С Леной первое время всё было не так, как нравилось Макаряну. Добродушная повариха во всем старалась угодить молодому сожителю. По ночам их маленькая комната наполнялась стонами и глубокими вздохами.
Но издавал их не Эдик, а крайне огорченная его мужской слабостью Лена.
Молодая женщина просто не могла понять, почему ее любимый, с таким азартом начинавший любовные прелюдии, быстро “выдыхался”. Вот только что яростно срывал с нее одежду и белье, тискал грудь цепкими пальцами. Но, лишь доходило до главного, вдруг сникал. Уходил курить на кухню, потом ложился и только молча сопел, засыпая.
Не помогала и выпивка во время ужина, которой Лена пыталась расшевелить Эдуарда перед постельными утехами. Тот быстро возбуждался, жадно набрасывался. Иногда тут же на кухне, прижимая готовую на все Лену животом к столу “сальского” гарнитура. Но как только та охотно заголялась, мгновенно терял интерес к прелестям молодой супруги.
С начала совместной жизни после демобилизации прошло примерно полгода. Расписались. Макарян поселился у жены, нашел работу на стройке, благо что в городе начался жилищный бум и везде требовались рабочие руки.
В ту апрельскую пятницу Лена пришла пораньше. Из принесенного с работы свиного фарша приготовила поджаристые сочные котлетки, издававшие пряный запах чеснока. Нарезала салат из свежих помидоров и огурцов, сдобрила майонезом. Густо посыпала укропом золотистую отварную картошечку. Натюрморт венчала запотевшая поллитровка “На бруньках”.
Услышала, как хлопнула входная дверь. Эдик пришел с работы, устал, наверно, за целую неделю.
Пока муж мыл руки, накинула на плечи ажурную вязаную шаль. Отопление пока не отключили, но батареи были почти холодные. Еще раз осмотрела стол и, вполне довольная, присела на стул.
Эдуард вошел на кухню, задержался взглядом на бутылке с водкой. Плюхнулся на стул с затертой сидушкой. Поднял глаза на Лену. Только смотрел сегодня как-то недобро.
Женщина поежилась, повела плечами, машинально поправив узорчатую ткань. Торопливо налила полную стопку беленькой. Положила котлету, гарнир.
— Эдичка, устал? — спросила заботливо, придвинула салат. — Вот выпей, покушай горяченького. И аппетита, и сил прибавится, — подмигнула чуть заговорщицки, ободряюще.
Выпил, ковырнул котлету. Про то, что сил прибавится, это зря Лена сказала.
— На что ты намекаешь, — уставившись в тарелку процедил Макарян. — Что не стоит у меня на тебя? Силенок маловато отодрать тебя так, чтобы потом встать не смогла? — начал постепенно заводится от нахлынувшей обиды. Было с чего.
Сегодня на стройке Эдик случайно остановился покурить недалеко от женской бытовки. Из-за наступившего потепления двери и окна были настежь открыты. Отчетливо слышался звонкий девичий смех и голоса маляров.
Обсуждался насущный вопрос о мужчинах - коллегах. С оценкой их явных или предполагаемых достоинств, включая перспективы возможного развития событий. Спектр был велик: от заветного посещения ЗАГСа до торопливого перепихона на складе материалов.
Макарян, затягиваясь дымком, жадно прислушивался, дожидаясь, когда же очередь дойдет до него.
Бычек уже жег пальцы и губы, как прозвучало долгожданное имя и следом - дружный заливистый хохот. Особенно резко в насмешливом хоре выделялся пронзительный дискант бригадира, грудастой Шурки: “С кем? Эдиком? Да с этим сморчком я на одном гектаре даже срать не сяду. Это чмо сдохнет от первой же палки”. И снова - взрыв смеха.
Такого унижения парень не испытывал давно. С самой армии. И теперь вот дома? Макарян чувствовал, как наливается злобой. Застучало в висках.
А Лена уже опять наполнила до краев стопку, приговаривая, как маленькому ребенку: “Ты у меня будешь большой, сильный. Мы …” — и не успела договорить, получив неожиданный удар в лицо открытой жесткой ладонью.
Неловко упав на пол, с ужасом смотрела на склонившегося мужа. Лицо его было перекошено, зрачки расширились, хищно раздувались ноздри, с шумом втягивая воздух. Уголки оскаленного рта чуть пенились от слюны.
Но самыми страшными показались ей руки. Они были просто огромными. Выпуклые широкие пластины ногтей блестели в свете пластиковой люстры. Напрягшиеся, чуть согнутые пальцы подрагивали, приближаясь к ее горлу. От липкого ужаса, сжавшего сердце, тело покрылось потом, мгновенно пропитавшим хэбэшное белье.
Макарян остро ощутил знакомый запах. Помнил его. Терпкий, ни с чем не сравнимый. Аромат страха, такой возбуждающий и желанный. И.. пришел в себя. Остановился.
Погладил двумя ладонями лицо Лены. Чуть отстранился, любуясь выражением испуга в широко открытых глазах. Провел языком по солоноватым губам, щекам, шее, постепенно опускаясь к вывалившейся из бюстгальтера груди, чуть прикрытой пуховой накидкой.
Потом наскоро раскинул полы сбившегося цветастого халатика, чуть повозился с пряжкой ремня на брюках...
...Лена лежала обессиленная, с широкой улыбкой на раскрасневшимся лице. Она только что пришла в себя после кратковременного обморока. Голова слегка кружилась, хотя дышалось уже свободнее. Но все тело было переполнено женской радостью: Эдик у нее просто чудо.
Макарян устало развалился рядом. Он уже выпустил из рук концы бордовой шали, охватившие мягкой петлей женскую шею.
Таким сильным он тоже давно себя не ощущал. Последний раз в прошлом году. Дважды. Но то были случайные женщины. И они уже умерли. А с Леной у них теперь все будет получаться, по-настоящему. Всегда.
хорошо, как сейчас им еще не было. Так на полу и задремали. Совершенно счастливыми.