Чернильница

Ирина Уральская
 
 рассказ
 

 Саня пылкий, не грубый,  весёлый, молодой, семейный мужчина. Чубатенький, и ловко соскобленный сзади. Брился германской бритвой, привезённой  ещё с войны, с ремнём, по которому точили бритву, с острым лезвием. Говорили тогда,что трофейной. По-русски и по-казахски говорил чисто. В ауле больше говорили на казахском языке. Саня был ловок, рукаст, всему пришлось научиться, с детства, от отца и старших братьёв. Рассказчик и говорун, каких мало. Располагающий к себе сходу, открытой улыбкой и готовностью помочь, мужик. Скуластый и жилистый, подтянутый, среднего роста, всегда в рубахе в клетку и фуфайке.

Жили своей семьёй, работал на пилораме, гнал свет, электродвижок был  около клуба, там же подрабатывал киномехаником. Клуб - название громкое, барак с дощатым полом, и стульями с откидными сиденьями, их сдвигали после кинофильма, и были танцы, и он играл на гармони.
Зато хвастался друзьям тем, что жена у него образованная.
 Сам окончил семь классов казахской школы,  русской школы не было в ауле, а ставшая женой Катерина, прибыла из города Уральска и работала учителем русского языка и литературы, в местной школе, тоже бараке с чугунной печкой. В доме везде лежали тетради, книги. Дубовый шкаф с книгами, стоял в зале, как огромный, неизвестный в этих местах,  предмет. Библиотека. Саня читал, газеты,с удивлением и неподдельным восторгом, отмечая интересные места, и громко смеясь, над рассказиками и советскими анекдотами в журнале «Крокодил», например. Там всегда пропесочивали, несунов и блатных, модниц, лентяев, и тунеядцев. А книг не читал.

В основном,  он был занят работой во дворе, по хозяйству, рыбалкой и охотой. С пилорамы иногда, приходил выпивши. Катерина злилась, не разговаривала и ложилась спать, чтоб не заводить скандал. В гневе Александр рукоприкладствовал.
Дело было тогда, когда у них жила  сестра Катерины, Ольга с Танечкой.
Ольга, а это молоденькая женщина двадцати лет, тоже учительница младших классов,
Сидела вечером, проверяла тетради. Тусклый свет, лампочки, то и дело потухал. Кончался ли бензин в движке, или по другим причинам. Иван не рассказывал,потому что эту кухню он знал,когда свет гас,зажигали настольную керосиновую лампу. Ольга сидела в  сумеречном свете, проверяя тетради вслух:
– Заяц бежал по стерне. Юный пионер, всегда помогай младшему.
Потом, запнувшись,  кричала в комнату:
– Катя, юный с двумя «н»?
 Катя, лёжа на железной  кровати с маленьким Алёшенькой, сосущим титьку, отвечала:
 – С одним…
Александр, ходил злой. Все были заняты, не до него. Гадко свербило, и мучало, какая-то червоточина не давала покоя. Так было всегда, если он выпил, и хотелось ещё чего-то.Он подошел к окну, на широком подоконнике в холодке, стоял рассол, два больших огурца плавали в нем. Сверху уже покрыт пленкой плесени. Он соскреб плесень ложкой и прям из банки выпил рассол. Неудовлетворённость жизни молодого буйного организма не давала покоя. А тут ещё жена с маленьким никак не дают уснуть.

– А-а, а-а – слышалось из спальни.
  Наконец третьего ребёнка уложили…
Пошли в зал, уединятся, и укладываться спать, и поговорить хоть.
Ольга всё сидела, печка в столовой остыла. В печке лежал на углях жерех, просоленный и помазанный подсолнечным маслом, томился до утра. Ещё приставленная кастрюля, пятилитровая, обёрнутая полотенцем и одеялом, тесто для хлеба. Накинула тёплый, шерстяной, вязанный оренбургский платок, посмотрела на стены, подумала:
«Пора б побелить, к празднику».

Гора тетрадок не уменьшалась, она вела все начальные классы, по два класса в одном кабинете. Детей мало, но в общей сложности набиралось достаточно, до трёх часов ночи хватит проверять. Потом, ещё календарные планы писать на завтра. Потом, составить план подготовки к празднику, женскому дню  восьмое марта.
Подходил второй час, в керосиновой лампе огонь уменьшился, Ольга встала, потянулась и прибавила фитиль.

 Из зала неожиданно выскочил  зять Александр, в майке и трусах, начал рыться в маленькой тумбочке, чертыхаясь и злясь, ещё пуще. Тумбочка тут почти рядом, в спальне у двери, каждое слово слышно.

Ольга примолкла, и так молча  сидящая, вдавила голову в плечи. Тяжело жить не в своём доме. Да, ещё убежав от  супруга из города, дебошира,который в подпитом состоянии бил её нещадно,да ревновал,ревновал,да бил.
–Олюшка, здесь маленький бутылёк  лежал? Где он? – шёпотом, чтоб не разбудить детей, трёх своих, и Ольгину Татьяну, - проворчал Саня…
–Там, на нижней полке, ищи, – шепотом ответила та.
Он всё шуршал в комнате у детей, потом вскликнул, и как ошпаренный, выскочил из дверей. С ужасом Оля увидела спущенные, сатиновые, чёрные трусы и все хозяйство Александра, залитое чёрной чернильной  краской.

Она не разбирая дороги, споткнувшись о перекладину порожка, кинулась к Катерине в зал, и побежала от Саши, еще не понимая, что он хочет от неё. Он ругаясь, на чём свет стоит, бежал за ней, схватившись за самое дорогое, за своё причинное место, чёрное и страшное…
Ничего не понимающая Катерина, побегла в столовую, и принесла лампу, освещая всю картину.  Санька бегал вокруг круглого дубового стола, со спущенными трусами за трясущейся от страха Ольгой.

В темноте, отдышавшись и встав в позу грозный муж, демонстрируя пенис выразительно сказал:
– Посмотри, Ольга! Вот что  Катька натворила, со своей школой! – и он прибавил ещё имя собаки в женском роде.

Последовала немая сцена.
– Ты что, ополоумел? – пыталась урезонить жена. – Ты что, зелёнку от чернил отличить не можешь?
 Она взялась перемешивать тесто.
– Ещё и бегаешь здесь голышом – продолжала она.
– Мой теперь, как хочешь! – не унимался Саня, – что я теперь делать буду? Подумаешь, что она, мужика не видела, барыня какая?
 
Нагрели на плитке воды, так как ванной комнаты не было, пришлось освободить столовую комнату и Ваня долго отмывался, как мог.  Всё бесполезно.
– Терпи до бани, – сказала в сердцах, Катя.
– Ваша школа, вот где у меня сидит, – резанул он по шее рукой.
 

А в субботу все покатывались со смеху, сидя у самовара, поедая пироги с рыбой и распивая чай со сладкими булочками. Ольга, острая на язык, изображала Александра и рассказывала, как он бегал за ней…А Саня,  взяв гармонь в руки, запел:
 – Отчего у нас в посёлке у девчат переполох!

 
Тут Анна Тютюник, соседка пришла:
– Люблю, гармонь. С огорода услыхала и чёсом сюдой. Играй, играй,- и сев на лавку, подтянула:
– На побывку едет, молодой моряк!
– Ой, чё у нас было! – начала было  Ольга.
– Оль,уймись, распустила язык,как помелом машет,– урезонила её Катерина.
– Пап,а как ты отмылся то? – спросил старший Мишенька, давно прислушившийся к разговору.
– Как, как керосином, мать их за ногу.
– Пап, а зачем ты чернилами, себе там намазал?
Мишка показал, где…
– Прыщик вскочил,вот я зелёнку и искал…всё тебе надо знать…– добродушно отмахнулся отец.

Все опять покатились со смеху. Удивленная Анна изумлённо смотрела на соседей, чего их так разобрало?

- Грудь его в медалях, ленты в якорях…– затянул  обратно Санек, раскрывая меха баяна.