Любовь к инсектициду в Русской перспективе

Вячеслав Абрамов
ТАРАКАНОФОБИЯ.
Глава 1. Любовь к инсектициду в «Русской перспективе»

Двое мужчин солидного возраста не спеша вошли в двери под вывеской «Ресторан Гриль-Бар Русская перспектива». Не спеша и уверенно, как завсегдатаи. Одеты они были непритязательно, но вид имели аккуратный. И у одного, и у второго было по большой дорожной сумке.

Войдя, они деловито огляделись. В зале стояли пустые столы, стулья были отодвинуты к одной из стен, – один, перевёрнутый вверх ножками, на другом.
Из-за высокой барной стойки выглядывала низкорослая женщина неопределённо-восточной национальности. 

– Мы по заявке. На санобработку – уверенно и громко сказал один из них, имевший на голове остатки волос.

Женщина понятливо закивала:
– Да, мне он сказал, это… что должны… что придут…

– Кофе-машина где? Работает?

Женщина или удивилась, или зависла. Она замерла и смотрела на спросившего.

– Плиз, нам два кофе за счёт заведения. Нам нужно освоиться, чтобы ничего не пропустить. Пусть они думают, что мы пришли выпить кофе.

Второй, наголо стриженый мужчина, посмотрел на говорившего с каким-то удивлением, но ничего не сказал.

Они бесцеремонно взяли по два стула каждый, на один каждый аккуратно поставил свою сумку, второй каждый придвинул к ближайшему столику и сел.

Работница заведения видимо почувствовала деловитость пришедших и прониклась важностью их миссии. Она молча набрала воды из-под крана, залила в кофемашину и немного с ней повозившись, включила.

– Так, понятно… – сказал полулысый, а второй снова внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал. Может, плохо расслышал из-за завывшей кофемолки.

Тут наблюдательный человек мог бы определить, что полулысый – как бы хозяин, а другой – как бы приглашённый гость, что-то недопонимающий.
Так оно и было. Первый был опытным организатором такого рода мероприятий, а второй участвовал в первый раз. То есть, и фактически, по своему положению, был вторым. Но и будучи вторым, производил впечатление бывалого человека, много повидавшего на своём веку. А неопытным он выглядел только в этом деле.

Они неторопливо и сосредоточенно пили кофе, изредка поглядывая то на обстановку зала, то на женскую голову, которая была ненамного выше барной стойки, и оттуда никуда не перемещалась.

– Ну давай, хозяйка, показывай ваши обиталища антисанитарии! – первым привстал «первый».

– Но я не могу… это… приехат должен Ашот Габибас… сович…

– Э, уважаемая, но у нас время – деньги! Опять же препараты уже стынут… Ну ладно, тогда мне сваргань-ка ещё не свой хреновый «эспрессо», а давай-ка «капучино», и с каким-нибудь бутериком… А ты что ещё будешь? – вопросил он у лысого.   

– То же самое, и без закуски, – скромно бросил тот.

Пришедшие со спокойным равнодушием подождали на удивление безмолвного исполнения своих требований, и изобразили, что сосредоточенно дегустируют качество им преподнесённого «капучино».   

– Этот Ашот сейчас борется с жабой, – тихо промолвил полулысый. – Однозначно! Решил, что беру очень дорого, разузнаёт у своих земляков, где и как сэкономить. А его земляки народ неторопливый – на сухую слова из них не вытянешь…

– А если найдёт подешевле?

– Не найдёт… Иных уж нет, а те далече… – и полулысый хохотнул. Хохотнул как пискнул, или пискнул как хохотнул? Вроде ничего такого, а только от этого звука его напарника невольно передёрнуло.

Время шло. Чтобы нам не подключаться к неловкому молчанию с неторопливыми подъёмами-опусканиями чашки, сделаем небольшую паузу … Нет, не рекламную, скорее техническую. Тем более, что уже пора бы познакомиться с лицами, принимающими участие в этом повествовании.

Полулысый руководитель планируемого санитарного мероприятия – это Владимир Владимирович, которого за его широкой спиной некоторые называют «Вовочка». Ранее в узких кругах его идентифицировали по кликухе «Дихлофос». Эти времена, к счастью, ушли в прошлое, а озвученное прозвище, на другом наречии – «погоняло», уже почти перестало звучать.

Сам он теперь частенько просил называть себя «даритель отпущения». Некоторые народы когда-то так называли жертвенного козла, которого отпускали в пустыню вместе с всеми грехами всего народа. Кое-кто знает, что имя тому козлу было Азазель. У нас миссия козла отпущения несколько иная, поэтому имя Азазель всё-таки не будем произносить.

Второй мужчина – бывший подполковник Тараканов. Он не привык слышать своё имя и отчество, его слух чаще ублажало обращение «товарищ подполковник», а когда о нём говорили более определённо, то звучало: «подполковник Тараканов».
Так и будем его называть, но опустим воинское звание, потому что в этом случае придётся говорить ещё длиньше: «подполковник запаса Тараканов».

Тараканов ушёл на пенсию уже несколько лет назад. Долго думал, откладывал, прикидывал, мучился. Полегчало только тогда, когда ушёл. Когда понял, что от многого освободился.

Он всем, кто интересовался, потом говорил, что ушёл мол, когда служить уже устал, а прислуживать стало совсем тошно. Но это была неправда. Он уже давно устал служить и всегда тянуло блевать при необходимости прислуживать. Ушёл потому, что выбрал и выслугу лет, и льготы за положенные для их получения «календари»*.

Пенсия была приличная, можно бы и дома сидеть, и в ус не дуть. Но не смог – не дуть. Ус он последнее время не имел, надо было вырастить. Но проблема была, конечно, не в этом. Мало понять, что освободился от обременения, потому что за этим пониманием приходит другое: ты освободился и от чувства присутствия с участием тоже. Это чувство быстро не уходит, оно въедается в человека служивого. Ещё больше вживается в того, кто «не за страх, а за совесть».

Оно, это чувство, тогда не унимается, его можно будет только вытравить. Как? Известно, как. К примеру, поначалу достаточно в день по бутылочке. Но не пить же в одиночку, а с собутыльниками в день по бутылочке не получится. Тараканов мог хорошо выпить и почти не пьянеть, но потом несколько дней вообще пить не мог. Голова болела, мутило хуже тошноты, терялся кайф и всякий смысл пития.

Последний толчок дал сын, который захотел квартиру и полез в кредит. Надо было помочь, глядишь, и женится быстрее, остепенится… Тараканов пошёл работать туда, куда сейчас почти все служивые идут – в охрану. Сидел, кнопку шлагбаума нажимал, сверяясь со списком автотранспорта, которому разрешён въезд. Ночью, когда хорошая погода, обугливал территорию. Когда погода плохая, смотрел краем глаза в телекамеры, и при этом ещё в телевизор.

Но тут – ковид, мать его, летучую мышь, в загривок… Фирма, в которой сидел, не сумела работать с поставщиками в обход локдаунов. Руководство тихо и незаметно слиняло, платить стали меньше, а потом перестали.

Пришлось переместиться в ЧОП, где работал бывший сослуживец, тоже подполковник. Однако там – то на лесопилку с одуряющим визгом пилорамы, то на стройку, суетную и грязную. Если кто из сменщиков запил или заболел – сиди двое суток, а то и трое. То заплатят, то нет – мол, заказчик деньгу не перечислил. Такого счастья, и почти даром, Тараканову было не надо. Как говорится, пора и честь знать.

Опять дома стал сидеть, и опять вернулась тоска. Друзья, с которыми раньше перезванивался да изредка за кружкой пива встречался, кто в деревне прячется, кто на даче сидит. К себе не приглашают, и к нему не едут. Из-за домочадцев соблюдают карантин.
   
Вовочка был одноклассником Тараканова, да и жили они тогда в соседних дворах. Вовочка в детстве был совсем низкорослым. Ниже его был только другой Вовочка, но и тот к старшим классам его обогнал. Когда кто-то из одноклассников уже лет через десять сказал, что Вовочка стал под два метра ростом, Тараканов не поверил.

Но спустя ещё пару лет увидел его сам – и, если бы не голос и не глаза, ни за что бы не поверил, что перед ним тот самый Вовочка. В школе Тараканов был его на голову выше, но теперь стало наоборот – Вовочкина голова чуть ли не целиком возвысилась над его макушкой. Если бы это было в нынешнее продвинутое время, Тараканов заподозрил бы какой-нибудь гормональный препарат, но тогда про «всё такое» даже и не слышали.

Тараканов с Вовочкой вообще не сталкивался уже много лет, а раз на улице только его вспомнил – и вот, он как из-под земли нарисовался!
Зашли школьное детство вспомнить да поговорить в пивбар. За второй кружечкой Тараканов Вовочке признался, что и горбатиться на кого-то уже нет желания, а дома сидеть – совсем тоска.

Вовочка как будто этого только и ждал: пошли ко мне в компаньоны, говорит, работка весёлая и не хлопотная. Всё организовано, всё схвачено, за всё уплачено. Я мол, по дружбе предлагаю, мне не работник, а помощник нужен, чтобы было с доверием и по душам.

– А чем заниматься-то? – спросил его Тараканов.

– Не строить… Не строить! – вроде как невпопад возопил Вовочка, и тут же вроде как поправился: – я в смысле: ломать не строить, ничего строить не надо, а только ломать эти… стереотипы восприятия, – так скажем! 

Тараканов ничего не понял, но объяснил это воздействием на Вовочку пива и радости, что встретил друга… Хотя, собственно, друзьями-то они и не были…

Но мы возвращаемся в «Русскую перспективу», куда только что вошёл её законный владелец с озвученным «чернавкой» именем Ашот.

– Зачем ты беспокоил спокойных людей, Ашот?! Я же тебе говорил: нет никого, кроме нас! А ты почему-то не ценишь ни своё время, ни время серьёзных людей. Однако я ценю столь щепетильных клиентов и не отменяю предложение о скидке при следующем к нам обращении… Которое, я уверен, непременно будет… – и Вовочка вновь хохотнул, на этот раз не только пискнув, но и чмокнув. При этом он незаметно подмигнул Тараканову.

Ашота перекосило и передёрнуло, но со своими эмоциями он совладал. Или может никакое встречное дерзостное высказывание в его голове не созрело. Он был уже вполне пожилым и долго в этом непростом городе жившим.

– Ну что, глубокоуважаемые, приступим. Показывайте свои гадюшники… в смысле загашники с их обитателями, – так же безапелляционно скомандовал Вовочка.

Так вот. Тогда, получив от Вовочки предложение о совместной компаньонской деятельности, Тараканов не удовлетворился загадочной философией трудового процесса с порывами, прорывами и рвачами, и узнал, что предстоит заниматься инсектицидной обработкой помещений. Для него это было неожиданно, хотя…

Он сразу вспомнил, что у Вовочки было особенное детское увлечение: он любил насекомых. И любил он их по-особенному, с какой-то превратной страстью. Например, ловил на газонах или на небольшом пустыре возле забора воинской части кузнечиков и сажал их в бутылку. И не по одному, и не по два, а сколько поймает. Потом наливал в бутылку воду, или ещё что, или пускал дым. И наблюдал, что и как на них действует.
Такие же эксперименты проводил над жуками, начиная с первых, майских. Для них он приберегал бутылки из-под кефира с широким горлышком.

Да-а-а… Редко встретишь, чтобы детская страсть осталась на всю жизнь, и тем более – реализовалась бы в занятие всей продолжительности человечьей жизни! – так Тараканов подумал, но потом сам в себе осёкся, – я же сам в детстве, сколько себя помню, всё в войну играл… Со мной разве не так же вышло?! В военное училище пошёл, и потом в войну уже пришлось не играть, а… Хотя и играть приходилось больше, чем не играть, это манёврами и учениями называется… «Война – херня, главное – манёвры!» … Кто знает. Кто знает – в смысле, что если знает, то понимает… Хотя и так не всегда бывает. Жизнь – она вещь с одной стороны многосложная, а с другой – такая тупо простая, что диву даёшься…    

Дальнейший уход Тараканова в философские размышления о сущности всей человечьей жизни предотвратила начавшаяся бурная деятельность Вовочки. Тот достал из сумки какие-то приборы, включил и начал как-то бессистемно слоняться по залу, кухне. Он требовал открыть закрытые шкафы и подсобки, и оставлял без внимания открытые. Потом остановился и сказал Ашоту с его работницей, или кем она ему там приходится:

– Теперь, дорогие мои человечьи существа, придётся немного потрудиться. Если, конечно, вы переживаете за здоровье и благополучие своих клиентов. Нужно будет освободить шкафы и ящики от посуды, продуктов или всё это упрятать в полиэтиленовые мешки. Затем немного отодвигаем всё от стен, чтобы был доступ к плинтусам. Именно по плинтусам перемещаются разведённые вами тараканы и прочая живность, стараясь убежать от воздействия и возмездия за своё несанкционированное размножение.
Напоминаю, что результат гарантирован, ибо нами будут использоваться средства исключительно российского производства, одни только их названия отметают любые сомнения: НПО Гарант, Дезснаб-Трейд, Алина Нова Проф и особо уважаемое НП Росагросервис. Гарантия начинает действовать по истечению месяца, так как в течение тридцати дней после сего мероприятия указанные средства продолжают уничтожать всё потомство тараканов и прочей насекомой живности. По гарантийному случаю скидка на санитарные работы составляет 50%.
На всё озвученное вам отводится примерно полчаса, пока мы готовим своё высокопрофессиональное оборудование. Время пошло!

Пока Вовочка бодяжил какие-то ядовитые растворы и заправлял их в ёмкости, Тараканов осматривал поле будущей битвы. Хотя, строго говоря, и не битвы вовсе, а геноцида с применением химического оружия. Как известно, относящегося к оружию массового поражения и ныне запрещённого. Но запрещённого человеком к использованию против человеков. Всех прочих обитателей планеты запрещение, само собой, не касалось. Кроме тех, кто фактом своего почти полного умерщвления удостоился попасть в «Красную книгу». Но что эта книга – разве же она есть «Книга жизни»? Красная книга – всего лишь перечень, да свидетельство душегубских наклонностей человеков… Типа, свидетельство преступности ООО «Цивилизованное человечество» …

– Что смотришь? – заметил его задумчивость Вовочка, и, по-видимому, тут же решил пресечь это ненужное для такого мероприятия состояние.

Тараканов объяснил, что не может не наметить план предстоящей операции, какая бы она ни была. Не уяснить места дислокации противника, варианты его отхода…

А про себя ещё подумал: о наступлении речи, конечно, не было. Была операция по уничтожению не комбатантов, что тоже запрещено в отношении человеков Женевской Конвенцией. Блин, откуда такие мысли в голову лезут?!

Решительно пресекая как будто подслушанные совестливые переживания Тараканова, Вовочка коротко его проинструктировал:
– Твоя боевая задача – мелкодисперсное опрыскивание посредством помпового опрыскивателя. Прыскаешь всё и везде снизу, кроме дверных косяков – и Вовочка и вручил ему уже заряженный опрыскиватель.

Ашоту с его работницей скомандовал:
– Вам, дорогие и уважаемые, придётся на время удалиться. Не смертельно, но для благополучия организма лучше от нас держаться подальше!

Тараканов одел респиратор и защитный комбинезон, за спину – увесистый баллон, и стал прикидывать, откуда начать.

– Начинай с плиты – получил он дальнейшее указание Вовочки, который тем временем поменял обычные резиновые перчатки на более плотные и меловым карандашом стал рисовать круги и полоски возле и внутри шкафов и стеллажей.

– Технологию я тебе объясню потом. Когда пройдёшь испытательный срок, – и Вовочка хихикнул.  Вроде ничего такого, а только от звука его хихиканья Тараканову стало дурно.

От стратегической смекалки Тараканова не ускользнуло, что Вовочка оставлял тараканам пути эвакуации – именно через двери и наружу, прямо на выход из помещения. Однако он не стал ничего ему говорить. А подмывало спросить, показать свою компетентность. Но по опыту уже знал – свои преимущества лучше держать при себе. Хитроумно прячущуюся цель побеждает не тот, кто может метко выстрелить, а тот, от кого выстрела не ждут.

– За что я люблю военных – это за сообразительность и лишение противника малейших шансов на спасение. Был у меня компаньон, бывший полковник внутренних войск. Изумительный был специалист. Только спился… В какой-то зоне работал, совесть его, понимаешь, всё мучила.

Кивнув в сторону покинувших своё кафе, Вовочка хохотнул:
– Их на днях санэпидслужба прилично нахлобучила. Мало что нахлобучила, так ещё предупредила о перспективе скорого прикрытия, а то и закрытия заведения.

– А ты, понятно, это узнал. Свои, прикормленные люди.

– Ну дык такие времена, такие нравы. Каждый ищет, где что отщипнуть.

Вовочка отложил мел и взял в руки агрегат для аэрозольная обработки, на бирочке которого Тараканов прочитал: «Генератор холодного тумана», производитель – Vector. Тот самый?!** Да, технологии не стоят на месте, – это вам не какие-то вонючие прыскалки с дихлофосом. Тогда все искренне считали: чем вонючей, тем эффективней.

– Слушай, а не переименоваться ли мне из конторы «Любовь к инсектициду» в контору на паях «Тараканов против Тараканов»! Или короче: «Тараканов против»! Только одна проблема: придётся тогда тебя брать в пай, или самому менять фамилию на Тараканов… – и Вовочка снова пискнул как хохотнул. Или хохотнул как пискнул. Тараканов был не брезглив и не мнителен, но испытал от этого звука на холке холодок.

Странно то, что, когда Тараканов опрыскивал помещения со всем, что в них было, он не видел тараканов. Лишь уже в конце, приближаясь к выходу, увидел таракана, удаляющегося из кафе через этот выход. Тараканову представилось как наяву, что таракан этот приостановился и помахал ему лапой. Его так и подмывало на него прыснуть, но что-то его остановило.
Не то, чтобы он вспомнил распоряжение Вовочки не отсекать выходы, совсем нет. Возникла и забеспокоила мысль: зачем мне всё это нужно?! Обоснованного ответа не было, но Тараканов почему-то был совершенно уверен: неспроста он сюда попал, это зачем-то нужно, он пока не знает, зачем. Так с ним случалось на войне.

– Какая такая опять тут тебе война?! Успокойся и прыскай букашек! – волевым усилием срелаксировал Тараканов.

*  - календарная выслуга лет у военнослужащих;
** - ГНЦ ВБ «Вектор» – крупнейший в РФ научный вирусологический и биотехнологический центр.

Продолжение http://proza.ru/2021/07/09/2