…Сегодня я проспал и уже опаздывал в школу!
Все пришлось делать на ходу – чистить зубы и завязывать еще не подсохший после мок-рой глажки пионерский галстук. Пить чай, обжигаясь, по глоточку, забегая на кухню и обратно и, между забегами, собирать портфель, вспоминая, что не доложил учебник по русскому, (ведь математичка заболела!) и кубик-рубика, потому что обещал дать Славке поиграть.
До школы было пять минут обычным шагом.. Я добежал за две.
- Эй, пацан, стой! - в школьном тамбуре стояли три подростка..
Один из них был Серега Маркичев (Маркиз) – гроза нашей школы. Он был второгодник. Его побаивались даже ребята из десятого класса - мало того, что Серега и сам был физи-чески, не по годам здоровенным пацаном, так еще и все знали, что он водил дружбу с от-сидевшими - по разу-другому - взрослыми местными жуликами.
Учился Серега в седьмом «Г» - в классе, в который, со слов моей мамы, слили всех безда-рей и хулиганов (я же учился в 7-м «Б»).
Двух других пацанов, что стояли рядом, все называли «санчо пансами» Серого: это одно-классник Маркиза - крепыш Анвар, полутораметровые плечи которого делали похожим его на квадрат – злобный и вечно сквернословящий квадрат, и худой шкет по прозвищу «Селедка» - никто не знал его настоящего имени, так как он был не из нашей школы, а дружки его называли только по прозвищу. Селедка, видимо, был в этой компании за шныря – выполняя поручения Сереги и Анвара.
- Ты же у нас новенький? Откуда переехал? - взгляд у Маркиза был тяжелый и жесткий. От такого взгляда хотелось сжаться в комочек и отсвечивать как можно меньше. Навер-ное, Серый знал, о том, каков эффект у его взгляда и профессионально пользовался своим козырем.
Я ответил, сглатывая появившийся откуда-то комок в горле:
- Привет. Да, я из Тимашево. Из 36-й школы.
- Где сейчас живешь? - вклинился в разговор Анвар и положил мне на плечо свою пудо-вую руку.
- На Жданова (сейчас это улица Черниковская).
- Ну, добро пожаловать в Черниковку, в нашу 118-ю школу, - с усмешкой произнес Мар-киз, - значит, дальше по жизни вместе поедем. Гони рубль за проезд!
***
Моя родная Черниковка!..
Сколько раз ты проверяла меня «на слабо»?!.. Скольких друзей и врагов ты мне подари-ла? Сколько литров моей крови оросило твою благодатную землю? (эти истории ждут своего часа) Сколько скопилось к тебе этих риторических вопросов?..
Не перечесть!..
И все же, я люблю тебя – район моего детства и юношества. Район, где я встретил свою половинку. Район, где я учился терпеть боль и потери. Район, где через какое-то время, предстоит упокоиться и моим костям – на таком мне близком и таком знакомом Северном – Тимашевском - кладбище…
***
До 1922 года эти земли входили в Богородскую волость Уфимского уезда.. Затем, в 1936 году, это стал Сталинский район города Уфы, с центром в селе «Моторное» - село, где в 1931 году было начато строительство Уфимского моторостроительного завода.
Во время Великой Отечественной войны в Уфимский Сталинский район было эвакуиро-вано из центра страны великое множество промышленных предприятий. И с 1944 года этот район был преобразован в город Черниковск – город «рабочих и крестьян», город обычных простых работяг.
Ну а новое воссоединение Уфы и Черниковска случилось уже в 1956 году.
***
- У меня нет с собой денег – ответил я, пытаясь не выдать дрожь в голосе.
Удар в лицо, который последовал за этим, я, разумеется, пропустил. Все поплыло перед глазами, и я упал на пол
Бил Маркиз. Он же, стоя надо мной, произнес:
- Завтра, здесь же, за пять минут до уроков. И с тебя уже два рубля.
Я пришел в тамбур на следующий день. И на следующий... Пока не накопились пятируб-левый «долг» и с дюжину ссадин и кровоподтеков на моем теле.
По лицу меня больше не били, но тело обрабатывали знатно – профессионально!
Маркиз спрашивал:
- Принес? – и, услышав отрицательный ответ, добавлял - По печени или по почкам?
И бил совершенно в другое место – куда-нибудь по ребрам или по шее…
Затем наступил долгожданный выходной день – воскресенье.
И я поехал в свое «милое отечество» - в Тимашево..
Бывших одноклассников я встретил в нашем излюбленном месте - в пышных и высоких кустах желтой акации, которая росла по всему периметру школьного футбольного поля.
Несколько лет назад, когда деревья были большими, а кусты ниже и реже, мы делали из трубочек акаций забойные свистульки. Их трели раздавались на всю улицу и звучали во всех звуковых диапазонах…
Здесь в кустах у нас все было оборудовано для приятного времяпрепровождения – на вы-топтанной прямоугольной площадке стоял старый диван, который мы, помнится, прита-щили из химлаборатории, и несколько пустых бутылочных ящиков. В центре площадки стоял небольшой круглый стол, на котором мы частенько резались в карты. Мы называли себя карточными рыцарями круглого стола.
***
- Пацаны, нужна помощь, наших бьют! – я подробно рассказал о сложившейся ситуации.
…
Во вторник на пустыре за ДК «Машиностроителей» мы встретились с бандой Маркиза.
За день до этого, в утро понедельника, я передал вновь поджидавшим меня в тамбуре школы гопникам, что на завтра им назначена стрела и за меня будут говорить люди.
Странно, но в тот день меня не били…
***
Нас было четверо - я, двое моих одноклассников – Адрейка Трачук и Лешка Лопатин из соседней одноименной деревни Лопатино, учившийся в нашем классе, потому что в его маленькой деревне не было школы. И еще с нами был старший брат Андрейки – Николай. Он учился в городе - во втором училище и уже состоял на учете в детской комнате мили-ции за хулиганство, чем очень гордились и он сам, и его братик. И, что уж там, мы горди-лись тоже.
В карманах у нас были самодельные кастеты и тяжелые цепки, а Андрейка по секрету сказал, что брат взял нож.
Маркиза мы увидели издалека – он на целую голову возвышался над пацанами из своего войска.
Наш Николай тоже был ниже Серого, но чуть выше квадратного Анвара.
Шел Маркиз неторопливо, вразвалочку., лузгая семечки. Было видно, как его армия ста-рательно копирует движения своего предводителя.
***
За нас, разумеется, мазу тянул Коля. Он вышел чуть вперед и спокойно произнес:
- Привет честной братве!
Я удивился его самообладанию. Самого меня трусило от переполнявшего тело адренали-на, и я напрягал все свои мышцы, чтобы никто не видел этой тряски.
- Здоров, коль не шутишь – Серый тоже вышел чуть вперед.
- Поговорим?
Они приблизились друг к другу и о чем-то минут десять разговаривали.
Затем Николай повернулся и подозвал меня.
Когда я подошел, Маркиз, глядя на меня, произнес:
- Что ж ты, Татарин, сразу не сказал, что у тебя в друзьях такие уважаемые люди? И про-блем бы не было!
Я взглянул ему в глаза.
В них не было ни тени насмешки.
- Ты это… Если кто будет наезжать – говори мне, порешаем, - произнес Маркиз и, повер-нувшись, не спеша, пошел к своим со словами: – Пошли, братва! Разбор окончен.
***
Уже потом, когда мы сидели в кафе (я проставлялся) и пили лимонад, а Николай пил пи-во – я узнал, что Коля, учась во втором училище, а училище находилось менее чем в ки-лометре от нашей школы, был в серьезном авторитете среди местной шпаны.
И что он пообещал за мою голову, что Маркиз со своей бандой может приходить в его училище и раз в неделю трясти первокурсников.
Такова оказалась в 1985-м году цена моей полной свободы на районе.
Жизнь продолжалась.
Погоняло «Татарин», с легкой руки Маркиза, так и прилепилось за мной. А где-то с 1991-го добавилось прилагательное «Злой».
Маркиз, став постоянным «жителем» башкирских тюрем, зон и лагерей, подсел на нарко-тики и умер лет через десять от заражения крови.
Анвар был зарезан в подъезде, на улице Кольцевой, будучи данщиком (человеком, соби-равшим дань) одного местного жулика.
Селедка так и остался Селедкой – вечным шнырем у сменявших друг друга авторитетов.
Николай тоже шел по пути Маркиза – отбывал, освобождался…
А мы, пацаны Советского Союза и новой, проходящей кровавое становление, России,мы, наивные и глупые, обманутые и озлобленные, мечтающие и стремящиеся… Мы, поте-рявшие национальные предметы гордости, живущие в отсутствии всякой государствен-ной идеологии... Мы… Мы гордились нашими «николаями» и «маркизами». И шли по их стопам – в далекое, обязательно богатое и светлое, как нам тогда казалось, будущее…