+
И, МНИТСЯ, СЛЫШУ ИХ ВОИНСТВЕННЫЕ КЛИКИ... *
О военно-исторических литературных миниатюрах В.С. Пикуля (1928 – 1990).
Человек без чувства родины подобен дереву без корней
В.С. Пикуль.
Валентин Саввич Пикуль всякий раз вежливо поправлял собеседника, называвшего его прозаические миниатюры новеллами или рассказами:
– Миниатюра – жанр особый, если хотите, это – крохотный или кратчайший роман. Писать его – работа адова! Но, судя по письмам читателей, вижу, что нужная и полезная.
Пикуль нимало не красовался. Его творчество давно снискало читательскую любовь, которая, впрочем, нередко вызывала у «заслуженных», но мало кем читаемых «литературных генералов» раздражение и зависть.
– Писатель для обывателя, – брезгливо поджав губы, обронил один «мэтр» при упоминании мною имени Пикуля, – Пишет неровно, загромождает текст цитатами… К тому же и перевирает. Лишь одним объясню его популярность: страшным голодом на отечественную историю.
Что правда, то правда: голод неутолимый! Однако с тем, что только им вызвана популярность Пикуля, нет, не соглашусь. Пусть он не всегда и не во всём корректен. Даже заявляя: «где кончается документ, я умолкаю», – трудно уберечься от ошибок. Ведь и документ документу рознь. И не со всеми трактовками исторических событий соглашаешься с писателем. Но зато – как энергично и властно, а в то же время легко и естественно пленяет он читателя.
При слове «миниатюра» прежде всего представляешь небольшой, умещающийся на ладони портрет (или картину) тщательной и изящной отделки. «Тонкая, ювелирная работа!» – говорим мы в похвалу миниатюристу. Добрых слов заслуживают и миниатюры Пикуля. Но сколь же это дотошный труд! Ведь достаточно одной «неосторожной» фразы или даже слова, чтобы нацело «испортить» у читателя впечатление.
Иногда под миниатюрой разумеют репродукцию с большого полотна, на которой, как говорится, «всё в миниатюре». И тут, пожалуй, уместно будет сказать об уникальной (более 25 тысяч репродукций) пикулевской коллекции русского портрета.
– Как есть люди, которых вдохновляет музыка, – говорил Валентин Саввич, – так меня вдохновляет живопись. Тут не только эмоции, но и смысловое воздействие. Прежде чем писать о ком-либо, я должен сперва увидеть этого человека.
Едва ли не в каждой исторической миниатюре живописный, гравюрный или фотографический портрет героя не только предварительно и косвенно, как сказал об этом писатель, но и прямо и непосредственно играет далеко не последнюю роль.
«Инкрустируя» текст описаниями картин и портретов, Пикуль как бы нас приглашает: «Пожалуйста, вглядитесь, и вы поймёте, что я хочу сказать».
«У нас часто репродуцируют знаменитую картину Яна Матейко "Стефан Баторий под Псковом", – пишет, к примеру, он. – Вспомните, как в тени шатра сидит мрачный и грузный король, возле него, жестикулируя гибкими пальцами, словно фокусник, стоит зловещий Пассевино» – всего несколько слов, и право, лучше и не скажешь о персонажах этой миниатюры.
А вот в каком необычном свете предстаёт нашему взору генерал Яков Петрович Кульнев: «На финских хуторах и поныне можно встретить старинные гравюры. Кульнев изображён в окружении финской семьи, нянчащим на своих руках младенца. Младенец же этот – Иохан Рунеберг, краса и гордость финской культуры»
О многом также говорит и такое сердечное признание: «мне становилось даже не по себе, когда я рассматривал картины наших баталистов, изображавшие "выезд" гвардейской конной артиллерии»
В миниатюрах о русских полководцах писатель упоминает военную галерею художника Джорджа Доу в Зимнем дворце, о которой Пушкин сказал торжественно и тепло:
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года,
Нередко мысленно меж ими я брожу
И на знакомые их образы гляжу
И, мнится, слышу их воинственные клики.
Не сомневаюсь, сколь близки эти стихи Пикулю!
Всегда поражаясь напору взрывной волны его миниатюр, не раз ловил себя на мысли: как знакомо! Откуда это? Ну, хоть в этом отрывке:
«Миних деловито отцепил от пояса офицерскую шпагу и перекинул её солдату. Свой белый шарф повязал ему на поясе.
– Хвалю! Носи! Ступай! Служи!»
И тут я вспомнил:
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине
"Иди, спасай!" Ты встал – и спас.
Ну, конечно же, Пушкин! Вот где источник! Именно источник, а не плоское подражание. Пикуль писал по-своему: «Взвизгнул обнажённый клинок, и в тумане утреннем померкла сизая олонецкая сталь. Кульнев – впереди! впереди! впереди! – водил гусар в атаку. Из одной выведет – ведёт во вторую»
Предоставляю читателю самому оценить динамичность слога. Добавлю лишь. Многие критики удивляются: за что так любят Пикуля? Разумеется, темы, поднятые им, любопытны, а часто и актуальны. Силён, ничего не скажешь, и читательский голод на отечественную историю. Всё так. Но далеко не всё! Никто ещё не сказал о таких достоинствах стиля Пикуля, как теплота и доверительность:
«А ведь мы, читатель, совсем забыли о Костенецком! Помянуть же Василия Григорьевича просто необходимо»
«Яков Петрович Кульнев – давняя любовь моя. Сколько волнений, сколько восторгов пережил я, узнавая о нём...»
«И мне стало даже печально: как давно это было!»
Ну, как после таких душевных слов не довериться писателю?
К большинству миниатюр можно смело взять эпиграфом фразу, которой, как замечает Пикуль, открывается одна старинная монография по истории конной артиллерии. Правда, с одним лишь условием: под словом "родители" разуметь не только оных, но и всех наших славных предков:
«Доблесть родителей – наследство детей. Дороже этого наследства нет на земле иных сокровищ. Каждый шаг, каждое деяние защитников Отечества запечатлевайте в памяти и сердцах детей ваших от самой их колыбели»
И Валентин Саввич Пикуль отменный нам помощник в этом благородном деле.
«Так бы и пропал Ильин в забвении, – читаю в одной из миниатюр, – если бы не было такой прекрасной науки, как история» Если б не было, хочу дополнить, такого писателя, как Пикуль. Сколько славных русских имён вызволил он из тьмы забвения! И герои-то все как на подбор – богатыри!
Видимо, не мы первые, иронизируя над молодёжью, "перчим" её стихами Лермонтова:
– Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри – не вы!
А если всерьёз? Без насмешки. В устах участника Бородинского сражения стихи эти ничуть не ироничны. Даже если учесть преувеличения, рождённые легендой, то всё равно "богатырство" воинов времён Суворова и Кутузова – удивительно!
«Геркулес ростом, могучий, как молотобоец», – пишет Пикуль о князе Долгоруком. А о Костенецком вот так: «Любил Васенька взять быка за рога и валить его наземь, играючись» Или же – о другом генерале: «Человеку нормального роста эфес сабли Кульнева доходил до плеча»
– Экая невидаль! – усмехнётся иной читатель. – Такие лбы и поныне не перевелись на Руси.
– То – лбы, а то – богатыри! – возражу я ему. – Разница преогромная! Богатырство предполагает не только и даже не столько физическую мощь, сколько величие души и соответствующие ему подвиги.
Вот например, о том же Кульневе:
«Яков Петрович был великаном, души добрейшей и благородной». А о Костенецком Пикуль и не пишет иначе, как языком народной сказки: « – Ну, сынок, скажи нам спасибо, что мёду и сала мы на тебя, кровинушку нашу, никогда не жалели, а теперь езжай да покажи свою силушку врагам отечества нашего»
Прямота, благородство, рыцарство – вот отличительные черты главных персонажей многих миниатюр. Ну, скажите на милость, где и когда вы видели, чтобы генерал-победитель так обращался с побеждёнными?
« – Отныне вы гости мои, – говорил Кульнев пленным. – Живу по-донкихотски я, как рыцарь Печального Образа, но… прошу всех к столу моей стряпни откушать»
Одного из "богатырей", а именно генерала Котляревского, государь заподозрил в нечестности и дал ему это понять. И что же? Как отреагировал герой? «Боль обиды была столь невыносимой, что Пётр Степанович подал тут же в отставку…
Тридцать девять лет человек жил толь одним – болью!» (Выделено Пикулем. – Г.К.) Преувеличение? Возможно. Но ведь не на пустом же месте оно родилось. Были на то документальные свидетельства, как и на такую, к примеру, особенность духовного облика князя Долгорукого: «Патриотизм Сергея Николаевича был настолько высок, что от него долго скрывали известие о пожаре Москвы: думали, он не переживёт этого»
Что ещё хотелось бы сказать о миниатюрах. Они по-своему исповедальны и даже автобиографичны.
– Ну, уж нет! – мне возразят. – Откуда автобиография? Миниатюры-то «исторические»!
– Что ж с того? – отвечу я – Неужто не согласитесь с тем, что нигде так не раскрывает душу писатель, как в писаниях своих? Недаром же и выражение "стиль – это человек" – стало крылатым. Раскрывает, например, в самом выборе тем и героев. А в нравственных оценках их деяний? Разве и тут вы не разглядите автора?
Сергей Есенин автобиографию, в которой отметил внешние вехи судьбы (где родился, где жил, где учился), закончил так: «Что же касается остальных автобиографических сведений (надо полагать, самых сокровенных! – Г.К.), – они в моих стихах» То же скажу и о Пикуле: его "сокровенная" автобиография – в его исторической прозе. Но порой нетрудно высмотреть и внешние вехи судьбы. После окончания школы юнг (1943) Валентина направили на эскадренный миноносец «Грозный» Северного флота, где он прослужил до конца войны. И вот мы его «узнаём» в Петре Котляревском: «Четырнадцати лет от роду, бредя Ганнибалом, – пишет Пикуль, – он уже понюхал пороху в Персидском походе". Или вот такой автобиографический штрих в миниатюре об адмирале Чичагове: «с четырнадцати лет служил на флоте».
Не пережитое чувство, говорил Достоевский, не выдумаешь и верно не опишешь. Вот почему и эта сценка, возможно, имеет автобиографическую подоплёку:
« – Неужели это ты на вал вскарабкался?
Перед ним стоял…мальчик.
– Солдат Василий Михайлов, – назвался он.
Миних расцеловал его в щёки, грязные и кислые от пороха.
– Сколько же тебе лет, храбрец?
– Четырнадцать…»
Валентин Саввич огромное значение придавал зачину и концовке миниатюры.
– Первая фраза – камертон, – говорил он. – Как он зазвучит, в такой тональности и будет выдержано произведение.
В "запеве" одной из миниатюр Пикуль писал: «Дело это было великое, дело нужное – дело героев, давно позабытых», а закончил преамбулу словами Пушкина: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие!»
Какой верный духовный камертон!
Не он ли веками "задавал тон" на Руси? Ведь умел же народ наш уважать и увековечивать славу своих предков! Об этом не раз напоминает нам Пикуль, к примеру, в такой концовке:
«Долгие-долгие годы русский народ по копеечке собирал деньги на памятник своему герою. Созданный целиком на общенародные пожертвования, памятник Михаилу Дмитриевичу Скобелеву был открыт в центре Москвы 24 июня 1912 года – на Тверской площади. Скобелев был представлен сидящим на коне, в правой руке – сабля, а внизу, вокруг него, стояли герои-солдаты, отстреливаясь от наседающих врагов…
Это был подлинно народный памятник – созданный на народные деньги и для народа!
Чтобы мы помнили. Чтоб не смели забывать…»
Этот «генеральский» памятник был снесён 1 мая 1918 года «освобождённым» народом. Пикуль любил повторять: «Стоит лишить народ памяти, и из него можно вить верёвки». Но ведь затем-то и горел в работе писатель – чтобы мы помнили!
* Журнал «Россияне» № 7-8, 1991. С. 93. Предисловие к военно-историческим литературным миниатюрам В.С. Пикуля (В подборке материалов, посвящённой годовщине смерти В.С.Пикуля). Дополнено и уточнено.