Отчизна, отчий край, отчий дом - для меня это особые понятия. Родина моя - таёжный посёлок на Дальнем Востоке, недалеко от города Комсомольск-на-Амуре. А Отчизна, отчий край - это Латгалия, деревня Москвино, что рядом с Прейли находится. Отчий дом - деревянный сруб, построенный моим пра-прадедом Наумом Ульяновичем Колосовым. И звалась во второй половине 19 века земля предков в самом центре Москвино - фольварк Колосовка. На этой же земле в 1897 году построили новое здание Москвинской старообрядческой моленной. С 1905 года в течение 10 лет продолжил здесь службу духовный наставник Наум Ульянович.
Дом Наума был на два конца. Позже я его увижу уже перестроенным. Но в 1920-х годах с Наумом вместе жили два его внука Аким и Григорий со своими женами. Сюда приезжали и какое-то время жили и другие внуки. В 1927 году мой дед Аким купит себе новым участок, а этот дом достанется его брату Григорию.
В этот дом впервые я приеду в возрасте 6 лет. Наша семья состояла из папы и мамы, моих младших сестры и брата. Семья деда Григория Тихоновича - он сам, жена его Великомида Николаевна да внучка Тоня. Дом на то время состоял из длинных сеней и двух дверей, выходящих из них. Далее большая прихожая комната. По правую сторону от двери стояла большая русская печь, которая разделяла прихожую с другой маленькой комнатой-пенал. Там была еще плита, на которой не только готовили еду, но она и обогревала залу. Туда дверь была постоянно закрыта. В зале напротив дверей в углу висела большая икона в киоте, закрытая белыми шторками. Кровать у одной стены, у другой большой резной шкаф. У окна - патефон. На стенах висели два портрета - бородатые мужчины в возрасте. Помню, что в том своем детстве я спрашивала у Великомиды кто это, и она мне отвечала... но память начисто стерла ее слова. Сегодня ох как я виню ту девчонку, что не сохранила информацию.
Наверное, первые впечатления самые яркие. В Москвино нас везли из Прейли на лошади. Начало ноября. Для деревни, после долгого отсутствия, возвращение моего отца в родные пенаты было большим событием. Поэтому двери дома не закрывались. Шли родные, шли знакомые. Несли гостинцы - кто мешок картофеля, кто мясо, которое Великомида тут же прятала - был пост. И нам, детишкам, всегда доставались какие-то гостинцы - конфеты-сосульки, пряники, баранки, сушенные яблоки... Мужчины в основном были бородатые, а женщины в платах больших или платках. Запомнилось, что у многих были закрыты лбы. Однажды в дом пришла маленькая женщина и с порога запричитала: "Графеточка, Графеточка дорогой..." Мы с мамой сидели в комнате-пенал, отделенной от гостиной занавеской. Я же услышала - "конфеточка, конфеточка дорогой". Обратилась возмущенно к маме: "Почему тётя моего папу конфеткой называет?". Позже уже мама объяснила, что у папы в деревне прежде было имя Еграф, а сокращенно его звали Граф. (Из-за этого, выдавая отцу паспорт в 1950-х годах, служащий сказал: "У нас в стране графьв нет, поэтому запишем Вас Георгием")...
Были дни, когда баба Великомида наряжалась, покрывала голову красивым платком. Шла в залу, брала в руки какую-то подушечку и становилась напротив иконы. Как-то раз меня с сестрой поставила позади себя и сказала, чтобы мы повторяли все, что она будет делать. В какой-то момент повернувшись к нам, увидела, как мы описываем круги вокруг лица... Больше с собой на молитву она нас не звала...
Моему брату в то время был год. Когда Великомида варила мелкую картошку в мундире в горшке и ставила на пол остужаться - тут же в том направление топал брат. Ему нравилось прямо из горшка запускать картофель в рот... А мне из того времени запомнились обалденно вкусные картофельные пирожки с капустой. Тянешь ко рту, а с него маслице течет... И как не нравилась подлива, которая отдавала чем-то горьким. Уже много позже мама расскажет, как бабе Великомиде не удавалось во время снять сковороду с плиты и мука вечно пережаривалась...
Помню бабу Великомиду за вязанием. Маленькие спицы в ее большиx руках звучали музыкой. Руки двигались быстро-быстро, из-под них выходили один за другим рядки ее вязания. И что интересно - баба совсем не смотрела на свои руки...
Дед Гриша вечно был занят в сенях. К стене был пристроен узкий стол. Дед брал какой-то инструмент в руки и начинал кланяться вперед и назад, выпрямляясь... со стола на пол слетали белые завитушки, они пахли свежестью. Их было много! Рядом со столом у стены всегда стояли какие-то рамы. Потом я узнала, что дед был плотником, для округи делал двери, окна. Это он постоянно заботился о сохранности Храма. А в молодые годы Григорий Тихонович ездил в Санкт-Петербург, выполнял какие-то плотницкие работы в Зимнем Дворце, видел даже самого Императора!
Еще ярко в памяти: однажды баба Великомида, которая для меня казалась огромной женщиной, вытопив русскую печь, вычистила ее нутро, взяв с собой мочалку с мылом и веник, залезла в печь. И вспомнились тут русские сказки... Потом мама мне объяснила, что так бабушка лечилась...
Пришло время Нового года. Папа принес из леса огромную елку, она стояла в зале под самый потолок. Украшали её новогодние игрушки, привезенные родителями с Дальнего Востока в детской ванне... Как-то под вечер пришли к нам люди - мужчина и женщины и сразу, не снимая верхней одежды, пошли в залу. Мужчина с большой бородой стал чем-то дымить в комнате. Женщины в больших черных платах громко запели. Папа стоял в дверях между комнатами, вдруг он упал на пол, потом быстро вскочил и стал махать руками, как это делала не раз баба Великомида...
Так в мою жизнь входило Москвино - мое Отечество, со староверами и Храмом рядом с домом, с его колокольным перезвоном, с интересными правила и традициями. Пройдет немало лет и начну я с нуля писать историю этой деревни и края, историю общины. Напишу немало рассказов и выпущу в свет книгу "Москвино за нами". Начну изучать и сохранять традиции, быт и культуру... И главным пособием будут те первые полгода нашей жизни в Москвино.