- За что? Не надо! Нет! – Колтаков кричал и бил кулаками в рыхлую, влажную землю, выбивая брызги грязи.
Валера стоял над ним, рассматривая поведение Колтакова, как нечто неизбежное. Взгляд его был пуст. Поза расслабленная, даже усталая.
- Сука! Сука ты… - Колтаков рыдал и взывал к небу. Рваные серо-зелёные облака, словно протухшие мечты, оторвались от горы старой свалки и потащились в свой долгий нудный путь.
В мёртвом пруду что-то причмокивало и плескалось. За краем пруда тихо шелестела проезжим транспортом улица Димитрова.
Перед смертью слух Колтакова обострился. Какие-то щелчки, завывания, далёкие крики, музыка из парка Интернационалистов, сирены, крысиный писк, зуммер отмеряющий последние секунды жизни…
Колтаков посмотрел на Валеру. Тот всё так же нависал сверху, как мусорная свалка, как Вавилон, как плаха, как Доктор Соколов из ток-шоу «Инфаркт за миллион». И пусто смотрел сквозь Колтакова.
- Сука ты, - всхлипывал Колтаков, пытаясь отползти от ядовитой свалочной воды в сторону. Но Валера шагнул, перекрывая пути отступления.
- Сука, сука, счучонок, - ныл Колтаков, - Она же секс робот…
- Это ты секс-робот, чмо, - сказал Валера.
- Она создана для любви…
Валера плюнул в Колтакова. Попал в лоб.
Колтаков даже не стал утираться. Лицо, будто смятая бумажка. В мутных глазах не осталось ничего, кроме жалости к себе.
- Я же ничего такого не сделал. Ничего не сделал. Ну, пожалуйста…
Надрываясь, закаркала чайка. Валера своим тяжёлым ботинком наступил на ногу Колтакову. Тот взвыл. С трудом выдернулся из-под Валеры и чавкающей грязи. Отполз назад. Теперь уже в воду. Коричневая с зеленцой она воняла помоями.
- Я любил её! – закричал Колтаков, ударяя по воде рукой. – Да, любил! И это не просто слова. Да, трахал. Но ведь она секс… - Он запнулся. С ужасом глядя на Валеру. Тот шагнул в грязь и раздавил вторую ногу Колтакова. Тот снова взвыл и дёрнулся назад, погружаясь в бурую вонь.
- Ты надругался над Наташенькой, мразь. – сказал Валера ужасно спокойным голосом. Так едет медленный поезд, или гудят высоковольтные провода.
Колтаков посмотрел на небо. Сил не оставалось даже на отчаяние. Белое солнце растолкало бледно-зелёные облака, похожие на гору вялых водорослей. Напомнило Колтакову зад Натахи. Её крупный белый зад, неизменно влажные отверстия. Которые она называла «Воротца в рай». Сворачивала свои пухлые губы в трубочку и протягивала «во-ро-о-тца». Нежная, страстная. Даже сейчас, на краю гибели, воспоминания о Натахе словно били солёным микротоком по языку. Как он любил прикладываться языком к её губам, к её большим губам, и дальше во влагалище…
Колтаков взял Натаху в кредит на десять лет. Десять лет по двадцать восемь тысяч рублей в месяц. Переплата почти два миллиона. Но, прожив с ней два месяца, он ни разу не пожалел о покупке. Два прекрасных месяца…
Его погубила страсть. Именно страсть. Это мудрёное слово вспыхнуло в голове вместе с белым солнцем, что вылезло из-под водорослей. Страсть побудила Колтакова выкрутить настройки Натахи до предела, превратив её из послушной секс-помощницы в СВОБОДНУЮ ЖЕНЩИНУ. Он хотел настоящего. Натуральности. Он снял все ограничения, не смотря на многократные предупреждения системы. Ему даже звонили из роскибертелекома, пытаясь объяснить возможные последствия. Но Колтаков не послушал. Он не хотел никого слушать. Он просыпался ночью, он смотрел на свою женщину, любовался. Потом не выдерживал, входил в неё. Она просыпалась. Улыбалась. Сонно, нежно, так что в голове Колтакова всё начинало бурлить и лопаться. Хватала руками за спину Колтакова, прижимала к себе и стонала, стонала…
Но он хотел её всю. Включая её разум и свободу воли.
Свобода воли…
А есть ли у него, Колтакова, живорождённого, свобода воли? Или это всего лишь иллюзия? Защитная отговорочка нашего разума.
Натаха изменилась. Она не бросила его сразу после отключения всех ограничений. Ещё помучила. Ещё несколько недель устраивала скандалы и наказывала сексом, точнее его отсутствием… А потом ушла к Валере. К этому мяснику её же класса АйО-633, к человеку синтетически-рождённому, как требует называть современная толерантность после революции тридцать седьмого года, когда права синтетических уёбков уравняли с живорождёнными.
И тогда Колтаков решил вернуть себе Натаху. И дело не только в страсти, не только в его мечущихся половых чувствах. Кредит. Поганый кредит, на который каждый месяц необходимо было тратить львиную долю зарплаты, напоминал о Натахе, о том, что она его.
И тогда он решился...
Валера зашёл в воду, пинком столкнул Колтакова дальше, медленно замахнулся ногой и тяжёлым ударом прибил живорождённого ко дну, как бутылку, которую хотят набрать водой.
В горле забулькало. Мутная вода обволокла лицо. Резко вздохнул и сразу же вонючая жижа попала в глотку, лёгкие, вызывая пожар в груди.
Мир горел в злачных испарениях, вспыхивал смешными циферками-микробами: 4, 3, 2, 1. Пуск!
Потом всё резко скукожилось, свернулось, потемнело. Последнее, что увидел Колтаков – это большой голый зад Натахи. Её прекрасный белый зад.