Нация Книга вторая. Часть вторая Глава VII, VIII
Глава VII
Утра как такового для Егора не было. Очнулся он в полдень, когда солнце стояло в зените. Прямые солнечные лучи щекотали не только его глаза, но и ноздри: видимо, от этого он несколько раз чихнул. Голова от тревожного сна кружилась, а временами
и вообще казалась какой-то деревянной. Чувствовалось, что сон абсолютно не подкрепил его. Лёжа в кровати, напрягаясь всем своим существом, он сначала открыл левый глаз, а затем правый, - всё это дало ему надежду на то, чтобы продолжить логическую последовательность - пошевелить руками и ногами, но сделать это он страшно боялся, думая: а вдруг не получится? Видимо, от этих мыслей он лежал и соображал, как ему быть в этой непростой ситуации. Но периодический шум в ушах и подступающая тошнота не давали ему сосредоточиться. В какой-то момент он пощупал пульс на руке - на одной, второй, - затем под подбородком и опять на руке… Постарался даже не дышать, закрыв глаза, прислушиваясь к сердцу и другим своим внутренним органам. Но ничего, кроме собачьего лая, доносившегося с улицы, он не услышал.
«О, это утреннее беспокойство, - в страхе подумал он. - Какой мёртвой хваткой оно держит меня».
Глубоко дыша, он лежал несколько минут, пока не почувствовал в ногах прилив теплоты. Это событие не только обрадовало его, но и заставило пошевелить кончиками пальцев рук, а затем и конечностями в целом, что вселило полную надежду на то, что он в полном порядке, а значит, можно сделать попытку встать и идти куда захочется. Но, переворачиваясь с боку на бок, он всё ещё не решался
сделать это, размышляя над тем, что произошло с ним вчера…
«Конечно, столько пить нельзя, - сделал он для себя серьёзный вывод, - надо научиться воздерживаться или не преступать меру, хотя как её узнаешь, эту меру, если вчера был серьёзный повод?»
Глядя в потолок, Егор старался вспомнить всё, как было: как они встретились с Николаем, затем - Борисом, их разговоры… и произносимые тосты (а их, надо сказать, было немало)... Что настораживало его в этих воспоминаниях, так это то, что сознание говорило ему одно, а внутренний голос - другое; от этого логическая последовательность всё время куда-то ускользала, не за что было, что называется,
уцепиться. «Возможно, - подумал он в этот момент, - всё это от того, что кружится голова».
В какой-то момент ему очень сильно захотелось пить. Откинув одеяло, он полежал ещё некоторое время, приводя организм, что называется, в состояние полной «синхронизации». Но, несмотря на эту подготовку, он всё равно тяжело встал, с трудом натянул на себя спортивное трико и, пошатываясь из стороны в сторону, робко озираясь, вышел в зал.
«Всё очень хорошо! - говорил он себе при каждом шаге в виде установки. - Главное, нужно ровно дышать и правильно ставить ноги, чтобы они не заплетались».
Сквозь закрытую дверь, что вела на кухню, он слышал, как тонкой струйкой бежала вода… от этого чуда Егору захотелось пить ещё сильнее. Открыв дверь, он увидел Наталью: она сидела у стола и о чём-то думала.
- Доброе утро, - задумчиво и виновато сказал он, демонстрируя «кислую» улыбку на своём лице.- Умираю, как пить хочется; голова, как не знаю что.
- Кому «доброе», а кому и нет, - не поворачивая головы, сердито ответила она, понизив голос ближе к альту и басу, словно ей не хватало полноты и полётности драматического.
Чтобы не напрягать обстановку, Егор молча подошел к крану и, налив в стакан холодной воды, жадно выпил.
- Как хорошо! - восторженно сказал он. - Нет, ну как всё же хорошо сразу, а!
- Пить надо меньше.
- Согласен, а то можно остаться без печени...
- Без печени ещё ладно - без мозгов! - уточнила Наталья.
- Вот-вот. Мне надо, наверное, вступить… в это, как его… в общество трезвости.
- Давай, давай: в партию ты уже вступил, теперь давай в общество трезвости. Главное, чтобы ты не забывал платить взносы. Зачем семье лишние деньги.
- Наташ, не начинай, а! Мне сейчас не до твоего юмора. Да, я выпил…
Наталья не дала ему договорить.
- Ты считаешь, что ты «выпил»?
- Ну хорошо: пусть будет - напился. Не так уж часто я…
- Зато «метко».
- Кстати: а где все?
- Утром уехали на дачу.
- И Лиза?
- И Лиза, - спокойно ответила Наталья. - Приедут завтра.
- Понятно. Я сейчас…
Вернувшись через некоторое время, он подошёл к жене и проговорил:
- Не сердись, ну извини, даже сам не думал…
- А думать иногда очень даже полезно, - глядя на Егора, сердито сказала она.
- Скажи, пожалуйста, что я совершил такого, что ты сейчас вот так со мной разговариваешь. Да, я выпил… ну, можно сказать, напился - с кем не бывает.
- Дело не в этом.
- А в чём тогда?
- В том, что ты заставил нас всех переживать, думать чёрт знает что, страдать…
- Я понимаю…
- А если понимаешь, то не нужно доводить ситуацию до такой степени, что ты не можешь стоять на земле и ориентироваться в пространстве.
- Ты бы знала, как мне сейчас плохо…
«Пусть хоть умрёт на этом месте, - подумала она в этот момент, - но ни за что не дам ему опохмелиться».
От своих давних подруг она хорошо знала, что бороться с запоями своих мужей нужно только жёстким методами, порой даже беспощадными. Любая слабость может только навредить. «Пусть попереживает, пусть помучается, - строго сказала она себе, - в следующий раз будет знать, как напиваться. Во всяком случае, если он дорожит своей семьёй, своим положением,обязательно задумается над тем, стоит ли окунаться в пьяный омут».
- А у нас есть чем опохмелиться? - неожиданно, совсем не весело спросил Егор.
- Нет! - решительно ответила Наталья.
- Как-то мне не очень.
- Зато вчера было весело.
- Ну вот какая же ты, а? - проговорил он мученическим голосом, следуя за вихрем мыслей жены. - Сострадание, между прочим, исцеляет больше, чем осуждение.
- Я такая, какая есть, и ты прекрасно об этом знаешь.
Надо сказать, что в этот момент какой-то злобы к Наталье у Егора не возникало - возможно, потому, что крутившиеся мысли о похмелье не давали ему сосредоточиться на чём-то другом, может быть, даже более важном.
- Есть будешь? - резко спросила она.
- Если нет ничего выпить, - огорчённо, умирающим голосом проговорил он, - то горячего чайку, если можно, с лимончиком.
- Смотри не умри тут.
- Я постараюсь, конечно, - не то шутя, не то всерьёз проговорил он, сосредоточив всё своё внимание на закипевшем чайнике.
Наталья прекрасно знала, что небольшая чашечка чая с лимоном может дать толчок не только к ускорению процессов расщепления алкоголя, но и к переработке его остаточных компонентов. Чувствуя состояние мужа, она достала из холодильника
«Зил» лимон и, отрезав щедрую дольку, положила в чашечку с чёрным цейлонским чаем. Запах чая и лимона сразу наполнил кухню.
- Как хорошо пахнет, - вдыхая аромат, проговорил Егор, жадно отхлёбывая горячий, ещё обжигающий чай. Причём делал он это так, словно спасал не только себя, а весь мир. - Выпить сто грамм, конечно, было бы лучше…
- Я уже тебе сказала…
- Я понял, понял…
- Нет, я просто ума не приложу, как можно было так поступить, - не вытерпев молчания, «взорвалась» Наталья. - Выходит, что жена с ребёнком - за порог, а её муж - сразу в лес… по дрова. Что я должна думать теперь каждый раз…
- Ничего.
- Вот именно, что «ничего»!
Последнее слово Наталья сказала с каким-то восклицательным акцентом, вкладывая в него некий скрытый смысл, понять который Егору было сложно, а может, даже и невозможно в этот момент.Конечно, она, как всякая женщина, умела держать язык за зубами и смогла бы промолчать, как она это делала часто, но только не в этот раз. Именно в эту минуту ей было важно указать Егору не только на то, что он не прав, но и на то, что заставил её переживать, мучиться, думать чёрт знает о чём, а этого она простить ему не могла, во всяком случае сейчас.
- Никакого «леса» и «дров» вовсе не было, - пытаясь отстоять своё право на свободу, проговорил Егор. - У тебя богатая фантазия.
- Ты так думаешь?
- Да!
- А я - нет.
В этот момент Егор хоть и слабо соображал, но прекрасно знал, что болтливость женщины - это не миф. По статистике, каждая женщина говорит в три раза больше мужчины. И с этим ничего не поделаешь - природа! И всё это благодаря тому, что словарный запас у них значительно больше, чем у мужчин, да и мозг развит значительно сильнее, вот и говорят. К тому же это хорошее занятие для снятия стресса. Ведь не случайно люди говорят: «Выговорился - полегчало». И с этим не поспоришь. Тем более что молчание может быть более тяжким обвинением… «Нет уж, пусть она лучше говорит, спрашивает, интересуется… - успокаивал он себя всякими доводами, - чем не сможет связать пару слов. И потом: когда женщину любишь всем сердцем, - заключил он для себя, - все эти разговоры легче опадающей листвы - ветер и вода их сразу уносят».
- Ты вот меня обвиняешь незнамо в чём, - после некоторого молчания проговорил Егор, - а у меня, между прочим, отпуск. Какая-никакая, а «скидочка» должна быть. Работа не из лёгких, сама понимаешь. Иногда хочется расслабиться немного.
- Тебе никто не запрещает - «расслабляйся», но ты делай так, чтобы другим не было больно. У тебя есть жена, ребёнок…
- Я помню, - твёрдо проговорил Егор, прервав жену, окрепнув, видимо, от чашечки чая. - Ты абсолютно права, что я могу ещё сказать. - И, помолчав, добавил: - К сожалению, так получилось в нашей жизни, что у нас нет ни друзей, ни знакомых. Мы
не знаем с тобой уже много лет, где радость, где дружеские приветствия, где доброе слово. Мы остановились, застряли с тобой где-то на пути и боимся что-то изменить.
Последние слова Егора буквально обожгли Наталью.
- А что мы должны ещё изменить? - с некой тревогой, не скрывая своей внутренней боли, спросила Наталья. - И это говоришь ты, после того, что с нами произошло?..
- Вот именно: «с нами произошло»! И мы замкнулись, мы перестали нормально жить. Я не знаю - может, мне повезло, - продолжал говорить Егор, - но я встретил интересных людей. Такое, извини, не часто бывает - может быть, один раз в жизни. С ними обо всём можно говорить, тем более что мы живём сейчас в такое время, что не дай бог: посмотреть страшно что назад, что вперёд. Мне кажется, - задумчиво произнёс он, - что, общаясь с этими людьми, я даже повзрослел как-то.
- Ну да, - иронично проговорила Наталья, бросив косой взгляд на Егора, - особенно заметно это было вчера.
- Ты это так говоришь, как будто я напился вчера первый раз! Хочу тебя заверить: алкоголиком я не стану, не бойся. В генах, слава богу, этой болезни у меня нет. За что, конечно, спасибо предкам. - И, помолчав некоторое время, сказал: - Ты даже не представляешь, какое положение сейчас в стране.
- И какое же?
- Такое, что волосы дыбом.
Сказав эту фразу, Егор остановился и сосредоточился, видимо, в поисках не только новых слов, но и очевидных доказательств для своих рассуждений.
- Мы, можно сказать, на пороге глобальных перемен.
- Каких-каких?
- Глобальных, - повторил он. - Народ жаждет лучшей жизни развлечения, понимаешь.
- Это кто тебе так сказал - Николай?
- Да, это и многое другое.
- И что в этом плохого?
- А то, что воспитанный на русских сказках, наш народ думает, что эта «сказка» возможна и в нашей жизни. Но секрет сказок - в том, что она интересна только её создателю. Понимаешь, о чём я говорю?
- Не совсем.
- Объясняю: народ вследствие занимательности сюжета быстро «ловится» на той фантазии, что придумал автор. Он не хочет размышлять, думать, сопоставлять, анализировать. Он хочет радости, не догадываясь, что за этими «дверьми» совсем другое - печаль и горе.
- Интересная мысль!
- Люди веками ловятся на этой глупости, и изменить это невозможно. Такова природа человека!
От этих размышлений Егора Наталья даже ожила, ей не хотелось больше винить, осуждать мужа, понимая, что после чашечки горячего чая с лимоном он не просто говорит, но и думает, мыслит, и это без всякого, что называется, «клина».
- Народ в данном случае, - продолжал Егор, - можно сравнить с теми же бабочками, которые летят на свет и гибнут. И ничто его никогда не остановит от этого. И знаешь, почему?
- Любопытно!
- Потому что велик соблазн свободы, чувства собственности, причём они настолько велики, что всё остальное уже не в счёт.
- Ты сказал: свобода, чувство собственности - они что, имеют родственные значения?
- Имеют, да ещё какое! Эти два значения не только дополняют друг друга - это, по сути, два крыла сущности человека. Свобода - это деньги; чем больше свободы, тем больше денег; а где деньги, там собственность. Без всего этого человек не может «летать», без них он не может упрочить себя в этом мире. Вся его сущность - в этих двух идеалах. Даже если люди будут погибать, они всё равно будут лететь на
«свет». Потому что только с этими понятиями человек может ассоциировать своё счастье, всё остальное для него - это, ну, как тебе сказать, это… стройный
ряд событий, что ли, - и всё, больше ничего.
- Получается, что всё остальное для человека является второстепенным? - заинтересованно спросила Наталья, глядя на Егора уже искрящимися глазами.
- Получается, что так, хотя он реагирует, конечно,на всякие там чувства и прочее, но смотрит он на это всё равно через призму свободы и собственности. Именно той, что присуща ему от природы.
- Ты хочешь сказать, что каждый человек имеет свой эквивалент свободы и собственности?
- В какой-то мере, да! По-другому и быть не может, поскольку человек - это огромнейший мир со своими законами и правилами… Главное, чтобы человек понимал это и жил в гармонии с самим собой, оставляя место для души.
- Интересная теория, - глядя на Егора как-то особенно, проговорила Наталья. - Вчерашний день действительно тебе пошёл на пользу.
- Не знаю, можно ли назвать это «теорией».
- Ну почему же.
- Дело в том, что это было присуще человечеству во все времена.
- Вот поэтому я и говорю, что твои слова не лишены основания. Более того, в них есть какая-то свежесть…
Они ещё долго говорили и пили чай, но уже вместе… чувствовалось, что Наталья оттаивала и постепенно приходила в себя, в своё нормальное душевное состояние. В какой-то момент, обняв мужа, она старалась больше не задавать ему никаких вопросов (во всяком случае в ближайшие минуты), в этот момент ей приятно было прислушаться к ритму его сердца, вдуматься в те слова, что он сказал, размышляя о важном и насущном, о том, что было важно для них обоих - любви, для которой в этот момент было всё лишнее, ибо она не могла терпеть ничего постороннего.
Глава VIII
Двадцать первого июля Сомовы приехали в Москву. Желание посмотреть столицу оказалось сильнее всяких обстоятельств - планы есть планы! Максимовы
всячески отговаривали их от этой поездки, приводя серьёзные доводы и аргументы, но они не возымели верх над желаниями молодых. Особенно усердствовал в этом деле Николай Петрович. А он, как говорится, за словом в карман не полезет. «Что вы
там забыли, в этой Москве? - недовольно говорил он зятю и дочери перед самым отъездом, выражая глазами не то страх, не то ужас. - Вы посмотрите, что там творится, а? Преступность, безработица, забастовки… чего там только сегодня нет, персты им в язвы. Эти мозгоблуды, что мухи в осень, брюзжат не набрюзжатся… Завели страну в тупик, а теперь сами разобраться не могут, что к чему, а вы ехать
собрались, да ещё с ребёнком».
В какой-то момент Наталья попыталась возразить отцу, но Николай Петрович был неумолим в своих доводах.
«Вы что, телевизор не смотрите?» - по-судейски рассуждал он, представляя новые факты. «Папа, да всё мы смотрим». - «Ну, вот… зачем вам тогда эти приключения?» - «Николай Петрович, ну какие могут быть приключения? Мы просто едем в Москву, и, поверьте, мы никому там не нужны». - «Сейчас лучше не рисковать, - перебив зятя, поучительно говорил Николай Петрович. - На личико они все гладки, только на дела гадки… празднодумцы чёртовы».
Жёстко высказывая свою точку зрения, Николай Петрович делал иногда короткие паузы, не только подбирая слова, но и глубоко осмысливая происходящее, словно его каждый раз озарял какой-то новый яркий свет, через который он чувствовал что-то чрезвычайно важное, то, что «питало» только его.
«Один глупый человек сказал что-то там, не разобравшись в сути, - возбуждённо продолжал он, - а все давай ему хлопать, радоваться хрен знает чему, выказывать восторг! Вот и дохлопались, довосторгались, персты им в язвы, причём так, что хуже уже и быть не может: до нелепости, чудовищности и преступности. Одним словом, до последней точки: доедаем невкусное, донашиваем опротивевшее, досматриваем муторное, что там ещё… И зачем нам такая ущербность?»
Высказывая свои недовольства Николай Петрович, периодически, затихал, выдерживая при этом странную эксцентрическую позицию, видимо, понимая, что немного «пересолил» в своих рассуждениях.
Глядя на мужа большими глазами, Антонине Николаевне всегда хотелось что-то сказать, но её постоянно что-то останавливало, словно она ждала дальнейшего продолжения. Будучи человеком рассудительным и непреклонным, в «нужную» минуту она всегда делала это - останавливала мужа, особенно на «опасных поворотах», но здесь она всё больше молчала. Ей понадобилось некоторое время, прежде чем она
начала говорить: «Николай, я знаю, что ты у меня очень умный, но хватит уже мусолить этого Горбачёва, на кой чёрт он тебе сдался. Как будто другие лучше него. Все они - с одного поля ягоды. Для них все жанры хороши, кроме скучного, - вот и забавляют народ». - «Да так-то оно так, - «ещё больше закусив удила», не унимался Николай Петрович, - для них там всякие “жанры”, а для народа - сума;
по их вине нужда последнюю копейку ребром катит - вот доносим поношенное, а дальше что? Конца всему этому не видно. Предвижу, натворят они ещё дел». - «Ну надо же, какой прорицатель нашёлся?» - «Вот и нашёлся!» - не унимался Николай Петрович. -«Я думаю, что другие со временем удивят тебя больше», - не глядя на мужа, проговорила Антонина Николаевна. -«Куда уж больше? Кругом одна нищета», - глядя на жену, не унимался Николай Петрович. -«Ничего, как-нибудь проживём, - с неким оптимизмом проговорила Антонина Николаевна, - хлеб с солью не бранится. К тому же “поношенное”, как ты говоришь, можно носить сколько угодно: с каждым
разом оно мягче и нежнее. Главное в этом деле - чтобы сезон не перепутать».
Таких слов от жены Николай Петрович явно не ожидал. Хотя прекрасно знал, что она никогда в «карман за словом не полезет», от неё всякое можно ждать. Но в этом случае слова жены ему понравились, хотя он и не подал вида. Чтобы не сконфузиться и ответить ей что-то дельное, ему пришлось напрячься всеми мыслями. Но ничего стоящего он не придумал: «Ну, ты тоже это…» - «Что?» - «За словом в карман не полезешь». - «А ты как хотел: чтобы я молчала?»
В какой-то момент Наталья не выдержала и попросила родителей прекратить этот разговор.
Надо сказать, что такие строптивые перебранки родителей Наталья и Егор воспринимали легко. Они уже давно привыкли к такому роду разговоров, и это особо их не раздражало. Всё было вполне естественно и закономерно. Они помнили, что родители - это обыкновенные люди со своими особенностями характера, установками и стереотипами. И если они не поспорят день-два, то хорошего ничего не жди: оба будут чем-то недовольны… К тому же Наталья уже давно прекрасно понимала, что её мама - ничто иное, как бессознательный проводник, если можно так выразиться, мыслей её отца. Если бы пришлось, то она бы поехала за ним не только в Сибирь, но и на край света. И объясняется всё это тем, что она думала о нём, по возможности, делала всё, что полагается делать любящей женщине. Поэтому, слушая их разговор, Наталья и Егор особо не заморачивались, зная, что их разговор - это всего лишь «разговор», и не более, ни в какую семейную ссору он не перерастёт, а наоборот,
после такого «обмена мнениями» они могут не отходить друг от друга неделями, одаривая друг друга влюблёнными взглядами. Так бывало всегда. Одним словом, такая потребность - признак мудрости и высокой политики. Этот «опыт», кстати, молодые
старались «примерить», что называется, на себя, но у них это не всегда получалось, можно даже сказать так: в большей степени не получалось, всё превращалось в дешёвую тревогу из пустяков. Выяснять отношения и разбираться, что да почему, при любой погоде им было недосуг. Ведь в этом случае кто-то должен был уступить, а проигрывать никто не хотел. Это обстоятельство наводило их на мысль, что они (в этом вопросе!), оказывается, не самые умные. И это ощущение их устраивало - в первую очередь по причине того, что они не научились подавлять
свои неконтролируемые эмоции, мешающие восприятию. А во-вторых, им не всегда хотелось искать дополнительные аргументы, чтобы прийти к обоюдному решению - каждый считал себя правым. Во всяком случае, глядя на родителей, они всячески
удивлялись им, считая их не самыми глупыми людьми. Возможно, поэтому Наталья и Егор старались не вмешиваться в их разговоры, ограничивая своё слушание лишь молчанием, чтобы своими словами не огорчить их, не попасть, что называется, в цель - сердце и душу, ибо дистанция между ними была такова, что нельзя было промахнуться.
И тем не менее, при всём уважении к родителям, Егор и Наталья сделали всё по-своему, и на это они имели полное право.
Лететь самолётом в Москву Наталья не захотела, что, в общем-то, немного расстроило Егора, но ненадолго: «Нет так нет, что ещё можно говорить, - глядя на супругу, подумал он, понимая, что основным мотивом отказа лететь самолётом послужило не что иное, как его же поведение, ну и всякие там разговоры об авиации и лётчиках. - Ей сейчас нужно время, чтобы всё это осмыслить и понять правильно», - заключил он для себя. Каких-то других контраргументов на этот счёт у него не было, поскольку ничего другого не приходило в голову. И это обстоятельство его немного докучало, ведь времени на пребывание в Москве оставалось меньше запланированного. «Конечно, десять часов на поезде погоду не сделают, но всё же, - подумал он, взвешивая все «за» и «против». - Чему быть - того не миновать. Во всяком случае лететь из Москвы в Красноярск ей всё равно придётся, никуда не денется», - пронеслось у него в голове.
До Москвы они ехали на поезде Киев - Москва, причём доехали хорошо, без всяких приключений.
Остановились они, по давней традиции, в гостинице «Космос», что была построена ещё к московской олимпиаде. Устраивала они их не только тем, что она находилась рядом со станцией метро ВДНХ, но и тем (а это был главный аргумент!), что там работала Натальина подружка детства, а затем и сокурсница по Киевскому педагогическому институту, Роза Брюлль. Пользуясь этим знакомством, Сомовы всегда останавливались в этой гостинице.Вот и на этот раз, созвонившись с Розой заранее, Сомовы ехали наверняка. Уж о чём - о чём, а об этом душа не болела.
- Сколько лет, сколько зим! - глядя на дружное семейство Сомовых, восторженно (и где-то даже обрадованно) проговорила Роза. - Как же я рада вас видеть!
Находясь в оживлённо-энергетическом настроении, Роза пыталась выразить не только свои чувства, но и превосходнейшее расположение духа, произвольно демонстрируя в конце предложения характерный рост тональности.
- Нет, вы только на них посмотрите, а! - обнимая Наталью, не унималась Роза.
- Здравствуй, здравствуй, моя подружка! - не скрывая радости, проговорила Наталья.
Они поцеловались и, улыбаясь, посмотрели друг на друга. Со стороны было видно, что в этом таинстве совершался многозначительный обмен взглядов, невыразимый словами. И всё же они нашли в себе силы продолжить разговор.
- Ну, так вы будете меня помнить или мне забыть вас навсегда? - улыбаясь, саркастически проговорила Роза, пытаясь охватить своими большими, яркими глазами всё семейство Сомовых.
- Розочка, дорогая, мы помним тебя всегда!
- Ну да: сначала хорошо забыть, чтобы потом сильно вспомнить.
- Ну что ты, что ты… разве можно тебя забыть! Спасибо, что снова готова приютить.
- Ой, только не надо меня благодарить.
- Ну почему же? - глядя на Розу весёлыми глазами, проговорил Егор. - Нам очень приятно…
- Егор, ты же знаешь, я всегда готова послушать за вашу просьбу.
- Прекрасно выглядишь! - тут же не преминул сказать он, глядя на её красивое, хотя и покрытое около глаз и рта мелкими морщинками, лицо.
- А то как же! - сделав непривычную мимику лица, с юмором проговорила она. - Я решила до конца держать фасон. - Сказав эти слова, она кокетливо улыбнулась и тут же дополнила: - Ни один мужчина не должен оставаться безнаказанным.
От произнесённых слов Розы Егор и Наталья мило улыбнулись, показывая тем самым, что шутка удалась.
Глядя на Розу в этот момент, чувствовалось, что эта женщина никогда не страдала меланхолией и не была замкнута в своём внутреннем мире, поскольку желала быть в зоне постоянного внимания и комфорта.
- Нет, но я изумлена до извинений: я тут случайно узнала, что вы в Сибири!
- Вчера были в Сибири, сегодня - здесь! Жизнь так непредсказуема, - глядя на Розу, попытался внести ясность Егор.
- Умоляю тебя, между прочим, я знаю твою супругу ещё вот такой (она показала рукой до уровня своих колен).
От этих неожиданных слов Егор даже замялся, не зная, что думать и говорить. Хотя одна мысль в голове промелькнула, сравнивая характер Натальи и Розы (это было видно невооружённым глазом). «Наталья всегда строга и подбориста, - подумал он,
- а Роза всегда мягка и распущенна». Что ещё он заметил, так это то, что в глазах Розы искрился блеск искусственных бриллиантов.
- Это ты к чему? - не замедлил спросить Егор.
- А к тому, что, будучи неразлучными подружками, мы никогда не позволяли друг другу совершать глупости... в одиночку! - Сказав эти слова, она мило улыбнулась.
- А мне всегда казалось, - пожимая плечами, проговорил Егор, - то, что было в детстве, в детстве и осталось?
- Не скажи, не скажи; мы с Наташей бывало…
- Роза, пожалуйста, не говори моему мужу ничего про мои слабости…
- А что про них говорить, про них все знают: женщине, чтобы расти, нужно всё - как цветку: и солнце, и дождь, и всё остальное, а что вы нашли на своём Севере?
- В Сибири, - поправил её Егор.
- Ой, всё одно: и там, и там ей не климат, - подёргивая плечиком, проговорила Роза. - Мы же хрупкие создания, мы не предназначены для могущественного проявления сил, наша жизнь должна протекать спокойнее и мягче.
- Никто и не спорит, - улыбаясь, согласился Егор.
- Вот-вот… и я про то же.
- Ладно, хватит про нас, - глядя на Розу, проговорила Наталья. - А ты-то как?
- Не хочу тебя расстраивать, подружка, но у меня все хорошо! Стараюсь не унывать, а жить весело и задорно. Одним словом, булькаю.
На эти слова Розы Егор с Натальей незаметно переглянулись, но ничего не сказали.
Оставив в покое друзей, Роза переключилась на Лизу:
- Нет, Наташа, ну как всё же Лиза похожа на тебя! Какая славная девочка, - с умилённой улыбкой на лице проговорила она, глядя на Лизу. - Мы ведь не виделись уже года четыре, да? Как же она выросла! Чувствуется, что у этого ребёнка нормальные таки родители!
- Ну а что ты хочешь: последний раз виделись летом 1985 года, - уточнила Наталья.
- Да, да, помню… боже мой, как летит время, а! Кто бы думал, что вам придётся такое испытать…
- Ну что ты: не хуже, чем всем остальным, - спокойно ответила ей Наталья.
- Наташа, все остальные - это все остальные, а мы - это мы. Мы таки должны жить как все нормальные люди.
Глядя на брюнетку с свежим цветом лица и живыми тёмно-карими глазами, Егор не уставал восхищаться её позитивом, хотя в глазах была какая-то скрытая, завуалированная грусть, можно сказать, даже скорбь. Он вспомнил (где-то читал), что все евреи ищут друг друга именно по «грустным глазам». Возможно, в этом есть действительно что-то такое, что сближает людей, делает их одной великой нацией. Несмотря на «чуточку» лишнего веса, Роза была красива не только во внешнем облике, но и своей сердечностью и доброжелательностью. Разумеется, была и чрезвычайная болтливость(как без этого!), но про это качество Егор знал и раньше, когда они только познакомились. Среднего роста, с красивыми чёрными волосами и чуть припухшими губками, она выглядела ярко и выразительно. Особую пикантность этой «выразительности» придавала, конечно же, пышная форма груди. А плечи и руки… о! тут не хватало никаких слов - сама античность! Образ так и просится на холст… одним словом, глядя на неё, во всём чувствовались черты настоящей женщины. Но больше всего Егору понравилось то, что стиль её одежды прекрасно подчёркивал изящные и аккуратные формы тела, благодаря чему она нетипично выделялась в этом «гостиничном» пространстве, словно искала для себя что-то очень важное, чего ей не доставало в жизни - внимания. Может быть, так оно и было, но это ничуть не умаляло её достоинств.
«В этой женщине есть что-то такое, - подумал он, изредка глядя на Розу, - что заставляет мужчину быть неравнодушным. Во всяком случае, глядя на неё, не возникает никаких отрицательных эмоций. Чем-то она притягивает, а вот чем - я не знаю. Возможно, лукавством, а возможно, непреодолимой склонностью к сладкой лжи, что считают женщины делом простым и просто забавой, то есть тем ремеслом, что легко переносят мужчины, заигрывая с ними, как кошка с мышкой. Впрочем, не знаю: видимо, у меня не хватает какого-то опыта в этой сфере, а может, и фантазии».
В этот момент в его мыслях были лишь случайные предположения, сводящиеся к тому, что хорошо выглядеть - это определённый стиль и не более. Но в то же время он прекрасно понимал, что это мнение слишком поверхностно и не отражает всей её сути.
«Да, я “разобрался”, если можно так сказать, с её красивым лицом и женственной фигурой, - подумал он, - но у меня такое ощущение, что мне этого недостаточно. Глядя на эту женщину, мне хочется проникнуть глубже, значительно глубже… и с
этим ощущением я ничего не могу поделать. Возможно, потому, что так устроен всякий мужчина, когда он не только смотрит на другую женщину, но и тонко чувствует женское обаяние. Такие мысли вовсе не свидетельствуют о том, что мне хочется заводить с этой женщиной роман и прочие шуры-муры, вовсе нет. Да, Роза интересная женщина, но это совершенно не мой “тип”, чтобы её называть любимой, единственной, желанной и тому подобное. При всех её достоинствах, мне она кажется
какой-то духовно близорукой. Её интуитивный непосредственно воспринимающий ум (возможно, я ошибаюсь) остро видит только вблизи, поскольку имеет очень тесный кругозор, в который не входит, на мой взгляд, отдалённое. К тому же мужчина
представляется ей не как человек, не как личность, а как некий кошелёк, из которого должно брать только одно - деньги. С этим убеждением она живёт, в этом убеждении она находит истинное наслаждение. И ничто не может в ней это разрушить.
Рассуждая так, я исхожу из того, что женское тщеславие (и это не секрет) имеет дурную славу, поскольку направлено лишь к одному - материальным вещам. Но это вовсе не значит, что Роза не способна к восприятию простых человеческих
ценностей, особенно тех, что имеют кратчайший путь к цели, когда нужно нагнуться и внимательно посмотреть перед своим носом, затем, чтобы выявить нечто большее из наименьшего, видя в вещах только то, что в них заключается. И Роза на это способна. К сожалению, мы, мужчины, на это не способны. Более того, мы этим пренебрегаем, а вот женщины это видят. Причём видят хорошо. Поэтому женщины практичнее и трезвее нас».
Одним словом, как бы Егор ни философствовал, что бы ни думал и ни говорил о Розе, в ней было скрыто что-то таинственное, неразгаданное (впрочем, как в любой женщине), что трудно было понять даже ему, знавшему эту женщину много лет. Все его измышления не несли никакой склонности и опасности к неверности в отношении его жены, которую он любил и с которой хотел быть всегда.
«Единственное, что можно сказать определённо об этой женщине, - размышлял он, зная её, - это то, что она прекрасно знает своё дело. И, как женщина горячая, гордая и непреклонная, она может многое понять и принять, вплоть до неприятной шутки, кроме одного - грубости». И этими всеми качествами она ему нравилась.
При всех этих размышлениях встреча перерастала в приятное общение, правда, длилось оно недолго: оформив полулюксовый номер, Роза обеспокоенно сказала:
- Ой, Наташа! Надо бежать по делам…
- Уже!
- А что тут поделаешь! Если бы ты знала, подружка, как мне хочется впечатляться.
Но Наталья была неумолима, ей страстно хотелось поговорить ещё хоть минуточку.
- Извини, а как твой Лёва? - с нескрываемым любопытством спросила Наталья, причём, спросила так, словно ухватилась за последний вагон.
- Ой, ну прямо-таки спросила за живое.
- Что, что-то не так?
- Скажу тебе как подруге: мы разошлись.
- Разошлись! Как? Когда?
- Как расходятся люди - молча; три года назад…
- Три года!
- Да, вообрази себе, время летит как птица.
- Прости, что я…
- Ничего, ничего.
- Никогда бы не подумала, Лёва был такой чудесный, по крайней мере из всех тех, кого я знала…
- Это впечатления молодости, подружка, а они, как ты знаешь, остаются надолго.
- Мне всегда казалось, что ты была без ума от него.
- Тю! Оказалось, что я была без ума - до него.
- Не знаю, неужели я так ошибалась? - задумчиво проговорила Наталья.
- Зато я знаю, - поглядывая на часы, проговорила Роза, отводя её на шаг в сторону. - И, хотя я спешу, таки скажу тебе, только не кидай брови на лоб: я дожилась до того, что в моём шкафу остались только вешалки и паутина, а в кошельке - стыд. А однажды я и вовсе разорилась.
- Разорилась? - на полном серьёзе спросила Наталья.
- Да разорилась… представляешь! Осталась, можно сказать, без копейки денег, как последняя сирота.
Слова Розы вызвали у Натальи полное исступление. Наступило молчание.
- После этого…
- Что «после этого»? - с нескрываемым любопытством спросила Наталья.
- Я купила торт с десятью свечками.
- Зачем?
- Затем, чтобы справить юбилей!
- Юбилей! Какой юбилей?
- Моему пальто!
Этим словам Наталья крайне удивилась, так как мало что поняла из того, что сказала Роза.
- Ты шутишь?
- Какие могут быть шутки, - возразила Роза.
- После этого я сделала ему скандал, сказав, чтобы он не делал мне нервы.
- И что?
- Что, что! Он молча взял всё своё состояние: старый поношенный фрак, зонтик, скрипку - и ушёл.
- Куда?
- Да откуда я за него знаю! Если он захочет испортить ещё кому-то нервы, он обязательно найдёт, куда ему прийти.
- Даже не верится… он же очень талантливый музыкант… скрипач Большого театра!
- Вот именно: «Большого!», а зарплата в этом театре с гулькин нос; булавочная иголка и то больше.
- Ну, не знаю, я думала…
- Ой, да брось ты, кому сейчас нужна эта классическая музыка, эти вариации… сейчас кроме похоронных маршей никто ничего не играет и не слушает. Ты посмотри, что делается в стране. Каждый день - как последний! Мы же живём таки как на
вулкане.
- Да, время непростое, - задумчиво проговорила Наталья.
- Вот и я про то же… я всё понимаю, но не до такой же степени. Я его просила, умоляла: Лёва, сейчас столько покойников… зарабатывай - не хочу. А он знаешь, что мне сказал: «Розочка, я - музыкант! - Когда я играю для “жмуров”, у меня разрывается сердце, меня хоть самого хорони. Я слишком чувственно воспринимаю глубину переживаний. Моя душа увядает от того, что я поддаюсь впечатлению».
- Представляешь, что я должна была слушать от него? - Поправив грудь, она тут же продолжила: - Вот скажи мне, подруга, что я должна была думать после всех этих разговоров, которые не давали мне никакой надежды на то, как жить дальше?
- Ты знаешь: я не знаю, что тебе сказать, - растерянно ответила Наталья, глядя на Розу.
- А я скажу тебе так: соприкосновение на то и существует, чтобы отталкиваться. Что мне с этого таланта - его в сумочку не положишь. Короче, теперь ты всё знаешь. Но ты не расстраивайся… конечно же, у меня есть мужчина - вот он талантлив… Ах, как он талантлив… Он мне гарантировал, что я буду жить лучше, чем они там в своей этой Европе.
При этих словах Роза показала взглядом куда-то на Запад.
Так и сказал?
- Да!
- А что может у них там случиться, в Европе?
- Да откуда ж таки я знаю.
- А он кто, этот твой…
- Жоржик? Его зовут Жоржик.
- Откуда ты его взяла?
- Откуда, откуда: счастье не спрашивают, откуда оно свалилось. Однако, подружка, что-то я разболталась, извини, я же на работе… ещё наговоримся. Надеюсь, ты не будешь против этого?
- Да нет, конечно!
- Вот и хорошо. Тогда до встречи.
На этих словах они расстались.
Глава IХ
От новых событий в жизни Розы Наталья ещё долго не могла прийти в себя. (Продолжение следует).