Ещё дополнительные рассказы к циклу Быль

Юрий Костин 2
Приветствие
Эту историю автору поведал Валера. Он уже делился парой случаев из своей жизни. А теперь вот вспомнил ещё. Это было давно, лет пятнадцать назад, а может и ещё больше. Тогда у нас в коллективе работала Марина Славина. Наверное, это её не настоящее имя, потому как творческие люди иногда работают под псевдонимами. Кстати, как и революционеры- подпольщики. А Славина пришла в коллектив на должность заместителя председателя нашей региональной студии телевидения, и характер имела жёсткий, такой, что – ух! Правда, не со всеми. С некоторыми была весела в общении. К примеру, с тем же Валерой. Она с ним, как с оператором, частенько ездила на съёмки передач, так как сама считала себя не только телевизионщицей, но и журналисткой. Попутно вела милые, светские беседы, с теми, кому благоволила.
А что Валера? Валера был польщён таким к себе отношением и даже «распушал хвост», то есть пытался показать себя с лучшей стороны, был остроумен и старался снимать так, чтобы с ним хотелось работать и дальше.
Всё шло хорошо и даже замечательно. Валера был востребован, а это значило, помимо всех прочих плюсов ещё и то, что приходилось ему работать немного больше других, потому как его на съёмки передач заявляли чаще других. Ну, и с зарплатой бывало, что o`kay, то есть – замечательно, в смысле, что заметно отличалось от других. А что ещё надо.
В одно прекрасное утро, когда рассвет озарял горизонт в цвет парусов феерии Александра Грина, он направлялся на работу, то есть добрался на автобусе до Филармонии, и – по парку – шагал к зданию компании. Шёл по аллейке, имел хорошее настроение и даже насвистывал популярную песенку, не будем уточнять какую, так как это было давно и можно считать всё это преданием старины суровой.
Шёл Валера по аллее, насвистывал и – вдруг! – начал замедлять свои шаги. Дело в том, что он увидел … и от того, что он увидел, он подумал, что в его голове что-то происходит не совсем то, что должно происходить. А увидел он (не много- ни мало), как на подоконнике кабинета, который она занимала, стоит это самая Марина и широко размахивает рукой. То, что это она, Валера понял по её волосам. А Славина носила оригинальную причёску «шапочкой», выкрашенную хной в ярко-рыжий цвет и этим отличалась от всех прочих дам. Так что перепутать её было невозможно. К тому же на ней было серебристое платье, подсвеченное утренними лучами солнца и оттого выглядевшее необычно – как раз тот стиль, который она предпочитала.
И как прикажете себя вести? Что бы вы, лично вы сделали, если бы узрели, как вам машет замдиректора, да ещё стоя на подоконнике? Может бы то, что и с ней происходит что-то не то? А вдруг (это уже предположил Валера) в ней зародились некие горячие необузданные чувства, и она эти чувства не смогла сдержать и забралась ввысь, куда эти высокие чувства обычно и увлекают.
Так что же делать ему?! Надо ведь как-то реагировать и – не менее горячо. Может, Марина решила так его встреть, потому что была уверена: по причине раннего утра никого постороннего, то есть любопытных глаз, быть не должно? Но ведь и это – весьма необычно. Валера широко заулыбался и тоже помахал рукой, потому как Славина продолжала размахивать, широко и равномерно, словно подавала сигналы.
Он сделал шаг, другой, и только потом разглядел картину, какая она есть на самом деле, и какая в корне отличалась от того, как её видел мгновением назад. И сразу же Славина пропала (её и не было, стоящей на подоконнике). А кто был? Была уборщица в стареньком халате, выцветшем от многочисленных перестирываний. На голове её была косынка оранжевого, апельсинового цвета. И вытирала уборщица стёкла окна в кабинете, пока ещё никто не явился на работу и ей не мешает.
Вот сейчас всё стало на свои места и было даже удивительно, как можно всё увидеть иначе. Валера даже успокоился, шёл дальше и размышлял, что действительность можно разделить на три ипостаси: то, что нам показывают, то, что мы хотим увидеть и то, что есть на самом деле. А нам надо иметь мудрость во всём этом разобраться.


Трудно быть богом
Животные руководствуются теми инстинктами, какими их поддерживает Природа. Они и сами являются частью природы. В первую очередь это касается диких животных, не имеющих опыта знакомства с Дуровым, братьями Запашными, Ириной Бугримовой и прочими дрессировщиками. Но это – дикие животные, а как обстоит дело с животными домашними? Примерно так же, им приходится доверять своим инстинктам, но общение с Человеком накладывает свой отпечаток, который тоже можно отнести к инстинкту, к новой его разновидности.
Отсюда исходят разные коллизии, подмеченные ещё драматургом и журналистом Иваном Андреевичем Крыловым, повторившем опыт Жана де Лафонтена, который, в свою очередь основывался на опыте древнегреческого Эзопа, который, в свою очередь … Но стоп, мы рискуем погрузиться в такие дебри истории, откуда нам выбраться будет совсем не просто. Мы же хотели размыслить: чем для домашнего животного является Человек?
Ясно, скажет иной соображающий Читатель, что для домашнего животного хозяин является богом. Ну, не то, что тем самым, имени которого не стоит поминать всуе, а этаким младшим из обширного семейства богов, где-то там, в задних рядах, но со всеми правами бога.
Это что касается хозяина, а если это не совсем тот Человек, о котором мы рассуждали, а совсем посторонний, будем считать – прохожий, про которого ещё Виктор Цой пел: «Эй, прохожий, проходи, эх, пока не получил»? Как быть тогда? Как отнесётся к нему домашнее животное? Ведь и среди них случаются всякие. Помните, у того же Крылова, которого мы только что упомянули: «Ай, Моська! Знать она сильна, что лает на слона». В баснях Крылова настолько сильно перемешаны люди и животные, которые ассоциируются с людьми, что … что можно запутаться.
А мы переходим к истории, которую как-то рассказал автору его хороший приятель Николай. Увы, но его уже и в живых нет, а история его осталась и предлагается вниманию читателя.
Итак, Николай, как было уже сказано – оператор, закончивший ВГИК. В свободное от работы время был садоводом и этому делу отдавался со всем увлечением, можно даже сказать, что с душой. Но сад находился довольно далеко от дома и добираться туда было долго и накладно. Было это ещё в те времена, когда социализм почти закончился, а капитализм так толком и не начался, и народонаселению приходилось болтаться где-то посередине, то есть с благосостоянием была напряжёнка. Но Николай был находчивый и решил использовать бюджетный вид транспорта, то есть – велосипед. Знай крути педали и получай от поездок удовольствие. А если удовольствие получать не хочешь, то … что останется.    
А ведь мы басню Крылова про Моську не спроста вспомнили, ох, неспроста. Дело в том, что проживающие по пути следования в сад (сады, так как там их было немало) собаки полюбили облаивать проезжих, чаще всего – на велосипеде. Домашние животные, как мы уже рассматривали, должны воспринимать Человека, как бога. Это касается хозяина, а все остальные …
Бывает так, что хозяин может попасться … не самый лучший и даже пуще того – злой. Как в поговорке про сидорову козу. Такой хозяин свою собаку всячески третирует, сажает на цепь и вешает оскорбительные таблички, мол, осторожно – злая собака. Но сами же люди (некоторые из людей, особо творческие) подметили, что собака бывает кусачей только от жизни собачей. То есть сами понимали, что у собак бывает не лёгкая жизнь, которую так и назвали - «собачья». Вот от этих тягот и появилось у собак развлеченье: бегать за посторонними людьми и выкрикивать людям всё, что они о них думают, то есть собаки о людях. Не все и о не всех. Но так случается. И, если такую собаку накануне несправедливо обидели, она к прохожим, то есть к проезжим относится соответственно.
А тут и Николай на велосипеде подвернулся – пожалуйста. То есть собака получила возможность высказаться по полной программе. Всё, что на душе накопилось за все несправедливости и всё остальное прочее. А Николай, вместо того, что остановиться, выслушать все претензии, а после этого принести извинения за весь род человеческий в целостности и за хозяина- обидчика в частности, принялся изо всей силы крутить педали, то есть – по мнению собаки, улепётывать. То есть человек проезжий признавал свою вину в том, что собаку обидели и теперь от собаки зависит, как ей наказать этого человека. А уж тот своим наказанием с конкретным обидчиком поделится. Типа позднее.
Такие вот рассуждения блуждают в голове оскоблённого животного. И тем целеустремлённее оно ведёт преследование. Мы все смотрели боевики с преследованиями и помним азарт этого зрелища. Мы готовы смотреть погони снова и снова. Но …очутиться в ней. Ведь это же – нонсенс! Это же ни в какие ворота не входит. Тем более, что вы не можете заглянуть посторонней собаке в её кудлатую голову. Тем более, что на ходу. На вашем и на её.
Короче говоря, эти два одиночества переселись. Собака наполнилась не только обидой от несправедливого (а какого ещё?!) наказания, но и азартом преследования, и начала подпрыгивать (на ходу), чтобы вцепиться зубами (клыками!) в ногу ездока (нашего Николая, который вообще не при чём!). И так получилось, что попала собака лапой между спиц велосипеда.
«Это наказание божие», поняла собака. Что же ещё другое она могла подумать? Боги, они с низшими не очень-то считаются. Видали ли вы того, кого привечают боги? Но такие встречаются. Их называют юродивыми.
Николай, который на всём ходу свалился с велосипеда и ушибся, поступил так, как бог поступить не мог (с точки зрения обиженной собаки). Николай ласково заговорил с ней и начал доставать её лапу из спиц. Лапа была повреждена, и собака завизжала.     Она жаловалась богу и просила у него прощения. Но этот, конкретно этот бог был явно не в адеквате: не ругался и не пытался наказывать. А бог ли он? Именно это подумала несчастная собака, а уже в следующий миг впилась в руку, её жалеющую. И ещё успела нанести с десяток укусов. Бежать она уже не могла из-за пораненной лапы, но успела покусать обидчика, в том числе и за своего хозяина.
Николаю пришлось испытать немало уколов от столбняка и бешенства. Кажется, он говорил про тридцать девять. Это было давно, и автор может ошибиться. Вот так он пострадал на пустом месте, столкнувшись с собакой и не знал, как она всё это восприняла. А собака думала, что трудно быть богом и соответствовать его стандартам и качествам.


Счастливый Новый год
Признаемся вам откровенно, что иногда автор перечитывает те истории, те случаи, которые он выуживает из своей памяти, а также те, которые пересказывают ему другие, и обратил внимание, что все они как бы весёлые, все вызывают улыбку и ностальгию о давно прошедших, минувших временах и кажется, что тогда жизнь была легка и воспринималась с юмором. Да, запоминается чаще всего хорошее, а плохое предпочитает забываться. Но ведь случалось всякое. Пусть и не с нами, не с нашим замечательным коллективом. Плохого, злого нам как бы и не надо, но ведь в жизни случается всякое. К примеру, как-то наша съёмочная бригада снимала в косметической клинике, во вновь открывшейся косметической клинике, где делась операции по улучшению человеческой внешности для представителей богатого сословия, которое появилось в нашей стране, которая только вкусила запах капитализма. Было это где-то в конце восьмидесятых. Или нет, уже в начале девяностых. А честно сказать, то наверняка и не помнится. Снимали мы платный, то есть рекламный сюжет, как хорошо и славно работает клиника и какие профессиональные специалисты там работают. Отработали мы, добросовестно отсняли всё, а потом завязался неформальный приватный разговор с тем хирургом, который делал самые сложные операции. И спросили его, помимо разных других вопросов, мол, какая самая сложная операция была у него. Тот задумался, а потом вздохнул и рассказал нам то, что вот сейчас смутно припоминается. Конечно, без разных там подробностей, которые и не очень сейчас нужны. Там всё не до смеха было: уж слишком много крови, слёз и боли со всем этим связано. Но, чтобы как-то уравновесить наши истории, перескажем и эту.
Итак, одна замечательная компания людей, по-дружески настроенных друг ко другу, имеющих родственные отношения, готовились встречать очередной Новый год. Каждый ведь раз мы ждём очередного Нового года и относимся к нему так, и пишем соответственно Новый с заглавной торжественной буквы. Мол, вот это то самое время, та точка, с которой начнётся счастье для всех, а для нас – обязательно. Но каждый раз оказывается, что наступивший новый год ничем особенным не отличается, и разных там бед несёт в себе не меньше, чем случалось в уже прожитых годах. Но каждый раз верится, что этот Новый год уже точно особенный и именно после него и наступит оно, то есть счастье. Хочется ведь во всё это верить. И ждётся этого.
Это всё категории философские. Козьма Прутков учил, мол, хочешь быть счастливым, так будь им. И под очередной Новый год вся эта вера в чудо обостряется. Вот и та компания, о которой идёт речь, тоже жила в ожидании чуда. Хотелось Новый год встретить как-то по-особому. Хозяйка предложила: «А давайте встретим Новый год в саду». Идея всем показалось интересной и забавной. Как в мультфильме «Зима в Простоквашино». А если толком задуматься, то кто станет Новый год встречать в саду? Там же нет никого. Там нет телевизора и всех тех условий, всего того комфорта, к которому мы привыкли, по крайней мере – в праздники, а уж тем более – в любимые праздники. Но все в компании решили отправиться в сад и на месте посмотреть, что там и как, и можно ли сделать его центром увеселений. С собой взяли хозяйскую собаку, которую называли Друг, а чаще всего – Дружок. Собака была крупной, породы добермана или водолаза, сейчас уже и не помнится.
Все в радостном возбуждении отправились в сад, который находился в отдалении от города. Домик в саду был капитальный. Теоретически в нём можно было праздновать и места бы хватило всем. Было несколько комнат, но … всё остальное относилось к категории, скрывающееся за частицей «но». Требовалась капитальная уборка, если не говорить об ремонте, надо было многое что прибрать, много готовить, заниматься украшением. Чтобы всё это рассмотреть, привязали Дружка цепью к стене дома, чтобы не лез внутрь и не мешался под ногами. Только после этого начали решать и прикидывать. Сейчас идея встречать праздник в саду казалось не такой удачной. Слишком много всего надо завозить с собой. Всем хотелось отдыхать, и не тратить столь много усилий, чтобы получить то, что и так было дома. К тому же кто-то из них вспомнил, что на новогоднюю ночь обещали сорокоградусные морозы. Зима ведь всё-таки.
Буквально на ходу перерешили справлять всё же дома, а в саду, раз уж приехали, взять разную хозяйственную мелочь, всякие припасы и имитировать тот же садовый домик, но в городской квартире. Эта идея всем понравилась, все нагрузили себя всякой мелочью и отправились в город. До Нового года оставалось считанные часы. Ну, может чуть больше, но едва можно было сделать то, что наметили.
Родственная компания была дружной, и они работали так же дружно, то есть всё успели сделать и даже распечатать бутылку с шампанским до того, как начали бить куранты, звук которых считали все, хором.
Дальше всё было традиционно. Все были веселы, говорливы. Телевизионная программа была насыщенной, но люди были заняты весельем, много болтали о том, что ожидалось, обязательно и – в перспективе. Кто-то смотрел телевизор, кто-то играл в фанты с исполнением желаний. Всем было весело. Новогодняя ночь оказалось действительно морозной, даже студёной. Все объясняли друг другу, что Мороз-воевода дозором обходит владения свои, после чего предлагали «согреться». Это означало, что надо было выпить спиртного, то есть «согревающего».
Вот так весело прошёл праздничный день, потом прошёл следующий, за ним ещё один. Мороз постепенно начал отступать, да и пить почти уже и надоело. Кроме праздника начали вспоминать и говорить об других вещах. К примеру, хозяйка вспомнила про Друга, про того самого Дружка, который обычно участвовал в общем веселье и его, случалось, бранили. Но только не в этот раз. В этот раз он вёл себя джентльменом, то есть тихо сидел и не показывался на глаза. И каждый раз, если о нём вспоминали, то думали, что им занимается кто-то другой. И только на третий день (или на четвёртый, если не на пятый) хозяйка по-настоящему всполошилась, и все принялись искать собаку. И не нашли. Последнее, что помнилось конкретно, как Друга цепляли к стене садового домика, чтобы он «не путался под ногами».
Неужели они его оставили там?!
Но других версий не было. Хозяйка всплакнула. Ей поднесли стаканчик крепенького, чтобы успокоить. Конечно, сразу же начали налаживать машину, чтобы отправиться в сад и проверить, неужели все были настолько бестолковы, что забыли про собственного Друга.
Не будем долго тянуть время и описывать все те предположения, какими делились между собой «спасатели». Говорили они и о том, что собака могла залезть в дом и там переждать морозы. Ну, и разные другие вещи говорили, забыв о том, что приковали свою собаку железной цепью, о которую собака сломала не один зуб, пытаясь освободиться. Друг тоже испытывал, в первые моменты, радостное возбуждение, как все прочие, вилял хвостом и воспринимал всё как игру, затеянную хозяевами, и даже тогда, когда все уехали и оставили его одного. И тогда он ждал, что вот сейчас за ним вернутся, отцепят его и дадут … много он чего представлял всего, чего желалось. А потом просто пытался выжить. От мороза, от пожирающего голода, от того, что чуть не задохнулся, пытаясь порвать цепь. И просидел на этой крепкой цепи три, а может и больше суток. Мы можем только предполагать, что он думал в эти бесконечные часы о своих хозяевах и о людях в целом. Постарайтесь представить себя на месте этого пса, которого называли Дружком и то, как он себя чувствовал в эти часы. Нам кажется, что он прощался с жизнью и удивлялся, что она не хочет с ним расставаться. Он был уже наполовину где-то там и тут …
К садовому товариществу подкатила машина. Дальше проехать было невозможно, потому что всё занесло снежными сугробами, окаменевшими и сделавшими путь непроезжим. Хозяйка закричала, что не может тут сидеть, когда её собачка, её Дружок там совсем замёрз. И она двинулась, пока все прочие пытались вытолкать машину из снежного плена.
Проваливаясь по колено, хозяйка добралась до своего дома, занесённого с задней стороны. Северные собаки, которых называют ездовыми и полярными, прекрасно проводят холодный период, зарываясь в снег, который может быть хорошим теплоизолятором. Если, конечно, их не сажают на цепь на открытом всем ветрам пятачке. Дружок сидел, прижавшись ко крыльцу, натянув цепь, и … молчал.
«Дружочек! – крикнула собаке хозяйка. – Как ты замёрз! Дай я тебя поцелую».
Хозяйка, придерживая полу маховой шубки, подбежала к собаке, вытянула к ней руки, затянутые в тёплые перчатки, и приблизила лицо, вытянув губы трубочкой. Она даже полузакрыла длинными ресницами глаза.
Собаке казалось, что она уже умерла и, одновременно, пытается подняться на лапы, всегда крепкие, а теперь не желающие держать её тело. Ей показалось, что рядом с ней появилась, из ничего, её хозяйка, которой интересно, жива она или уже нет. Для этого она нагнулась и дохнула жутким неприятным перегаром, от многодневного употребления алкогольной продукции. Внезапно собака наполнилась гневом за всё то, что ей довелось пережить. Она распахнула свою пасть и сомкнула зубы вокруг лица хозяйки, которая глумилась над тем, кого сама же оставила умирать.
«Это была самая моя сложная операция, ¬– заканчивал рассказ хирург. – В то время у меня не было того опыта, какой есть сейчас, да и теперь опыта явно недостаточно. Собака сняла всё лицо женщины, как чулок с ноги. Хорошо, что она его не проглотила. Наверное, она тут же умерла, или её умертвили. Снятое лицо покрыли слоем снега и всё срочно привезли в травматологию. Я сам сшивал все кровеносные сосуды и пытался соединить нервные связи. Это то, что называют хирургической работой и чему невозможно научиться, если этого нет у тебя в руках и голове. Конечно, женщина осталась изуродованной, но всё же не той мумией, какой её привезли к нам. Всё было проделано настолько, насколько это вообще возможно. Вот только я не знаю, вынесла ли она для себя какой-то урок. Или урок не усваивается, если его преподают столь суровым путём. Не хотелось бы мне заниматься чем-то подобным».


Соревнование с переменным успехом
Когда-то, лет двадцать назад, телевизионная бригада с Вятки, точнее – из Кирова, отправилась в славный город Тотьму для производства там съёмок документального фильма «Чёрная лиса на золотом поле» (если не подводит память). Вообще-то этот небольшой город в земле вологодской возник из солевых промыслов, а место то называлось Соль Тотемская, потому как Тотьма есть название реки. Отсюда родом известный мореход Иван Кусков, который активно разрабатывал заокеанские территории, известные в то время, как Русская Америка, возвёл фортификационное укрепление, получившее имя «Форт-Росс» (то есть кусочек России), и управлявший им в течение десятка лет. В то время Тотьма славилась своими торговыми путями, купцами, торившими новые торговые пути и всем таким прочим. Примерно об этом и был фильм. Сценарий фильма писал Виктор Викторович Конецкий, довольно известный писатель. Бригада работала над этим около месяца. Было довольно интересно наблюдать эту связь старого времени и новых перемен. Как раз в то время (это был где-то конец восьмидесятых годов) приближались крупные перемены в стране и жизнь в малых городах становилась всё сложнее. Это как бы висело в воздухе и, временами, ощущалось.
Но вся история, о которой хотелось бы поведать мало имела отношение к славным традициям вообще и фильмопроизводству в целом. В этот день мы направились на квартиру к одному из героев, который был в теме морехода, купца и воеводы Форт-Росса, то есть обо всём этом рассказывал много, интересно и с разными подробностями, которые извлекал неизвестно откуда. Да ещё и не терялся при виде камеры (хорошее дело камерой не назовут), что тоже случается не часто. Автор, то есть я, сделал своё дело и находился рядом, а потом вышел на кухню квартиры, чтобы не отвлекать на себя интервьюера, то есть рассказчика и принялся смотреть в окно. А за окном была переменная погода, то есть солнышко то выныривало из-за туч и заливало своими лучами окрестности Тотьмы, то тучи набегали, скрывали за своей мрачностью наше светило. Это и есть переменчивость, но она к тому же была ещё и активной: солнце прибавляло тепла, а тучи моментально проливались дождём. Помните, у Задорнова: в деревне Гадюкино – дожди. Наверное, это Гадюкино и располагалось возле Тотьмы, почти в плотную. Потому как дождь шёл слишком часто. В этот день.
Всё было привычно, всё было, как обычно. Но что же привлекла меня, то есть автора. А привлекла меня одна домохозяйка из дома напротив того, где проходила сегодняшняя съёмка. Этот, не очень удобный день она выбрала для постирушек. Может быть, она стирала руками, а может использовала машину- автомат, это не суть важно. Этого было не видно. Видно было, как с полным тазом мокрого белья она появилась во дворе, где как раз выглянула солнце и начала развешивать бельё на верёвки, расположенные как раз для этих целей. Повторюсь, что светило яркое и щедрое солнце. Только хозяйка удалилась, унося пустой таз, как небо заволокло тучами, чуть ли не в мгновение ока, и небо пролилось дождём, можно сказать – ливнем. И так он поливал, что во дворе образовались лужи, и даже – глубокие. Дождь лил и лил, но тут распахнулись двери, бегом примчалась та хозяйка, принялась спешно снимать бельё и кидать его в тот самый таз. Потом она унеслась в свой подъезд.
Привычное дело, для чего всё это описывать. Но … (вот всё в том и дело было, что – но). Стоило захлопнуться двери, как тучи разошлись подобно театральным кулисам и всё залило жаркими лучами солнца. Солнце светило, солнце палило, лужи, залившие двор, быстро испарялись. Тут хлопнула дверь подъезда и появилась всё та же хозяйка, всё с тем же тазом, наполненным мокрым бельём. Наверное, всё это время бедная женщина выжимала ту дополнительную влагу, которую впитало бельё, облитое ливнем. Хозяйка принялась развешивать бельё, пришпиливая его прищепками. С сознанием исполненного долго она вернулась домой, хлопнула дверью, и этот треск отдался громом.
Да, так и есть! Небо сей же миг затянулось мрачными тучами, которые тут же пролились дождём. Бывает просто дождь, бывает дождь усиленный, то есть проливной, но бывает ещё и ливень, а значит – ещё обильней. Говорят (может кто и видел), что в тропиках, в период муссонов случается и более обильные осадки. Наверное, в тот день природа решила потренироваться: не сделать ли Тотьму тропическим курортом. Всё было залито водой, которая лила и лила, и устрашающе гремел гром, как бы давай знать, насколько это всё серьёзно.
И вот, среди всего этого бедлама распахнулась дверь подъезда и выскочила та давешняя хозяйка. Она летела, прикрывая голову пустым тазом, а затем принялась сдирать с верёвок промокшее донельзя бельё, выдирая его вместе с прищепками и швыряя в злополучный таз. Вся промокшая, она схватила загруженный таз и помчалась, сгибаясь от тяжести к двери в подъезд.
Вы, наверное, думайте, что мне, как невольному зрителю было смешно? Если сначала так и было, но потом, глядя на эти мучения, стало бедную женщину жалко. Говорят, что случаются такие особые дни, когда за что бы не взялся, ничего не получается, всё выходит как-то боком, ломается, рушится и прочее. Именно в такие дни рушится самая крепкая экономика, если эта примета подходит для государства. Но что касается отдельного человека, то ему рекомендуют отказаться от любого, самого ничтожного занятия, пойти в отгул, на больничный, куда угодно, хоть в бомбоубежище и отсидеться там от всех тех бед, какие валились на голову Иова из Библии.
Надо ли продолжать дальше? Нади ли рассказывать, что как только женщина ушла, так сразу ушли и тучи. Они унеслись столь стремительно, словно их кто специально разгонял, как это делают перед парадом, применяя специальные средства. И сразу сделалось светло. И сразу сделалось жарко. Захотелось раздеться, выставить шезлонг и придаться неге ничегонеделанья. И это всё продолжалось. И это всё длилось ровно до тех пор, пока дверь подъезда не распахнулась и не выскочила та самая хозяйка.
Я находился не близко, а в отдалении, но, кажется, её лицо было искажено гримасой гнева, а губы шевелились от произнесения слов, до меня не доносящихся, но, по виду женщины, явно не хвалебных. Она принялась развешивать то бельё, которое уже не раз становилось ещё более мокрым, чем было изначально.
Мне больше не хотелось наблюдать за этой картиной, которая начиналась комично, но делалась драмой. Тем более, что съёмки завершились и мы принялись сворачиваться. Но я услышал, как снова грохочет гром, и как потемнело небо за окнами. То есть там продолжалась та история с бельём. Я не знаю, чем всё закончилось, но ночью мне приснился сон, в котором солнечные лучи заменялись ливнем. В памяти всплыла история с царём Коринфа Сизифом, который катил в гору большой камень, каждый раз срывающийся к подножью горы. Интересно, в чём же провинилась та хозяйка, что её столь жестоко наказали, и откуда у неё такое терпение, чтобы не сидеть дома, пережидая все неудобицы, а, раз за разом, делать одно и тоже. Помните – «я умываю руки». Это ведь тоже оттуда?


Смерть воочию
Этой истории автор не был свидетелем и ему не пересказал её никто из товарищей, как это бывает в нашей книжке. Автор прочитал этот случай в одном из журналов, а где именно – успел позабыть. Но история настолько хороша, или вот так - «хороша», что он решил её пересказать сам, как помнится, то есть приблизительно. Речь там шла от первого лица. Так он и решил и оставить, ещё раз напоминая, что случилось это не с ним.
Первый раз я серьёзно испугался, ну, этой самой смерти, когда мне операцию шунтирования сердца делали. Наркоз там, и всё такое прочее. Делают над тобой все эти дела, и такое ощущение, что ты из тела извлёкся, то есть из своего тела, и со стороны наблюдаешь, как всё это с тобой творят. Ощущение не из лучших. А где-то неподалёку решается: а надо ли тебе обратно в тело возвращаться? И так, между прочим, словно они там в домино играют и – попутно – дела свои обсуждают. Ну, я и засса … то есть напугался, конкретно напугался. А потом в себя пришёл и товарищам по палате свои ощущения передал, они мне и ответили, что со многими подобное случается. Некоторые после операции не просыпаются. Это значит у тех, кто в домино, или там в картишки перекидывались, партия их не сложилась.
Смерть свою воочию? Да, видел, братцы, вот как вас, ей богу. Почти и не вру. Но, чтобы вы меня поняли, надо дорассказать всю историю до полности. Почти одновременно со мной в больницу привезли одну старушонку, каких называют – «божий одуванчик». Думаете, отчего такое название? А это потому, что стоит Господу дунуть, как вся её жизнь облетит с неё, как пух. Вот как с меня чуть не облетела, пока меня шунтировали. Но бабка крепкой оказалось, а ей там что-то серьёзное делали, чуть не черепную коробку вскрывали. Не знаю, конкретно что, но голова была обрита, и в шрамах.
Не помню, долго ли я в себя после операции приходил. Наверное, как и та бабка. Заживёт как на собаке. Это про молодых говорят. У них всё заживает стремительно. Так со стороны кажется. Ну, и у некоторых стариков тоже. Это они так думают. Короче говоря, пришла бабка в себя и, ночной порой, отправилась в туалет. Догадываетесь – зачем? Мне, к примеру, это совсем неинтересно. Я, напомню, сплю в своей палате, на своей койке, и делышка не знаю, разве что то, что нельзя тут залёживаться, привыкать. А тем временем непоседливая бабка, что там ей надо совершила и к себе возвращается. Старенькая она уже, видит плохо, да ещё после операции. Неудивительно, что свою палату перепутала с моей.
Потом оказалось, что её койка, как и моя, у самой двери стояла. А эта бабка в палату возвращается и – что она видит. А видит она, что пока её не было, в её кровать какой-то посторонний мужик влез и успел уснуть. У неё, конечно же, после операции настроение самое что ни на есть хреновое, а тут ещё и мужик посторонний, когда лечь надо, расслабиться. Зло её взяло. Она свою клюку подняла и давай ему в бок тыкать ею. То есть получается, что мне.
Очень мне просыпаться не хотелось. То есть не получалось проснуться. Честно сказать, так мне всякие тогда кошмары виделись. Будто та партия в домино или карты как раз продолжается. А рядом Смерть стоит, с косой, и решения дожидается. И тут меня в бок толкают. Открыл я глаза и – что я увидел? Если честно разобраться, так худую старуху со зло оскаленными жёлтыми зубами и бритым черепом, располосованным шрамами, с клюкой, то есть тростью, в худых как кости руках, завёрнутую в простыню, чтобы не замёрзнуть. Но это, если разобраться. А я ведь только из сна вырвался, да из кошмарного. И увидел я ту самую Смерть, с черепом вместо головы, в саване, с косой, за которую я трость принял. «Вставай давай!», старуха зло говорит. А я, после сна, по-своему всё воспринимаю. Мол, хана тебе, братец, за тобой пришла. Вставай.
Ох, и завопил же я. Бабка больше меня напугалась, когда с кроватей мужики повскакивали, те, кто мог вставать, и даже те, кто вставать почти и не мог. Тут и выяснилось, что бабка дверью ошиблась. Всего-то. С кем не бывает. А меня через это дело чуть кондратий не подхватил. Ведь я, право слово, своими глазами, Смерть увидел.
И ничего смешного здесь нет. Вас бы на моё место. Это не пожелание, а мысли вслух.