Сева был душой и мозгом компании. Он умел всё – договориться о сносной работе, достать самогон, объяснить старосте безопасность и даже полезность приписок, запудрить мозги участковому, который раз в неделю приезжал проверять их житие. Сева позаботился о том, чтобы Настя, жена старосты, раз в неделю ездившая в район, привозила дополнение к их скудному рациону – сыр, халву, финики. Перед праздниками Настя на свой вкус добавляла деликатесы: хамон, ананасы, хумус.
- От тюрьмы да от сумы не зарекайся, - объясняла она своё покровительство ссыльным. И для большей понятливости сыпала поговорками: «Закон, что дышло, как повернуло, так и вышло», «От судьбы не уйдёшь», «Всякому свой крест».
- Да разве они душегубы или воры? Душегубов иначе наказывают. А эти – так, у кого язык длинный, а у кого ум короткий.
Сева был самым образованным, до ссылки работал инженером-металлургом. И оригинально использовал накопленный опыт, перенося на людей то, что ранее относилось к металлам.
- По мере работы в людях – точно так, как и в металлах – накапливается усталость и напряжение. Как снимают напряжение в металлах? – спрашивал он у своих товарищей. И сам отвечал: - Высокотемпературным отпуском. Главное при этом – не ошибиться градусом, перегрев и недогрев одинаково опасны. Так же и мы должны – снимать излишнее напряжение градусом. Если просто весь день вкалывал – один градус, а если под дождём – градус нужно повышать.
Севе никто не возражал.
После рабочего дня они собирались в кухне дома, выделенного ссыльным для проживания, а в тёплую погоду – в беседке во дворе. Сева пристально осматривал двор, товарищей и, подняв вверх палец для придания своим словам большей значимости, говорил учёную фразу:
- По совокупности окружающих нас факторов, откореллированных нашим моральным и материальным состоянием, прихожу к выводу, что сегодня следует испить живительной влаги из источника номер четыре.
И уходил за бутылкой в тот дом, который в его мысленном списке был под номером четвёртым.
И староста, и участковый были довольны организаторскими способностями Севы.
- Он их всех, - рассказывал староста участковому,- во как держит!
И сжимал увесистый кулак, символизировавший организаторские способности Севы.
- Сам не напивается, и другим не даёт. Всё в меру. Вот что значит – с образованием человек.
И вздыхал, вспоминая, что Сева здесь лишь до определённого приговором срока:
- Без него сложно будет.
Севе оставалось менее года из четырёх лет ссылки без права пользования интернетом, определённых приговором.
Пока Сева ходил за бутылкой, накрывали на стол. Запекали а микроволновке картошку, нарезали сало, огурцы, лук. Чинно садились – Сева научил товарищей придавать чинность подобным посиделкам – и начинали светскую беседу. Пока Димыч разливал по стаканам, Сева рассказывал.
- Во Франции для уважаемых гостей готовят закуску, называемую Тартифлетом. Чтобы её приготовить, обжаривают на сковородке лук и чеснок, потом добавляют нарезанный кубиками бекон. Главное – не жалеть масла, чтобы лук купался в нём. Отдельно отвариваем картошку и нарезаем ломтиками…
Степенно чокались и хватались за сало с картошкой. Сева продолжал с полным ртом:
- Картошку высыпаем на сковородку и заливаем белым вином. Через минуту или две добавляем нарезанный сыр. Лучше всего Бри или Реблошон. В крайнем случае, пойдёт Камамбер…
Он рассказывает настолько вдохновенно, что присутствующим начинает казаться, что они едят этот самый тартифлет, а не картошку с салом.
- Этот тартифлет в парижских ресторанах дорого стоит? - спрашивает Шура. Вопрос имеет чисто теоретической значение, после окончания ссылки им ещё много лет не будут разрешать выезд за границу, но на такие мелочи внимания они не обращают..
Сева никогда не был в Париже, но легко выкручивается.
- Если ты наскребёшь деньги на поездку в Париж, то на тартифоет как-нибудь уж хватит.
И на всякий случай меняет тему:
- Я сегодня занятное колечки нашёл. Сплав любопытный, возможно, на основе серебра.
Он снимает с пальца простенькое кольцо и даёт по кругу всем посмотреть.
- Железо, -фыркает скептически настроенный Колян. – Да я тебе на мехдворе за час десяток таких сделаю. Хочешь?
- Простое, да не очень. Гляньте какая надпись выгравирована.
На внутренней поверхности кольца полустёртые буквы. Колян силится прочесть, но у него не получается, Шура выхватывает кольцо:
- Дай, а на всяких языках знаю, - Шура хватает колечко и вглядывается. В прежней жизни он был ветеринарным фельдшером.
- Семпер ин моту, - читает он по слогам. – Не по-нашему.
Сева возвращает кольцо на безымянный палец и торжественно объявляет:
- Эх вы! Semper in motu – Вечно в движении! Девиз древнеримских путешественников. Никогда не останавливаться! Так в те времена жили! Срок выйдет – попутешествую!
С дорогой нельзя расставаться
Дорога мне стала судьбой
Я вынужден с другом прощаться
В надежде остаться собой.
- Эх, Сева! Хоть и поэт ты в душе, но без намордника далеко не уйдёшь…
От столь обидных, но правдивых слов, на душе становится тяжело и сумрачно. Сева закрыл глаза – не видеть постылую данность. Хорошо бы после окончания ссылку уехать куда0нибудь далеко-далеко, где нет несправедливости и унижений.
- Ты чего глаза закрыл? – слышит он вроде бы знакомый, но не принадлежащий ни одному из тех товарищей, с какими он застольничал, голос. Сева открыл глаза.
С изумлением он нашёл себя сидящем на стуле в небольшом кабинете, у заваленного бумагами стола. Напротив сидел Сим Палыч, главный редактор.
Сева напрягся. Как он оказался в этом помещении? Откуда он знает, что сидящего напротив зовут Сим Палычем, и что тот - главный редактор еженедельника «Народное обозрение»? Откуда он знает, что это редакция?
Словно две личности спрятались под одной телесной оболочкой. Одна из них – с детства до боли знакомая и привычная личность Всеволда Левашенко, инженера-технолога, романтика и неудачника. Другая - незнакомого и непонятного поэта.
- Ты меня слышишь? – затормошил его редактор. – Спустись с небес на нашу грешную землю. Срочно нужна ода – поздравление нашему дорогому и уважаемому Гермесу Флориановичу по случаю вступления в должность управляющего инспекторами четвёртого уровня. Понимаешь – срочно! Если бы не срочно – разве бы я к тебе обращался? Напрягись, я же знаю, что ты умеешь! Понял? Если понял – пшёл вон, работай и без оды не появляйся!
Сева механически встал и поплёлся в сторону двери, пытаясь сообразить, как он сюда попал.
Минуту назад он культурно расслаблялся с товарищами после трудового дня в далёкой сибирской деревушке. Простая фраза о наморднике, сказанная Шуркой безо всякого зла, расстроила его. Прав ведь парнишка, за ними и после освобождения следить будут. Закрыл глаза на секунду – и вот тебе сюрприз!
Более механически, чем обдуманно, Сева двинулся вперёд.
. Кабинет редактора выходил в тускло освещённый коридор, неприятно пропахший квашенной капустой. У соседней с кабинетом редактора двери стола пара грубых мужских туфель, словно кто-то разулся перед тем, как войти вовнутрь. В промежутках между дверей, были развешаны портреты мужчин, властно и сердито взирающих на тех, кто оказывается в коридоре. Под их недружелюбными взорами Сева ускорил свой шаг и распахнул дверь в конце коридора.
К удивлению, оказался на тесной лестничной площадке обычного жилого дома. Стены были щедро разукрашены граффити. Редакция размещалась в обычной квартире,
Среди множества надписей на стене в глаза бросилось корявое «Пшёл вон» - то, что он услышал от редактора минуту назад. Надпись эта загадочно напугала Севу и он бросился бежать.
Он бежал по грязной улице с разбитым асфальтом, лавируя между сердитых пешеходов и вздрагивая от скрипов тормозов проезжавших мимо машин.
Ноги сами собой привели его в старый трёхэтажный дом в один подъезд. Сева стремительно взбежал на верхний этаж и открыл дверь квартиры номер семь.
Это была его квартира. Он знал это, хотя и под пыткой не сумел бы объяснить – откуда?
На столе светился экран старенького компьютера. Сева с размаху приземлился на стул перед экраном.
Главное – понять, где он находится. Зайти в интернет. Раз он не на месте ссылки, значит, запрет не действует. Схватился за клавиатуру и глянул на экран. В верхнем левом углу горела надпись из двух строк:
34 дрябадря 46 14:22
Посылайте команду
Сева некоторое время тупо смотрел на дату. Дрябадря – это что, месяц такой? Может, ошибка, хотели написать «декабря»? Но с каких это пор в месяце 34 дня? 46 год – это что имеется ввиду? 2046? Или 46 год какой-нибудь суперновой эры? В Корее года отсчитывают от дня рождения какого-то вождя. Ударил по клавише «Ввод», в надежде, что нелепость исправится. Надпись «Посылайте команду» повторилась, более ничего не изменилось. Тогда он набрал вопрос «Где я?»
«Неправильный ввод. Посылайте команду»
Тот, другой, которого Сева чувствовал в себе, молчал, вместо того, чтобы подсказать, как пользоваться компьютером, зудил: «Срочно пиши оду. Не то худо будет». И ещё тот, другой, помыслил, что эпитафию этому самому Гермесу Флориановичу он бы писал с большим удовольствием, чем оду.
Сева стихов никогда не писал. Но тот, другой, заставил его взять в руки карандаш и начать писать.
Сева вымучал с десяток строк, когда зазвенел телефон. Сева осторожно взял трубку и услышал сердитый голос Сим Палыча:
- Как идёт? Прочти, что написал.
Сева почувствовал себя, как приговорённый к смерти при появлении палача. Дрожащей рукой он взял листок и стал читать:
Инспекторов рать ведя за собою
Вступаешь в решительный бой с судьбою
Тех, кто мешает дороге прямой
Кидаещь ты в сторону твёрдой рукой
И не за деньги, и не для вида,
Не потому что терзает обида,
Просто ты умный, быстрый и ловкий,
Просто ты полон задора, сноровки
Мчащей тебя без остановки
Подобно трубе, что в бой зовёт
Сева сделал паузу – набрать побольше воздуха в лёгкие, но продолжить не успел. Из трубки донеслось:
- Издеваешься, или охренел?! Что за белиберду ты несёшь! Хочешь, чтобы тебя к стенке поставили?!
На том конце бросили трубку. Сева уставился на листок, пытаясь понять – что же так рассердило редактора?
Он тупо смотрел на экран компьютера, не понимая, что с ним происходит.
Из ступора его вывела стрельба на улице. Сева бросил лист и подскочил к окну. В ту же секунду рядом просвистела пуля. Оставила дыру в стекле и ударилась в потолок, выбив из него кусок штукатурки.
Сева отскочил.
- Дом окружён,- проорал громкоговоритель с улицы, - Выходить с высоко поднятыми руками.
Вспыхнула надежда, что это не за ним. В доме ещё квартиры есть. Пускай с высоко поднятыми пуками выходит тот, кого ищут, он то здесь при чём! А вдруг это редактор обиделся за плохие стихи и направил солдат по его адресу?
Если бы в этот момент Сева догадался бы посмотреть на себя в зеркало, то увидел бы, что он белее штукатурки на потолке. От ужаса он закрыл глаза и опустился на стул.
Наступала тишина. Сева ждал криков, новых выстрелов, топота кованных сапог, ударов в дверь. Но ожидаемое не наступало и глаза пришлось открыть.
Он стоял перед большим зеркалом. На нём была новенькая военная форма тёмно-синего цвета. Голубая рубашка с галстуком, китель с погонами и аксельбантом, брюки с тонкими лампасами. На голове – фуражка с непонятным гербом. Тот, другой, оказался военным.
В комнате появился офицер и Сева чётко, по-военному, повернулся к нему.
- Покажись, Пуговицы начистил? Ботинки блестят?
Офицер строго осмотрел Севу, отыскивая – к чему бы придраться.
- Помни – на лице не должно быть никаких эмоций. Ни радости, не сожаления. Ни презрения, ни сострадания. Нужно чуть сдвинуться влево или вправо – никаких шажков: повернулся – раз-два, сделал шаг требуемой величины, опять повернулся – раз-два. На телекамеру – никакого внимания, нет её, запомнил? С момента выхода на площадку – только строевым.
И вдруг смягчился.
- Не бойся, я буду рядом.
Офицер сделал знак – за мной – и Сева двинулся по длинному коридору, пытаясь дорогой осознать, куда его занесло.
Появился ещё один солдат и ловко вклинился между офицером и Севой. Возле одной из дверей офицер остановился и резким движением распахнул её.
- Взять оружие!
В этой комнате Сева был впервые, но тот, который сидел в его теле, подсказал – какой карабин из длинной шеренги оружейного склада - его.
- Оружие начищено? Блестит? Проверить – нет ли пули в стволе - проверить, что магазин полный. Карабин держите по форме номер один, если будет команда «вольно», ставите у левой ноги – как учил!
Офицер продолжал поучать, судя по хорошо отработанному тексту, и интонациям он это делал не в первый раз.
Сева старался оставаться спокойным, но сердце его тревожно билось. Что предстоит? Участие в параде? В почётном карауле на официальной церемонии? Сейчас его выведут неизвестно куда, и он будет хватать ртом воздух – как рыба, вынутая из воды – не зная, что делать. Сказать, что внезапно заболела голова? Идея – в туалет! Срочно в туалет!
Но стоило ему повернуться к офицеру, как тот нахмурился и скомандовал – жди.
В коридоре уже было полно солдат.
- Конвойная команда – строится по двое!
Конвойная команда? Конвойные обычно охраняют осуждённых. Разве на парад берут осуждённых?
- Конвойная команда – строевым – вперёд!
Двойные двери распахнулись, и солнечный свет на мгновение ослепил Севу. Он ожидал, что и вторая группа получит команду «строиться!», но офицер почему-то тянул. Он хотел сказать офицеру, что болит желудок, и срочно нужно в туалет, но офицер так свирепо глянул на него, что Сева осёкся Спустя несколько минут прогремел зычный голос:
- Расстрельная команда – строится!
Словно что-то хрустнуло в севеной душе. Но он занял место в строю, успев сосчитать, что расстрельная команда состоит всего из шести человек, из них только двое – с оружием.
Чётким строевым шагом они вышли на закатанную асфальтом площадку. Оканчивалась площадка столбиками невысоких ограждений, далее вместо асфальта был песок. Справа - трёхметровый забор, в сотне метров впереди красное кирпичное здание, назначение которого угадывалось мгновенно – тюрьма.
Их построили на краю асфальтовой площадки. Конвойная команда заняла место с левой стороны площадки, расстрельная – с правой, вдоль нарисованных на асфальте линий.
Перед конвойной командой, на песке, понуро опустив головы, стояли восемь человек в оранжевых штанах и длинных рубахах, с колпаками на головах. Шесть мужчин и две женщины. На груди каждого красовалась табличка «Враг народа». На колпаках были нарисованы цифры, одна под другой, у всех разные. Враги народа были босиком. В стороне заняли места два телеоператора.
- Начальство задерживается, - тихо сказал офицер за спиной Севы. – Надеюсь, ненадолго. Не расслабляться.
Чем более Сева смотрел на людей в оранжевых балахонах, тем страшнее ему становилось. Ещё минуту назад он тешил себя надеждой, что офицер пошутил, что под словами «расстрельная команда» подразумевают что-то другое, сейчас же иллюзии исчезли. С оружием только двое, значит, ему предстоит убить четырёх человек,
- Перед казнью с них снимут колпаки и поставят на колени, - напоминал сзади офицер в пол голоса, пока не подошло начальство, - Вам нужно стрелять так, чтобы пуля, пройдя сквозь голову, ушла в песок. Не бойтесь поднять приклад повыше. Сопровождающие должны следить, чтобы казнимый не обернулся и вовремя опустил голову. Первую пару кончили – чётко поворачиваетесь, и делаете три шага влево до свободного места, чтобы вторая пара легла рядом с первой. И Так далее. В конце все восемь тел должны лежать аккуратно, один возле другого.
Офицер ещё походил взад-вперёд.
- Помните – с первого выстрела! Если кого-то придётся добивать – я вам такое устрою – мало не покажется!
Сева стал всматриваться в лица приговорённых, стоявших на песке. Одно лицо показалось ему знакомым. Догадка заставила его содрогнуться – неужели это тот самый поэт, которому поручили писать поэму?
Душа Севы изошлась в немом крике. Он не хотел убивать! Он не подряжался быть палачом! Он здесь по ошибке!
Ему стало не хватать воздуха. Тот, другой, сидевший в его теле, стал ослаблять хватку и Сева потерял сознание.
Очнулся он от того, что кто-то теребил его за плечо.
- Сев, ты чего?
До боли знакомый голос. Сева открыл глаза. Рядом стояли Колян и Димыч, последний со стаканом воды в руке. Кажется, хотел плеснуть ему на морду. У обоих был испуганный вид.
- Ты вдруг закатил глаза и… того самого. Мы так испугались…
Сева попытался улыбнуться, но не сумел. Руки предательски дрожали.
- Перегрелся, наверное, - попытался превратить всё в шутку Сева. – Или от недопития.
- Если недопитие, так это мы разом исправим. Хочешь кваска хлебнуть?
Откуда-то появилась бутылка с квасом и Сева сделал несколько спасительных глотков.
- Не обращайте внимания, - успокоил он друзей, - Сейчас пройдёт
Он бессовестно врал. Сознавал, что пережитое во время двух невероятных путешествий останется в нём до конца жизни. Грёзы, более сильные, чем явь.
С какой любовью он теперь смотрел на беседку, накрытый стол, на своих друзей! Действительно, чтобы почувствовать жизнь, нужно побывать на той грани, которая отделяет жизнь от смерти.
Товарищи, напуганные его припадком ели медленно, словно чувствовали себя виноватыми за то, что случилось.
- А где Шура?
- Какой Шура? - удивился Димыч.
Сева раскрыл рот, чтобы рассмеяться, но взгляд его упал на стол, где примостились три стакана, три пластиковых миски, недопитая бутылка и еда: картошка, сало, огурцы, пирожки, солёные грибы в банке.
Откуда взялись пирожки и грибы?
Скрипнула дверь и Сева увидел, как из дома, их дома, выходит полная негритянка в цветастом платье и кофте.
- Вы долго ещё жрать будете? Оленей бы распрягли, бездельники!
- Настя, нам скоро ехать! Пока распряжём, снова запрягать надо будет! Ты бы за Севу побеспокоилась, не в себе сегодня.
- Севе никуда ехать не надо.
И тут же сменила повелительную интонацию на ласковую.
- Сева, или в дом. Полежишь, легче станет. Я тебе чай с малиной заварю.
Сдвинуться с места оказалось свыше его сил. Настя это расценила по-своему – подошла, нежно взяла Севу под руку, и повела в дом.
Сева шёл так, как будто его вели на место казни. Туда, где он был совсем недавно.
Ни одной негритянки, тем более свободно говорящей по-русски в деревне не было.
И оленей в деревне не было.
На крыльце он остановился – увидел тех самых оленей, запряжённых в добротную телегу, колёса были настоящие, с резиновым покрытием, возможно – от какой-то машины или мотоцикла.
Настя уложила его на диван и пошла за чаем.
Пусть это вовсе не его дом, но всё же лучше, чем в расстрельной команде.
Сева уставился в потолок. Нужно понять, что стало причиной перемещений. Единственное отличие сегодняшнего дня – что он сумел припомнить – кольцо с девизом «Semper in motu» - «Вечно в движении». Вот и додвигался. Кольцо плюс сильные переживания. Первый раз – когда Шура сказал о наморднике. Второй – когда началась стрельба и он испугался, что живым из дома не выйдет. Третий – когда понял, что ему лучше умереть, чем стать палачом.
Хочется домой. Мало ли какие сюрпризы поджидают его в этом мире, где вместо Шуры эта темнокожая Настя.
Сева вспомнил книжку про старика Хоттабыча и решил потереть кольцо, как Волька в своё время тёр волшебный кувшин. Думать при этом нужно было о доме.
Он тёр до тех пор, пока не вернулась Нина со стаканом горячего чая и малиновым вареньем на маленьком подносе.
- Малина от всех хвороб помогает, - сказала она со знанием дела.
- Спасибо,- отозвался Сева. И в ту же минуту его осенило – может сильные положительные эмоции вернут его домой?
- Спасибо, Настенька! Ты готовишь лучше столичных поваров!
- Ладно болтать, Захочешь ещё – принесу.
За версту было видно – ей комплимент пришёлся по душе. На душе у Севы стало приятно, словно все злоключения этого дня стали давно прошедшими делами и остались где-то далеко в прошлом.
И в ту секунду мрак поглотил его.
Сева стоял посреди большой комнаты. Слева и справа – ряды аккуратно застеленных кроватей. Около каждой – тумбочка. Рядом стоял куратор в длинном – почти до пят - плаще.
- Условия – как видишь – хорошие. Чисто, аккуратно, уютно. Расписание такое – подъём в шесть, пол часа на умывание и приведение себя в порядок, в половине седьмого – молитва, а потом уже завтрак. Работаем с восьми утра до шести пять дней в неделю. В субботу – день короткий, до трёх. Воскресенье – выходной. Вечерняя молитва – в семь, потом ужин. Отбой – в 10. Горячая вода – постоянно, прачечная – в первом корпусе. Телевизор по расписанию, интернет – тоже. Не курорт, но жить можно Колечко давай.
Сева нехотя снял с безымянного пальца колечко и протянул его куратору. Тот спрятал его в маленький бархатный мешочек.
- Впредь тебе наука:- не подбирай, что попало. А нашёл – проверь сначала, может, потерял кто? А ты сразу надел и вперёд? Легко отделался. Кончится срок – отправим, куда пожелаешь. Насчёт кольца – решим.
Сева почувствовал себя так, словно гора с плеч свалилась. На куратора он теперь смотрел почти с нежностью. Куратор понизил голос. Словно кто-то мог подслушать:
- Ты не торопись. Пообщайся с народом, может тебе какой другой мир приглянется, где житуха поинтересней. Туда и отправишься. На месте никто не остаётся, все в движении