Глава 1.
Несколько дней назад меня проводили на службу в армию. Всё было, как и у других. Кто-то из ребят напился, кто-то из девчонок плакал, кто-то давал наставления.
Мой дедушка утром, когда пора было уже ехать на сборный пункт, проводил меня на автобусную остановку недалеко от дома, обнял, поцеловал и сказал: «Ну, всё, внучок! Больше я тебя не увижу!» - и смахнул слезу.
«Ну что ты, дед! Не на войну же ты меня провожаешь!» - попытался успокоить его я. Я всё понимал, у моего дедушки была онкология. Он перенёс операцию, прошёл курс химио и лучевой терапии. Но мне не хотелось верить, что мой любимый дед может умереть.
Дедушка как-то обречённо махнул рукой, повернулся и тихо пошел домой, а я, с мамой, дядей и толпой моих друзей, пошёл к остановке автобуса, чтобы ехать в районный сборный пункт в ДК завода «Серп и Молот».
Как же был прав мой любимый дед. Через полтора года я летел на самолёте в Москву на его похороны, но опоздал ровно на 12 часов. Я приехал к своему дому в 12 часов ночи. В окнах нашей квартиры горел свет. Я сел на лавочку в сквере напротив дома, в сквере, который мы с дедом сами посадили. Сидел и боялся войти в подъезд. Было страшно, что, войдя в подъезд, я увижу крышку гроба, прислонённую к стене возле входной двери. Я просидел на лавочке, наверно, минут тридцать, но ведь всё равно надо идти. Вошёл в подъезд, крышки не было. Позвонил в дверь. Открыла мама, увидела меня и заплакала. «Ты немного опоздал. Дедушку кремировали в 12 часов дня!»
Но всё это было потом, а сейчас я еду служить в армию.
Прежде чем мы попали в Караганду, прошло несколько дней со своими событиями и приключениями. Я как-нибудь позже о них тоже напишу. А сейчас поздний вечер и мы садимся в поезд Караганда – Алма-Ата.
В поезд Караганда – Алма-Ата мы сели поздно вечером. Поезд пассажирский, другие на станции, куда мы едем, не останавливаются. Сержант, который вёз нас в часть, попросил больше не пить, так как ему может попасть, если заметят, что призывники пьяные. Вагон, похоже, был общий. Все сидели и никто не ложился.
Нас, призывников, было человек десять. Сидели одной большой группой. Не знаю, откуда, но ребята притащили гитару. Попросили меня спеть. Почему меня, я до сих пор не знаю. Мы все не были знакомы на гражданке. Познакомились только на сборном пункте на Красной Пресне в Москве, и то только тогда, когда нас выделили в отдельную группу и передали сержанту.
Я взял гитару и запел песню Высоцкого:
"За меня невеста отрыдает честно,
За меня ребята отдадут долги,
За меня другие отпоют все песни,
И, быть может, выпьют за меня враги."
Ребята притихли, слушая. Я увидел, как какая-то женщина, сидящая наискосок от нашей компании, слушала и вытирала слёзы. Ночь, вагон, освещённый дежурными лампочкам, перестук колёс на стыках и стрелках, за окном темнота. И мы, десять московских мальчишек, оторванных от дома, и едем неизвестно куда в поезде по огромной казахской степи. Наш сержант нам не говорил, куда нас везёт. Единственное, что мы у него узнали, ещё в Москве на Казанском вокзале, - что едем на Балхаш.
Поезд летел в ночи, мы ещё что-то пели, о чём-то говорили. За окнами стало светать. Сержант дал команду готовиться к выходу. Ребята отнесли гитару хозяину, и мы потянулись к тамбуру.
Поезд остановился на какой-то маленькой станции. На здании вокзала я прочёл название Сары Шаган. Несмотря на ранний час, по платформе ходили женщины-казашки и продавали копченую рыбу. Я сразу не понял, что это рыба, потому, что она была непривычно для меня приготовлена. У нас разделывают рыбу по пузу, а эта была разрезана по спинке, с неё была снята кожа, и рыба была развёрнута так, что напоминала веер. Они ходили по платформе, держа рыбу за хвост, и обмахивались ею как веером.
Сержант повёл нас от станции по дороге налево. Скоро мы подошли к шлагбауму, возле которого была постовая будка, и рядом находилось несколько солдат в странной для нас форме. На них были защитного цвета гимнастёрки с коротким рукавом и отложным воротничком, брюки, застёгнутые внизу на пуговки, и ботинки с заклёпками, а на головах защитного цвета шляпы со звёздочками. Потом мы узнали, что эти шляпы называют панамами. Мне ни разу ещё не приходилось видеть южную форму. Перед шлагбаумом был асфальтовый пятачок, на котором стоял простой пассажирский автобус, совсем такой же, как в Москве. Сержант подошел к солдату с красной повязкой на рукаве, показал ему какие-то бумаги, о чём-то переговорил и отошёл к нам.
«А дальше куда поедем?» - спросил один из наших ребят.
«А вот туда!» - сказал сержант и показал рукой в степь.
Мы посмотрели туда и увидели большой залив, а за ним какие-то строения, что-то очень похожее на заводские трубы и ажурную вышку, напоминающую Шуховскую башню московского телевидения.
Я решил, что там находится какой-то город с промышленными предприятиями. Через несколько минут сержант дал команду садиться в автобус. Шлагбаум подняли, и мы поехали по дороге, вымощенной большими бетонными плитами, в новую, ещё не знакомую нам жизнь. В армию!