Юность мушкетеров xxxvii встреча

Марианна Супруненко
Глава XXXVII

ВСТРЕЧА

Де Шарон в эту ночь не смыкал глаз, не потому, что его камера была особенно неудобной, и не потому, что голод сдавливал ему желудок, а потому, что страшная тоска по жизни сжимала его сердце. Всю ночь он пролежал на сеновале, вслушиваясь в безмолвную тишину  ночи, нарушаемую раскатистыми храпами   де Порто и д’Арамица.

Но вдруг он услышал, как отворяется засов и приподнялся на локоть.

 «Неужели уже утро?»  — взволнованно подумал он.

Дверь отворилась. Дюжина мерцающих огней ворвалась, словно вихрь  в камеру и осветила все ее пространство.

От внезапного света пробудились де Порто и д'Арамиц.

— Вы за нами? — спросил де Шарон.

— Да, — ответил комендант. — Но прежде вамнадлежит подпишите сии бумаги.

— Что это? — осведомился де Шарон.

— Протокол, что вас судили и казнят по закону.

— Если б это было действительно так, то нас бы не приговоривали к смерти, — попытался возразить де Шарон.

— Не рассуждайте, шевалье, а подписывайте скорее бумагу.

Отчаянно вздохнув, де Шарон взял у писаря перо и в нерешимости поставил свою подпись.

— Так, хорошо, теперь  вы, — велел комендант, вручая точно такой же лист д'Арамицу.

Когда очередь дошла до г-на де Порто, палач попросил его выставить ногу вперед, дабы он мог на нее надеть кандалы.

  Как только все три протокола были подписаны, мушкетеров тотчас же обступила стража.

— Ну вот и все,  — с горечью изрёк д’Арамиц, --  пришла пора прощаться.

 — Давайте обнимемся в последний раз, — предложил де Порто и раскинул руки для объятий.

 — Мы там встретимся, друзья мои, — уверял их де Шарон, подойдя ближе, — непременно встретимся.

Он бросился в объятия друзей и горестно заплакал; вся стража, выстроившаяся кружком на почтительном расстоянии, смотрела на них с любопытством. Де Порто также утирал себе глаза. Бедняга никак не мог смириться со своей судьбой.
 
Между тем к ним подошёл священник.

— Дети мои, — прервал их он,  — не угодно ли кому-нибудь из вас облегчить душу?

— Ей-богу нет, святой отец, — ответил де Шарон. — Все, что нам надо было бы  сказать Богу, мы вам сказали ещё вчера.

— Поживее, Кабош, — поторапливал палача тюремщик.

— Все уже готово, монсеньер, — разгибаясь, ответил тот.

— В таком случае, прошу, — Комендант указал на выход.

Вздохнув, три мушкетера вышли из камеры и смиренно последовали за караульными.

Их провели по тому же коридору, по которому они уже проходили когда их вели в Шатле, затем они пересекли двор, прошли через другое здание и наконец дошли до ворот главного двора, где ожидала карета, окруженная легкой кавалерией. Друзей посадили в карету, стражники устроились рядом с ними двери заперли на ключ, и все оказались как бы переездной тюрьме.

В то время как карета сдвинулся с места, на улице Сен-Дени показался всадник. Он подъехал к коменданту Шатле, перебросился с ним несколькими словами, вручил ему приказ от кардинала и отъехал чуть в сторону.
Комендант с волнением пробежался глазами по указу, после чего испугано побледнел и кинулся за экипажем.

— Стойте! — орал он ему вдогонку. — Именем кардинала остановитесь!

Поняв, что комендант обращает выкрики ему, кучер в удивлении осадил лошадь.
Задыхаясь, комендант подошел к карете и отворил дверцу.

— Вам крупно повезло, господа, — обратился он   к узникам. —  По приказу его высокопреосвященство вы свободны.

— Свободны! — воскликнулде Шарон, не веря своим ушам . — Но, что все это значит?

— Это значит, — вмешался всадник, — что его высокопреосвященство велел отменить казнь и    просит вас незамедлительно явиться к нему во дворец.

— А зачем? — в свою очередь спросил де Порто.

— Не знаю, — пожал плечами всадник. — Я лишь исполняю повеления его преосвященства. Не угодно ли переменить карету? — указал он на только, что прибывший экипаж.

— С удовольствием, — радостно проговорил де Шарон и хотел было ступить на подножку, но цепи помешали ему это сделать.

— Позвольте мне снять с вас железА,   — сказал палач.

 — Да, будьте так любезны, — ответил де Шарон, с нетерпением ожидая освобождения от оков.

— И мне, — промолвил д’Арамиц.
 
— И мне, — присоединился де Порто.

— Сейчас, сейчас, — улыбнулся Кабош. — Не извольте беспокоиться. Коли уж за вас замолвил слово сам Ришелье, то я вас всех отпущу.

Когда бывшие арестанты были уже освобождены от оков, они спешно переместились в другую карету, и та быстро покатила вдоль улицы Сен-Дени.

Свернув возле кладбища Невинных, она проехала Трауарскрский крест,  выехала на улицу Сент-Оноре, и завернув на улицу Добрых детей,   остановилась у невысокого подъезда.

Двери вновь отворились. Тот всадник, что подобно голубю с оливковой ветвью принес    страдальцам добрую весть, теперь велел трем мушкетерам пройти вслед за ним в кабинет Ришелье.

Они миновали коридор, прошли через большой зал, вошли в библиотеку и очутились подле безукоризненно одетого дворянина, который не замечая их, продолжал вести беседу с кардиналом.

Голос, донесшейся до друзей, побудил в их сердцах радость и тысячи ощущений. Они переступили порог кабинета, кардинал в свою очередь прервал разговор и обратил все внимание собеседника на только что вошедших мушкетеров.

— О, Господи! — воскликнул д’Афон. — Да это же де Порто, д’Арамиц и де Шарон!


— Мы, черт возьми! Мы! — пробормотал чуть не шатаясь де Шарон.

Не помня себя от радости, он бросился к д’Афону и обнял его так сильно, что тот при всем своем самообладании вскрикнул от боли и сделался еще бледнее, хотя это и казалось невозможным.

— Боже мой!  Что с вами?   — воскликнул де Шарон, с ужасом отстраняясь друга.

Д’Афон лишь сдавлено застонал и опустившись сначала на локоть, рухнул на носилки, словно мертвый.

Лакан тут же поспешил поднести к его носу соли.


— Как он?  — обеспокомино осведомился кардинал.

-- Сожалею, ваше высокопреосвященство, но  как доктор я должен у вас изъять моего пациента.


— Не надо, Лакан, — остановил его д’Афон, и тут же стал приподниматься. — мне уже лучше.

— Ах, д’Афон, — сокрушенно сказал де Шарон, придерживая его, — простите мою неуклюжесть. Вам, наверно, очень больно?

— Не стоит извинения, де Шарон, я  в порядке. 

— Вы в этом уверенны, граф? — спросил обеспокоено кардинал.

— Да, ваше высокопреосвященство, — подтвердил д’Афон. — Благодарю вас.

Убедившись, что это действительно так, Ришелье подошел к своему креслу, но, против обыкновения, не сел в него, а ухватился одной рукой за спинку.

— Господа, — начал торжественно он, — я собрал вас здесь, чтобы, выразить свою благодарность.

Находясь в полном непонимании происходящего, все четыре мушкетера в растерянности перебросились взглядами.

— Вы спасли мою жизнь, мою честь, — продолжал кардинал, — и я, в свою очередь, решил отплатить вам тем же. Именно поэтому вы сейчас стоите не на эшафоте а у меня в кабинете.

— Мы вам очень признательны за это, ваше высокопреосвященство, — сказал де Шарон, — Но, признаться, нам не совсем понятно, чем именно мы заслужили к себе благосклонность?

— Чем? — улыбаясь, переспросил кардинал. — Но разве это не вы выкрали бумаги из под носа моих неприятелей?

  — Да… — растерявшись, ответил де Шарон, — но…

 — Вы хотите спросить откуда мне это известно, не так ли? — догадался Ришелье. — Все очень просто, де Шарон, я давно подозревал, что похищенные из резиденции бумаги находятся у вас, и сегодняшний визит г-на д’Афона окончательно убедил меня в этом.  Кстати, именно ему вы обязаны своей свободой.  То самопожертвование, с каким он сегодня явился сюда, дабы обменять мои бумаги на ваши жизни, поистине заслуживает моего восхищения! 

— Благодарю вас, ваше высокопреосвященство, — в смущении пролепетал д’Афон и поклонился.

 Де Шарон же в свою очередь поглядел в первые в жизни на д'Афона с неприязнью. Он не мог поверить, что его самый близкий друг, которому он доверял и верил, мог нарушить данное слово и  отдать  бумаги кардиналу, способные скомпроментируют его любимую.

— Но помимо свободы, я хочу дать вам еще кое-что, — сказал между тем кардинал и сунул свою руку в нижней ящик стола.  Вытащив из него плотно набитый кошелек, он положил его на стол, и добавил:  — Здесь двести тридцать луидоров. Кажется именно эту сумму вы просили у похитителей за эти бумаги. Как видите, вы не остались в убытке, де Шарон.

— Благодарю вас, — насупившись, ответил бургундец и поклонился. 
 
— Что же касается вас, д’Афон, — продолжал кардинал, — то мне помнится я задолжал вам свою пьесу, которую вы выиграли у меня во время одного пари на Ла-Рошели. Вы помните?

— Такое сложно забыть, ваше высокопреосвященство, — ответил провансалец.

— Вы правы, и поэтому я с честью дарую ее вам.

 Произнеся это, Ришелье торопливо достал из бюро коричневую тетрадь из кожи, на обложке которой было выведено крупными буквами: «МИРАМ».

 — Вы безмерно к нам щедры, ваше высокопреосвященство,  — склонил голову д’Афон и принял рукопись. 

 — Я буду к вам еще более щедрым, если вы согласитесь изменить свою стезю, — сказал беспечно кардинал, заведя руки за спину.

— Что вы имеете в виду? — осведомился д’Афон.

— Я предлагаю вам сменить роту. Мне как раз не достаёт лейтенанта в моей гвардии, и кто-нибудь из вас мог надеть его мундир.

— Ваше высокопреосвященство…— хотел было вставить д’Афон.

 Но его остановил кардинал:

— Не спешите отказываться, граф. Король, между нами говоря, скуп на награды, я же вам предлагаю большие деньги...

— Вы делаете для меня большую честь, монсеньер, — прервал его д’Афон, — но я не могу ее принять. Мой отец служил его отцу до конца, и я намерен поступить так же.

— Что ж, очень жаль. Но   быть может, тогда, господин д’Арамиц или г-н де Порто согласятся на эту должность?

— Мы, — хором начали мушкетеры и остановились.

 После секундного замешательства, речь продолжил д’Арамиц:

— Простите, ваша светлость, но мы, как и наш товарищ, будем служить там, где и служили раньше.

— Да, — подтвердил де Порто.

Кардинал был, как будто готов к такому ответу друзей, ибо  сразу после него перешел к де Шарону:

 — Ну а вы, шевалье, не хотите занять место лейтенанта моих мушкетеров?

— Я, — не смело пролепетал де Шарон и вновь пренебрежительно взглянул на д’Афона.  — Я, пожалуй, подумаю над вашим предложением.

— Де Шарон, — подтолкнул его плечом де Порто.

— Ну что ж, прекрасно! — обрадовался кардинал, — Даю вам на раздумья три дня. Если до этого времени вы решитесь, то в пятницу, в шесть часов вечера, я буду ждать вас здесь, в этом кабинете.

— Я непременно буду.

— Хорошо.  Я выпишу вам пропуск.

Пока Ришелье торопливо царапал пиром по бумаге, д’Афон, де Порто и д’Арамиц с удивлением взглянули на де Шарона. Но тот, не обращая на них никакого внимания, с престольным вниманием следил за кардиналом.

— Вот, — сказал тот, преподнося ему подписанную бумагу, — с этим пропуском перед вами будут распахнуты все двери моей резиденции.

— Благодарю, вас, — еще раз поклонился бургундец, засовывая пропуск себе за пазуху. —  Я сообщу вам о своём решении.

Кардинал удовлетворительно улыбнулся и вновь обратился к мушкетерам:

— Что же касается вас, господа, то я надеюсь на ваше молчание.

— Безусловно, монсеньор, — ответили те.

— А ваши носильщики?

— Заплатите нам по луидору, монсеньор, — ответил один из них, —  и даже адовы пытки не сумеют развязать нам языки.

Усмехнувшись, Ришелье исполнил их просьбу.
 
— Ну а вы, г-н Лакан?

— Мне ничего не надо, монсеньор. Я без всяких наград унесу вашу тайну в могилу.

— Благодарю вас, Лакан. Вы истинный сын Франции!

Тот молча поклонился.

И с позволения первого министра они друг за другом  вышли из кабинета.

Первым из Пале-Кардиналя, не дожидаясь друзей, вышел де Шарон. Едва очутившись во дворе, он тут же был настигнут д’Арамицем:

— Что все это значит, де Шарон? — заговорил с удивлением он. —  Неужели вы всерьез решили перейти на сторону кардинала?

— Да, д’Арамиц, — ответил де Шарон. — В отличии от короля, он хорошо платит гвардейцам. 

— Все это так, — сказал д’Афон, которого вынесли за ними следом. — Но раньше, мне помнится, вас не смущало наше жалование. Скажите откровенно, де Шарон: у вас что-нибудь случилось?

— Да, граф, случилось! И вам не хуже меня известно это!

— Да, я догадываюсь, — сдержанно проговорил д,Афон. — Вы негодуете на меня за то, что я вернул бумаги кардиналу. Не так ли?

Де Шарон промолчал.

— Вы молчите, — продолжал д'Афон. — Значит, я прав. В ваших глазах я поступил бесчестно. И это в какой то степени так. Но клянусь Богом, что если б я имел иной способ спасти ваши жизни, я прибегнул бы к нему, чего бы мне это не стоило. Но, увы, это был единственный  шанс спасти вас от смерти. К тому же мы  сами  друг другу клялись, что если от этих бумаг будут зависеть наши жизни, мы вернём их владельцу, во чтобы то ни стало. Ведь ради этого мы их и не сожгли тогда ночью... Но,впрочем, вы правы, простите меня если это возможно.

  Глубокий, мягкий голос провансальца заставил де Шарона устыдиться. Покраснев до кончиков ушей, он виновато опустил голову и, подойдя к д Афону, повинился:

— Нет, это вы меня простите, граф. Я оскорбил вас, и оскорбил серьезно, но и вы меня поймите, если сможете. Вы, сами того не желая навредили репутации моей несчастной возлюбленной. Теперь, когда благодаря вам раскрыт  весь этот заговор и доказана причастность к нему г-на Мезонфора , каждый сможет тыкать в нее пальцем и называть – вдовой мятежника. Ей придется покинуть свет и возможно даже Париж, отчего я стану в двойне несчастным. Ах, д'Афон, уж лучше б мне сегодня умереть, чем терпеть с ней разлуку.

— Не говорите глупостей, де Шарон, — прервал его д'Афон. — Не одна женщина ни стоит того, чтобы ради нее лишались жизни. Уж вы мне поверьте.

— Не вам об этом судить,   д'Афон, ведь вы никогда  никого не любили.

— Однако, хочу вам заметить, достопочтенный Шарон, — вмешался д’Арамиц,  — что та, ради которой вам не жалко головы, и палец об палец не ударила для вашего спасения.

 — Клянусь честью, д’Арамиц, — возразил д’Афон. — она хотела вам помочь, и помогла бы непременно, если б за минуту до начала суда ее бы не похитили.

— Похитили! — с ужасом переспросил де Шарон. — Кто? Кто ее похитил, граф?

— Успокойтесь, де Шарон. Никто ничего точно не знает, но господин де Монтале, так же как и я, считает, что это был кардинала.

 В отчаянье де Шарон крепко сжал  пальцы и зубы.

— Я вернусь к нему! — заорал в ярости он. — Я заставлю его говорить.

Он бросился опрометью к дверям резиденции, но был вовремя остановлен де Порто.
— Остановитесь, милый друг, — ласково,  но с горечью, проговорил он. — В таком состоянии вы навлечете на себя очередную неприятность.

— Пустите! Пустите меня, де Порто, — кричал и со слезами вырывался из железных объятий друга бургундец. — Я должен разыскать ее!
— Не отчаивайтесь, де Шарон, —   сказал д’Афон. — Если мои   подозрения верны, то  завтра вечером ваша возлюбленная будет у себя дома.
 
 — Ну а если нет, д’Афон! — пролепетал де Шарон, отвернувшись от де Порто. —  что если ее похитил кто-нибудь другой!

  — Тогда тем более нет смысла затевать с кардиналом ссору.

Освободившись от объятий де Порто, де Шарон ухватился за голову и окончательно обессилив, опустился на землю.

— Вам плохо, де Шарон? — озабоченно спросил д’Арамиц.

— Нет, — тихо произнёс тот, тупо глядя ему в лицо. Затем он перевел свой взор на провансальца и добавил: —   Простите меня д’Афон. Я был не прав и наговорил вам много разных дерзостей. Но если мои извинения вам кажутся не достаточными, если вы намерены защитить свою честь, я сражусь с вами, как только вы поправите. 

— Полно, де Шарон, — тепло заулыбался провансалец, опускаясь на носилки, — Я удивляюсь, как вам могла прийти в голову подобная мысль?

— Господа, — обратился к ним взволнованный лекарь. — Если вы  не хотите окончательно угробить господина д’Афона, вернемся на улицу Отфей.

— В дом госпожи Мезонфор? — с удивлением и надеждой спросил де Шарон.

 — Нет, нет, — к огорчению бургундца запротестовал д’Афон. — Я больше не хочу злоупотреблять гостеприимством столь доброй хозяйки, тем более во время ее отсутсвия. Лучше отвезите меня в «Рог изобилии», в мою комнату, там я быстрее поправлюсь, чем в чужой квартире.

— Да, но до улице Вожирар придется ехать куда дольше, чем до улице Отфей. Выдержите ли вы, господин граф?

— Выдержу, г-н Лакан, не беспокойтесь.

 — Ну тогда, вперед!