Утро в маленькой алтайской деревушке начиналось как обычно – бабы выгоняли пастись скотину и коровы, утробно мыча, собирались за околицей в небольшое стадо. Заливались растревоженные собаки, горланили петухи, и все эти звуки сливались в сплошную какофонию, обычную для ежедневной деревенской жизни.
Деревня вымирала – когда-то здесь были и школа и клуб, но началось укрупнение колхозов и люди потихоньку разбредались. Уходили кто в МТС, кто в город, а многие перебрались в более крупные хозяйства. Остались преданными своей земле и дому всего двенадцать семей, двенадцать здоровых и крепких мужиков. Пустующие дома со временем развалились, дворы заросли крапивой и чертополохом. Ничто уже не напоминало о том, что когда-то здесь жили люди.
Этот день начинался как обычно, ничто не предвещало беды. Мужики и бабы спешили заняться каждый своими повседневными делами. Близилось время покосов, и надо было подготовить всё необходимое, не теряя драгоценных дней без дождей, чтобы успеть заготовить на зиму сена.
Ближе к полудню прискакал на лошади, редкий в их деревне гость – почтальон. Он велел шустрым на ноги ребятишкам собрать всех у бывшего клуба.
– Война! – донёс он до них тяжёлую весть. – Готовьтесь мужики, не завтра так послезавтра мобилизуют всех на фронт.
Заголосили бабы, заплакали ребятишки, не понимая ещё, что же такое сказал почтальон, отчего матери заплакали. Назавтра прямо с утра приехал уполномоченный из района с милиционером. И опустела деревня, не стало слышно смеха, деревня словно вымерла. Коровы и те, кажется мычать стали тише и жалобней.
Тяжёлые дни настали для женщин и ребятишек. Ту работу, что раньше делали мужики, свалилась на плечи баб, ребятишек и стариков. Покосы, уборка урожая, заготовка дров – совсем не женская работа, но её надо было делать, чтобы как-то прожить тяжёлую сибирскую зиму.
Вскоре пришла первая похоронка. Бабы собрались в доме вдовы, поревели, каждая в душе надеясь, что её-то мужика смерть обойдёт.
Нет, не обошла! Из всех ушедших вернулся один Егор, без ноги и как лунь седой – это в сорок-то лет!
Пришёл он в свой сиротливо стоящий, опустевший дом, сел посреди горницы на табуретку и заплакал:
– Господи, да за что же мне наказание такое, как жить-то теперь, без семьи?
Ему уже успели деревенские бабы рассказать, что жена его, забрав сына, бросила дом и умотала в город, а на их вопросы ответила:
– Не хочу я здесь подохнуть с голодухи, в городе найду работу, перебьюсь как-нибудь, а Егору передайте, пусть не ищет меня, всё равно не вернусь.
Проплакавшись, Егор навёл порядок в доме как мог. К вечеру потянулись бабы в его осиротевшее жилище, неся с собою, кто что мог из продуктов. Егор достал фляжку трофейного спирта, выпили понемногу, бабы расспросили его, как воевал, где потерял ногу. Егор скупо отвечал на их многочисленные вопросы, а из головы не шла мысль – как жить дальше? Для себя он уже твёрдо решил – дом не брошу, и из деревни не уеду, ведь здесь похоронены все предки, отец, мать.
И стал он потихоньку обживаться, восстанавливая запущенное жильё и постройки. Бабы, изголодавшиеся по мужской ласке, поглядывали на Егора и гадали, кого же он выберет себе в хозяйки, не быть же ему всю оставшуюся жизнь бобылём! А Егор не торопился с выбором, работал от темна, до темна – не до женщин было! Порой, тёмными вечерами наваливалась такая тоска, хоть волком вой. И вот, в один из таких вечеров подкатила к нему в избу самая шустрая деревенская бабёнка, Фрося:
– Вот, Егорушка, отведай-ка пирога, небось давненько домашнего печева не пробовал?
Егор поставил на стол самовар пышущий паром:
– Вот, только чай, больше угостить тебя нечем.
– А мне и не надо, – глядя на Егора блестящими глазами и подвигаясь ближе, жарко прошептала Фрося – ты и так мужик, как медовый пряник, вон как наши бабы к тебе льнут!
Ушла Фрося от Егора только под утро. И вроде как темно ещё было, но кто-то всё-таки увидел её, выходящую из его двора. И поползли слухи по деревне:
– Захомутала всё-таки нашего солдатика неприступного Фроська – ох и шустра бабёнка!
И начали бабы как бы исподволь, заходить на огонёк в Егорову избу, угощая кто пирогом, а кто горячими, прямо из печи, щами. Иногда оставаясь у него до первых петухов. Егор никого из них не отвергал, понимая, что женщинам, прожившим столько времени без мужиков, нужна его ласка.
Время от времени бабёнки просили его помочь чем-либо по хозяйству, и он, не отказываясь, шёл и помогал, как мог. И вроде бы всех устраивало такое отношение Егора к женщинам, но обзаводиться новой семьёй он не торопился, о чём и предупредил всех вдовушек:
– Может ещё моя одумается и вернётся!
В один из вечеров к нему заскочила взволнованная Фрося:
– Егорушка, чё делать-то будем, вон, пузо расти начало!
На что Егор, не раздумывая сказал, как отрезал:
– Рожай, вырастим, чем могу, помогу! Одним больше, одним меньше, поднимем, не переживай. Это у тебя третий будет? А ведь говорят, Бог троицу любит!
Фросю никто из деревенских баб не осудил – сами не без греха. Как-то уже перед родами зашла она к Егору:
– Пришла вот посоветоваться с тобой, какое отчество ребёнку давать будем, твоё, или покойного мужа?
– Конечно моё, – не колеблясь, ответил Егор – ведь в нём есть частичка и моей крови!
– Ну, спасибо тебе, а то я уже всё передумала. Значит, Егорыч будет – облегчённо вздохнула Фрося.
Помогать в родах ей сбежались бабы чуть ли не со всей деревни. Вечером заглянул Егор:
– Ну, как тут у тебя, всё хорошо? – Поинтересовался он. – Как сына-то назовём?
– Да Ванюшкой, по мужу, если ты не против.
– Хорошее имя, память о муже не теряешь. Значит, будет он у нас Иван Егорыч!
… Прошло пять лет, как закончилась война. Егор решил отметить этот день, день Победы и своё возвращение домой. Достал из заначки бутылочку «беленькой», накрыл стол, чем Бог послал, сел и задумался:
– Не дело это, одному бобылевать, старость не за горами, глядишь, и не кому будет воды подать, когда свалишься. Но кого же привести в дом, ведь все деревенские бабы уже обзавелись потомством от него! И у ребятишек его, Егора отчество! Сойдёшься с одной – обидишь остальных. Видно так и придётся век доживать «деревенским батей».
За окном мелькнул чей-то силуэт. Затем раздался стук в дверь.
– Кого это принесло не ко времени, – подумал Егор, местные заходят без стука.– входите, открыто, кто там?
В хату вошла женщина, одетая по-городскому:
– Ну, здравствуй, Егорушка, не прогонишь?
Не сразу признал Егор в гостье свою бывшую жену – так сильно она изменилась.
– Входи, присаживайся. С чем пожаловала?
Часу не беседовали Егор с бывшей женой, хотя многое хотел он от неё услышать – чужие они стали. Даже не напоив чаем, проводил её до калитки со словами:
– Забудь сюда дорогу, чужие мы с тобой. Думать надо было, когда убегала в город!
Жена заплакала и, опустив голову, медленно побрела прочь от когда-то такого родного дома.
Шли годы, выросли довоенные ребятишки. Кто-то подался в город на учёбу, кого-то призвали служить. Но не обезлюдела деревня, возвращаясь со службы и учёбы, молодые отстраивались и оставались в родных краях. Вот и Егоровы наследники стали почти взрослыми. И в школьных аттестатах и паспортах, везде и у всех стояло одно и то же отчество – его, Егора!
Деревню по всеобщему согласию переименовали несколько лет назад в «Егорьевку». А сам Егор, после долгих раздумий сошёлся всё-таки с Фросей, а в его доме поселился её старший сын с семьёй.
Вскорости, посыпались один за другим внуки, только успевай нянчиться! И все они тянулись к Егору, всем своим существом чувствуя исходящую от него доброту, и ещё что-то близкое, родное. А деревня всё прирастала новыми домами –видно посеял Егор в своих земляках любовь к земле, на которой они родились.
Благодаря ему, осталась жить, когда-то начавшая умирать деревня.
Благодаря ему, которого все деревенские ребятишки, и малые, и уже обзавёдшиеся семьями, продолжали звать простым, но таким добрым словом – БАТЯ!