восторг и трепет.
- Лина, помоги мне, любимая? - Лина кивнула головой и подала ему руку.
- Ну, как ты, Артём? - спросил Милаш.
- Всё хорошо. Мы идём к маме. Я готов.
- Подождите здесь, мы позовем вас.
Через полчаса их пригласили.
Любого нормального человека могло испугать такое количество мигающей и светящейся медицинской аппаратуры. Среди всего этого на высокой постели лежала его мама, вернее, запеленатая кукла, только две чёрных впадины вместо глаз, зияли в белых бинтах. Левая бессильная рука, лежала привязанная к кровати с капельницей, правая была в гипсе.
Артём опустился на колени, осторожно коснулся её пальцев и сказал:
- Здравствуй, мама, я так люблю тебя, - потом погладил кисть,-
ну, вот мы и встретились, дорогая
Вацлав стоял рядом и усердно протирал очки, потому что слёзы заливали линзы. Доктор укоризненно посмотрел на него и показал на бегущую дорожку: - Она приходит в сознание, успокойтесь.
Артём пристально вглядывался в забинтованное мамино лицо. По дрогнувшим ресницам он понял, что она пытается открыть глаза.
- Полина Алексеевна, откройте глаза, пожалуйста, попытайтесь сделать это. Не бойтесь. Вы в больнице. У вас всё хорошо, - сказал
Милаш Вербирж.
Она нахмурила брови и медленно разомкнула веки. Взгляд её был отсутствующим. Она долго осматривала потолок, потом перевела глаза на доктора, стоящего над ней. Тот улыбнулся:
- Ну, вот и замечательно. С возвращением домой, Полина Алексеевна,
Она опять нахмурилась и, вдруг, увидела рядом с Милашем Артёма.
- Тё-м-м-а-а-а,- просипела женщина.
Артём опять взял её руку и прошептал:
- Мамочка, я приехал, я с тобой и теперь всегда буду с тобой, потому что я очень люблю тебя.
Её глазницы наполнились слезами. Сестра осторожно промокнула их салфеткой. Милаш проверил пульс больной и сказал:
- Полина Алексеевна, ваш сын будет с вами постоянно с завтрашнего
дня, а теперь вам надо отдыхать, не волнуйтесь. Вы - умница и очень
скоро поправитесь.
Когда все вышли из палаты по настоянию медицинской сестры, Милаш облегчённо вздохнул:
- Хочу обрадовать вас, Артём, ваша мама сильный боец и потому я
вас поздравляю. Самое страшное - позади. Он крепко пожал ему руку
и уже по-чешски заговорил с Вацлавом. При расставании Милаш объяснил Артёму, что завтра с десяти часов можно находиться с мамой
в палате, но не больше часа с утра и вечером. Это пока её не
переведут из реанимации, потом же время будет неограниченно.