После трехчасовой прогулки по Южному парку – остаткам прежнего лесного массива у подножия Витоши – мы вышли на конечную трамвайную остановку. К так называемому Кругу. Здесь, завершив свой путь, трамвай разворачивается и вновь устремляется по проторенному маршруту – обратно в Центр и далее к западной окраине города. Солнце еще не перевалило за Витошу – в свою ночлежку. Косые золотистые лучи подсвечивали нижние этажи зданий, киоски, кусты сквера. Обманно яркие, на фоне длинных теней, блики играли на земле. Все это вместе создавало ощущение благодатного весеннего вечера. Хотя настоящая весна еще не пришла, и я вот даже не скинула меховой полушубок. Приятельница решила забежать на прилагающий к Кругу базар. А я осталась поджидать ее на скамейке.
Разморенная свежим воздухом и ходьбой предавалась немножко грустным и – под стать состоянию – ленивым размышлениям…
Неужели я разлюбила природу… уединение в ней… потеряла связь… зачем мне нужна компания … а значит, и разговоры, пустые, никчемные, вроде сегодняшних… бессмысленные слова… диссонанс ее величавому покою… ведь прежде… ах, прежде… как давно, как далеко оно… но ведь бывало, бывало… возвращалась вечером на дачу и тут же убегала в лес… бродила в одиночестве… восстанавливала растерянное в городе равновесие… А в детстве… – здесь я улыбнулась и тихонько ругнула себя: «Эка, матушка, в какую даль тебя занесло!»
Но прелюбопытнейший вопрос заставил продолжать экскурс в прошлое:
… можешь ли ты теперь сказать, что гнало малютку в кишащую зверьем тайгу? Какая такая потребность заставляла ее часами бродить по таежному бурелому и во весь голос распевать песни…
Я не успела ответить на затруднивший меня вопрос – мое внимание привлекли пушистые красные гвоздики, такие несуразные в руках того, кто их держал. Так что вопрос мой повис в воздухе…
Со стороны базара приближался мужчина. Одной рукой волочил два пластиковых пакета, а в другой бережно сжимал три цветка. «Заботливый,– мелькнуло в голове – овощи накупил и на последние, наверное, деньги цветочки жене!»
Пригляделась, а гвоздички-то с ущербом: стебли разной длины, у одной совсем короткий. «Должно быть, выпросил у цветочницы, та и отдала – ведь все равно бросовые! Но от этого жест его еще трогательней – главное стремление порадовать любимую женщину!»
Однакож вид у него какой-то странный – всклокоченный, замызганное бежевое пальто. Неужели пьяница? Но вроде бы не похож и твердо стоит на ногах. Мужчина подошел к соседней скамейке, поколебался мгновение и поставил свои пакеты на землю, прислонив их большому валуну, оставшемуся здесь то ли с праисторических времен вулканического извержения, то ли установленного аранжировщиками сквера – для живописности. Тут я и разглядела его пакеты – они были набиты вовсе не овощами, а каким-то грязным тряпьем.
Возвратилась моя приятельница и довольно громко спросила меня по-русски:
– Трамвай еще не приходил? Ну тогда я успею купить в киоске трамвайные билеты.
– Купи и для меня, пожалуйста!
– Откуда? – вдруг обратился ко мне мужчина на чистом русском языке.
Я повернулась в его сторону и увидела, что алые гвоздики уже переместились на краешек моей скамейки.
– Оттуда, – улыбнулась я.
– Обманул?
– Обманул! – ответила в тон ему.
Возвращение приятельницы оборвало наш диалог. В это время подошел трамвай. Мужчина с пакетами и оставленными мною без внимания гвоздиками вошел вслед за нами.Сел на сидение рядом и без зазрения совести в упор рассматривал меня. Я демонстративно отвернулась к окошку. Через несколько остановок он встал, подошел ко мне, тихо сказал «До свидания», бросил мне на колени гвоздики и вышел из трамвая.
– Бомжей совращаешь?! – засмеялась приятельница.
Несколько дней бродяжка этот не выходил из головы. Я давно не задаюсь вопросом, чем привлекаю к себе собак, кошек, священнослужителей, юродивых, бездомных, алкоголиков и безумцев. Воспринимаю это как данность, само собой разумеющуюся. Липнет ко мне всякая сгань. Но не в сегодняшнем смысле этого болгарского словечка – чернь, сброд, а в Далевском – от «сганивать» – гнать, прогонять… Или еще глубже – в старославянском корне глагола «гонезнути» – убежать, избавиться, спастись. Отсюда и изгои – гонимые и бегущие. Отщепенцы.
Терзалась загадкой: что заставило бродяжничать этого отнюдь не старого – на вид не более 50-и, красивого – если его отмыть и далеко не одноклеточного человека?
Вопрос вовсе не в том, чем я их привлекаю. А в сути их поведения. Ведь не каждый решится на такой поступок – порвать с социумом и уйти в никуда. Ну понимаю – пьяница, наркоман, невостребованный в жизни и профессии человек. Здесь же явно иной случай. Бродяжка – это тоже отшельник. Но чтобы жить в пещере – нужна вера. Без не - сойдешь с ума. Если ее нет, лучше на улицу – отрешенно, со стороны, наблюдать театр жизни. Не принимая в нем участия…
Вместо заключения: Интервью на улице.
Ко мне подошла молодая девушка с микрофоном. Представилась: Репортер Софийского радио. Проводим опрос. Пожалуйста, ответьте, как бы вы отреагировали на такую ситуацию:Горит дом, а в нем – картина Рембрандта и бомж. Спасти можно только одного. Кого бы вы спасли?
– Бомжа, – не задумываясь, ответила я.
– Бомжа? Ненужное бесполезное существо?! А не шедевр великого мастера? Почему?!!
– Потому что он – прежде всего человек, Божье создание!
Постскриптум: А конец Бомжа с гвоздичками трагичен. Спустя несколько месяцев кто-то из знакомых сообщил мне: Зимой на скамейке в скверике против главного софийского Собора Александра Невского нашли замерзшего бомжа.Уж не твой ли это знакомец с гвоздиками?
Рассказали и о нём: действительно был русским. Женившись на болгарке, приехал в Болгарию. Подкармливался переводами, сопровождал русские делегации, иногда вел экскурсии для русских туристов. С женой разошелся и ушел от нее в НИКУДА...
Но был ли он тем Божьим человеком или его духовным близнецом – теперь не узнать.
Да и нужно ли? Ведь в случае иная суть важна: Что заставляет творенье Божье превращаться в изгоя?!
-----
Фотоколлаж Лады Ребровой