Намедни созерцал я мимоходом творенье мира технотворного, был занят я делами бытовыми и посему не мог употребить я времени достойного столь важному событию в существованьи челяди, изрядно ждущему столь долгожданной вехи судьбы своей ничтожной. Я гвозди загонял в поверхность деревянную, крутил и гайки я железные диаметром различные, да и други дела обычнаго хозяйства я исполнял с жарой простившись наконец-то. И фоном под руку мою трудливую мне было то общение вождя со племенем. И увлекаясь гайкой ржавою, порой я забывал о столь событии великом и слух мой терял ту мысль повествования, что вождь втирал ушам болезненным да слабым на всякую лапшу судареву. Но те же перлы люда с околотка, которыми оные пытались загрузить царя, мой слух и зрение завлекшие, изрядно позабавили меня, и было время, когда я за животики держалси.
Отрадно было видеть моему взору вредному, как челядь недостойная внимает длительному пустословию даффина в сим ремесле не имевшим равных не только в периметре отечества, но и в масштабах всего шарика наверное. Толоть пустое в известном сите есть не первое и не последнее достоинство государя оного. Из времени до черни снизошедшего на перегонку из пустого в порожнее ушло наверно больше половины того праздника, который чернь ждала с таким врождённым упоением.
И бросились к ногам экрановым все жаждущие, юродивые, убогие, обиженные и обделённые, да вскинув руки к небесам воззвали к некой справедливости, иные даже требовать посмели, но в основном лишь челобитные прошенья, умоленья и униженья несчастной черни до взора богоносца представлялись и оным венценосцем соблаговолительно решались моментально, хотя и многия лета камнем недвижимым глухо лежали в региональном поле власти, но лишь по движению брови монарха решалося скоропалительно, чем вызывало слёзы умиленья в глазах мильонов крепостных.