Ночь я спал в тяжёлом забытьи – сказалась усталость, и голова всё ещё болела. Мне снились сумбурные и малоприятные сны, из которых я выныривал, как из омута, но не до конца, а потом снова погружался, смутно чувствуя дурноту и беспокойство. Наконец, Холмс вывел меня из этого состояния, позвав:
- Доктор, час поздний, и нам нужно кое-что сделать.
Болезненно щурясь я приподнял тяжёлую голову – он уже был одет и стоял у моей постели, готовый к выходу – в облике Мэртона, само-собой разумеется.
- Вам не очень хорошо, - мягко сказал он. – Но это состояние пройдёт скорее, если вы будете на ногах и заняты. Поверьте моему опыту – меня неоднократно били по голове, и тут так: либо лежишь пластом, если уж совсем худо, либо встаёшь и стараешься не обращать внимания. Голова поболит и покружится, но жизни это не угрожает.
- Холмс, я – врач, - напомнил я с улыбкой, - а ваши критерии нормы здоровья не слишком подходят для цивилизованного общества. Но сегодня вы правы: разлёживаться некогда. Что там наш гость? Вы не выходили?
- Наш гость получил свою дозу морфия, недостаточную для того, чтобы окончательно перейти на нашу сторону, но, видимо, достаточную для того, чтобы трезво оценить все «про» и «контра». Этим он и занят, беседуя с Вернером и мисс Мак-Марель за завтраком. Хотите присоединиться?
Я покачал головой – и тут же пожалел о том, что не выразил свой отказ каким-нибудь другим жестом.
- Пойдёмте на воздух, - предложил Холмс. – Как вы – цивилизованные люди – живёте в этих конурах, понять не могу. В «логове» было больше воздуха.
- Дело привычки, Холмс. И потом, не каждого из нас и не каждый день бьют по затылку камнем.
- Странно, что человек, ударивший вас, не выказывает никакого беспокойства по поводу исчезновения того, ради кого он это сделал, - заметил Холмс. – Не думаете ли вы, например, что мальчик подослан сюда специально, как соглядатай?
- Это первое, что пришло мне в голову, когда Вернер притащил его. – признался я. – Тем больше будет чести перевербовать такого соглядатая. Двойной агент – отличное подспорье. Именно поэтому вы. Холмс, пользовались мальчишками-беспризорниками в качестве разведчиков, но никогда в качестве шпионов, если вы понимаете разницу, которую я имею в виду. Детская психика слишком пластична, чтобы здесь можно было полагаться на твёрдость убеждений.
- Взрослая психика тоже полна сюрпризов, - заметил он, знакомо иронически изогнув бровь.
- Тем хуже для профессора этого не предвидеть, – сказал я, и мы оба коротко рассмеялись своему оптимизму.
Вернер, Рона и Карл Ленц, действительно, сидели за столом. Уже не завтракали, но продолжали о чём-то ожесточённо спорить. И все трое повернули головы, когда мы спустились.
- Держите препараты подальше от нашего гостя. Вернер, - предупредил я, даже не стараясь говорить по секрету от мальчика. – И свои, и мои тоже. Будет возможность, он их украдёт, конечно, как бы миролюбиво ни был настроен. И держите его самого подальше от возможности удрать. Мы с мистером Мэртоном отправляемся на небольшую прогулку – о её результатах я вам после расскажу.
- Видишь. – сказала мальчику Рона. – Доктор зол на тебя. И правильно. Ты заслуживаешь этого. Я сейчас тебе объясню, чем и почему.
Оставив наших душеведов проводить дальнейшую обработку юного Ленца, мы вышли к коновязи, намереваясь поехать верхом. И тут нас догнал вышедший следом Вернер.
- Доктор Уотсон, вы ведь не в Инвернесс?
- А куда же ещё, Кларк Теодор? Неужели в Клуни-Ярд?
- Раздражительность с утра – признак сотрясения головного мозга, - заметил он. – Если вы отправите Майкрофту срочную телеграмму, ответ может быть уже сегодня.
- Вы продумали текст?
- Да. Конечно. Текст такой: «Дорогой дядюшка, как ваше здоровье? В ответ на рекомендованного вами врача, рекомендую своего – надеюсь, вы уже познакомились. Сообщите ему, что мы нашли его потерю и сохраним до его возвращения. Получили ли вы мою посылку с сушёной рыбой? Здесь неожиданно удивительный отдых и тоже удивительные морские путешествия в чудесной и уже знакомой нам учёной компании. Жаль, что дела не позволяют вам приехать. Благословите нашего общего родственника в морской круиз для возобновления прежних отношений – уверен, с вашей помощью мы найдём возможность проследить за его благополучием. Согласие телеграфируйте. Мак-Марель» - думаю, так достаточно ясно…
- Посылка с сушёной рыбой – это шедевр, - рассмеялся я. – И про доктора неплохо. Только очень длинно для телеграммы и, боюсь, что ясно может быть не только Майкрофту.
- Что делать, - вздохнул Вернер. – Мы должны иметь в виду и тот вариант, что оба наши посланника не добрались. А время нас торопит.
- Хорошо, - кивнул я. – Мы всё сделаем. А вы до вечера нас, пожалуй, не ждите – путь неблизкий.
- Вы вооружены, надеюсь? – уже собравшись повернуться и уйти, вдруг спохватился Вернер.
- Да. И вы , смотрите, тоже не расслабляйтесь – помните, что на вас двое детей.
- Об этом трудно забыть, - криво усмехнулся Вернер.
Сказать по правде, я был рад остаться с Холмсом наедине – мне казалось, что с глазу на глаз он как-то смягчается, делается откровеннее и ближе – впрочем, это вообще, должно быть, характерно для любых тет-а-тетов.
- Холмс, - спросил я. – Когда вы утром будили меня и сказали, что нам нужно кое-что сделать, вы ведь имели в виду то послание к вашему знакомому, о котором мы говорили с вечера?
- Совершенно верно. – откликнулся он, оглаживая радостно потянувшегося к нему навстречу Чёрта. – Вы ведь сказали, что знаете подходящего человека, и я так понял, это тот, кому Вернер поручал посредничество между собой, лошадью и доктором Ленцем.
Я улыбнулся новому узнаванию – Холмс прежде нередко говорил в шутливой, ироничной манере, оставаясь при этом абсолютно серьёзным и непроницаемо-ровным. Мне казалось, сделавшись Магоном, он эту способность утратил, но вот, кажется, снова обрёл – это не могло не радовать. Обретёт он снова утраченную память или нет, самого себя он, как я надеялся, уже практически обрёл, а я знал и любил его таким.
- Верно, - сказал я. – Это он. Мы к нему заедем, и скажем ему те слова, которые всплыли у вас в памяти. А там поглядим.
- Но это не опасно? – помолчав, спросил он. – Не дойдут ли мои слова до профессора и его присных? Это ведь будет им знаком, что мои дела лучше, чем им хотелось бы.
Я покачал головой, слегка нахмурившись:
- Нет-нет, мой дорогой. Вас я вообще попрошу помалкивать. Лишняя предосторожность не повредит. Слова эти для Орбелли я передам сам. А вы – Мэртон. Мэртоном и оставайтесь.
- А потом я, как Мэртон, поеду с вами в Инвернесс?
- А потом вы, как Мэртон, поедете со мной в Инвернесс.
- И мы, конечно, заглянем в полицию?
- Непременно.
Холмс удовлетворённо кивнул и замолчал.
Мне, разумеется, и думать было нечего о том, чтобы сравниться с ним по части верховой езды – он свободно скакал на своём Чёрте без седла и без стремян. Не уставая, словно сросся с ним наподобие древнегреческого центавра.
- А всё же зря вы не оседлали его, - заметил я с беспокойством. – Вас узнают. Хорош врач из Лондона, этак гарцующий диким манером. Да ещё на коне, по статям, из конюшен Клуни.
- Ничего, наш с Чёртом грим хорош, - весело ответил Холмс, хозяйски потрепав своего скакуна по холке. – Да мне и не оседлать его – он не привык к седлу и, пожалуй, заупрямится.
Я только головой покачал, но спорить не стал – в конце концов, раз до сих пор не заметили, может, и дальше пронесёт.
Домик цыгана-барышника был недалеко – я узнал его по описанию Вернера, да и походил он больше на цыганскую кибитку, чем на настоящее жильё – маленький, почти игрушечный, весь завешенный какими-то рогожами, афишами, платками, циновками – непонятно даже, было под ними что-то основательное или нет. По сравнению с ним близкорасположенная конюшня смотрелась дворцом.
Едва мы приблизились, оттуда, из конюшни, заржали на разные голоса.
- Бывают сторожевые собаки… - вполголоса заметил Холмс.
Но тут из незаметной под всем этим ворохом двери вылетела и собака – вернее, клубок спутанной шерсти с глазами и визгливым голосом склочной торговки. Он не пытался напасть. но облаивал нас исправно. И тут Холмс снова удивил и напугал меня: перегнувшись с седла, он вдруг ощерился, и я услышал низкий и тихий хриплый рык, такой звериный, такой леденящий душу, что у меня на коже мурашки выступили, а пёс поджал хвост и опрометью кинулся снова в дом.
И тут же оттуда вышел, наконец, хозяин. Вернер рассказывал мне о нём вскользь, но тут ошибиться было никак невозможно – перед нами был просто хрестоматийный цыган – в алой рубахе распояской, высоких сапогах, с хлыстом за голенищем, с буйной копной кудрявых нечесаных волос и такой же кудрявой бородой. Ну, и чтобы уж никаких сомнений не оставить, с мочки его уха свисало огромное золотое кольцо, почти доставая до надплечья.
- Чем могу служить? – спросил он, смерив нас оценивающим взглядом и, судя по всему, оценивая нашу платёжеспособность. – Я могу продать вам лошадь, купить у вас лошадь, дать вашей лошади медицинский совет или совет по уходу, могу подсказать, на кого лучше поставить, если вы играете на скачках, могу присмотреть за вашей лошадью, если вы хотите отправиться куда-то без неё. Разумеется, всё стоит отдельную цену, но много я не запрошу. Решайте.
- Мы ищем человека, а не лошадь, - сказал я, сделав Холмсу знак, что говорить буду сам. – Вы можете о нём что-нибудь знать, он здесь бывал. Это цыган Орбелли. Виталис Орбелли из табора Птицы. Профессор.
- Профессор? Цыган из кочевого табора – и профессор? – переспросил барышник, изображая готовность залиться смехом, но я заметил, как превратились в щёлочки его пронзительные глаза. и смекнул про себя, что Орбелли он, пожалуй, знает, а может быть, и знает , где его найти.
- Да вот, так бывает, - простодушно подтвердил я. – Может, вы и не слышали о таком, но если вдруг услышите… Не откажитесь передать ему несколько слов, а? Ну, если вдруг случится такая оказия…
- Ну, если случится оказия, отчего не передать, - пожал плечами цыган, старательно изображая равнодушие. – Вам вынести перо и чернила?
Это тоже была проверка, но, к счастью, наученный когда-то самим Холмсом. Я знал, как её не провалить.
- Не нужно, - сказал я. – Бумага слишком болтлива, говорит со всеми, у кого хватило ума выучить её язык. Передайте лучше на словах – запомнить нетрудно, да и не обязательно буква в букву – смысл важнее, – и я произнёс ту фразу, которую сказал мне ночью Холмс, толком не понимая её смысла, как и я не понимал.
- Вангар? – переспросил барышник, сощурившись ещё больше – так, что его глаза вообще скрылись с лица. – Это какой Вангар?
- Думаю, Орбелли знает, - сказал я. – Так передадите?
- Постараюсь. Как только случится оказия, - и он вопросительно посмотрел на меня.
Я совсем уже было хотел дать ему денег, но снова вовремя вспомнил, что могу тем самым совершить ошибку.
- Передайте ему вместе с этими словами и мою благодарность, - сказал я и убрал руки за спину.
Вот теперь хитрые щёлочки наконец-то превратились в нормальные глаза.
- Передам, - коротко сказал барышник и, шагнув назад, захлопнул свою невидимую дверь.