Надпись при входе в парикмахерскую:
«Мастер Франческа Лентини делает унисекс…»
Молоденькая официантка в ресторане отеля:
- Руссо пароли ун по (знаю немного русских слов): «спасибо, трипятьдесят, стаканчик, привет…»
Купальник называется «костумо да баньо» (костюм для купания).
Тотчас представляется принявший на грудь голый мужик в рукавицах и войлочной шапке с веником в руках – типичный «костумо да баньо».
По утрам над пляжами Адриатики периодически пролетает эскадра боевых вертолётов - до 9 штук. И непонятно, откуда они берутся. Правда, спустя некоторое время, выясняется, что их выпускает из своих внутренностей болтающийся в перманентном дрейфе милях в пяти от берега Мистраль. Или нас так охраняют или нас уже окружают.
В Римини мы приехали ночью, и рано утром я пошёл искупаться.
Море и отель разделяет небольшой парк, и я спросил выходящую из ауди худощавую женщину, как выяснилось позже, хозяйку отеля Паолу:
- Где пляж?
- В такой холод в 7 часов утра?! (было + 20 по Цельсию) – удивилась она, но сразу указала на петляющую меж платанов дорожку.
К завтраку подали огромную кастрюлю, наполненную варёными яйцами, а Джульетта – так звали официантку, знающую четыре русских слова, во время обеда поставила передо мною тарелку с большой коричневой грушей.
- Что означает эта фруктовая символика? – удивилась Люся.
- Почему груша только мне? – спросил я Джульетту.
- Все тедески (немцы) любят груши.
- Мы не тедески, мы руссо!
- Руссо туристо! Облико морале, ферштейн? – засмеялась Люся.
- Руссо? – Джульетта прыснула в кулак, и побежала на кухню, сообщить важную новость, что новые тедески вовсе и не тедески, а руссо!
В самом начале мой итальянский понимал единственный человек – инвалид Антонио. Я чего-нибудь брякну, все итальянцы застывают в ступоре, а Антонио озвучивает. Но потом привыкли. Антонио влюблён в Джульетту. Как-то за ужином он вручил ей коробочку с духами. Все ждали, чем кончится, но ничем не кончилось, Антонио несколько дней так и бродил по набережной в одиночестве, тяжело переступая спастическими ногами.
И вскоре уехал домой, его забрали престарелые родители, и отвезли в городок в горах где-то на границе с Швейцарией.
На третий день к нам за столик подсел приветливый парень лет 40. Оказалось, что он меня понимает не хуже Антонио. Сначала я думал, что парень из Рима, поскольку то и дело повторял: «романо, романо», потом выяснилось, что он румын. Алессандро. Мы его так и звали: Саша румын. Живёт в Турине более 20 лет. Они с семьёй выбрались в отпуск на 10 дней, а начали прощаться с персоналом отеля за неделю до отъезда: обнимались, целовались, каждый вечер фотосессия, причём в одних и тех же декорациях столовой. Пару раз под фотосессию угодили и мы. Сначала я решил, что румыны родственники хозяйки, оказалось, вовсе нет, и вообще отдыхали в Римини впервые. Саша румын всё меня расспрашивал о городах России, которые следует посетить кроме Питера и Москвы. Что было очень непросто, сходу рассказать, да ещё на итальянском языке, о России. Слава богу, вспомнил про Золотое кольцо.
В один из дней я решил блеснуть итальянским, и, определив на рецепшен Паолу и Джульетту, выпалил сходу:
- Ла прима неве э кадута
Станнотте сулля ностра тера…
Что означало: «На нашу землю выпал первый снег…» довольно глубокомысленное стихотворение, тем более, если учесть, что речь в нём об Италии, где снег, в большинстве случаев, в диковинку.
Услышав первые фразы стиха, Паола удивилась, а Джульетта вскочила, словно ужаленная:
- Дове?! (где?!) – и помчалась на улицу посмотреть на снег.
В Римини мы провели 16 дней, и каждый вечер за ужином к нам подходила Паола и расспрашивала, как нам понравилась еда, что нового мы увидели в Римини. Собственно, что в Римини увидишь нового?
Типичное захолустье, примечательное, пожалуй, тем, что это родной город Федерико Феллини. К тому же его знаменитый «Амаркорд» как раз про Римини, правда, времён Муссолини. Хотя, думаю, что с той поры город мало чем изменился. Между тем некоторые места в центре города узнаваемы по Амаркорду. Еще есть мост Тиберия, Кафедральная площадь, Триумфальная арка, поставленная ещё во время Юлия Цезаря, и скульптура самого Цезаря, неуловимо напоминающая анфас нашего президента.
Когда прощались, Паола взгрустнула:
- Я буду плакать две недели…
- Собираемся на следующий год к вам всей семьёй! – тоже соврал я.