Гомельская княгиня

Галина Радионова
          Много воспоминаний, исторических  изученных  фактов изложено учёными и литераторами в различных публикациях в разные времена о женщине, чьё имя навсегда связано с историей  белорусского областного центра Гомель – Ирине Ивановне  Паскевич,о которой современные жители города, иной раз уже  забывшие её имя, при упоминании говорят с теплом: « Ааа?!..Это наша гомельская княгиня!»
           Именно ей во многом обязан Гомель своим становлением, как один из самых промышленных и культурных центров Беларуси.
          Графиня Ирина Ивановна Воронцова-Дашкова,( 1835– 1925г.г.) в замужестве графиня Паскевич-Эриванская, светлейшая княгиня Варшавская  оставила о себе светлую память своей неустанной деятельностью во благо города, отдавая силы и финансы семьи на строительство и создание благотворительных учреждений медицины,  образования, для помощи нуждающимся и талантливым людям.
          Происходя из знатнейшей  семьи графа Ивана Илларионовича Воронцова-Дашкова, приближенной к царскому двору в 19-м столетии, девушка получила светское образование, изучила несколько иностранных языков и интересовалась многими науками, к тому же, как отмечали современники, отличалась красотой, изяществом и привлекательностью, была проста и учтива в общении, добра к простым людям.
        Такие качества молодой графини были замечены 29-летним князем Фёдором Паскевичем. И по исполнении 17 лет Ирина Воронцова – Дашкова вышла за него замуж. Свадьба состоялась в Петербурге, где  на Английской набережной в доме №8 жила семья Паскевича. На лето молодые переселялись в  усадьбу семьи Паскевичей на Гомельщине. Здесь уже в  Петро-Павловском соборе они венчались.
             Паскевич Федор Иванович - генерал-лейтенант, генерал-адъютант, граф Эриванский, князь Варшавский, владел Гомельским имением с 1856 по 1903 г. Сын генерал-фельдмаршала Ивана Федоровича Паскевича и Елизаветы Алексеевны, урожденной Грибоедовой. Родился в 1823 г. В 1845 г. - флигель-адъютант, поручик лейб-гвардии Преображенского полка, участвовал в военных действиях на Кавказе, в подавлении восстания в Венгрии 1848-49 гг. Служил до 1866 года.  Затем, оставив службу, занялся обустройством своего гомельского владения, доставшемуся по наследству от отца в 1856 году.
       Чета молодых Паскевичей вела замкнутый образ жизни, но была приветлива  для гостей из родных и близких знакомых.
       По словам современника, (  Воспоминания дипломата Румбольда // Исторический Вестник. 1909. — Т. 117. — С. 657—659.) «князь Паскевич был «чрезвычайно благовоспитанный, сдержанный и независимый человек»; жена же его «была чуть ли не предметом обожания того тесного кружка, в котором замыкалась её жизнь». Завсегдатаями её общества были граф Илларион Воронцов-Дашков и директор императорских театров Гедеонов. Салон княгини был далеко не политическим, тем не менее в нём всегда можно было узнать злободневные новости, которые обсуждались с большой непринужденностью, хотя в её интимном кружке дипломаты почти отсутствовали»
       Одним из увлечений Ирины Ивановны был театр.Она была очарована сценическими страстями,сама создавала сюжеты спектаклей и сама принимала в них активное участие как актриса - любительница. За хрупкую внешность её звали Petite Tante – « маленькая тётя».В своём домашнем театре она блистала и могла раскрыть свою натуру,близкую к искусству .
       В доме рабочим языком был французский. В одной из библиотек Москвы хранились письма Ирины Паскевич – все они были написаны на языке Вольтера.
       Молодая княгиня  имела тонкий художественный вкус и дружбу со многими художниками и литераторами того времени, с которыми проводила семья в Петербурге зимние вечера.Во дворце супруги собрали большую коллекцию различных произведений искусств.
         Ирина Ивановна прекрасно вышивала и представляла свои работы на выставках в Санкт-Петербурге. Достаточно увидеть вышивку “Вид сельского озера” в гомельской музейной экспозиции “Владельцы гомельского имения Румянцевы и Паскевичи”, чтобы оценить мастерство вышивальщицы.
         При всём изяществе натуры в характере княгини современники отмечали сильную волю  и храбрость, что проявилось  в её решении закрыть двери перед членами царской семьи, когда произошла распря между её супругом и царём Александром II. Единственное лицо, с кем она не прерывала связи, была жена Александра III- Мария Фёдоровна, мать будущего царя Николая II, с которой Ирина была дружна многие годы.
        После происшедшего, начиная с 1880 года, стали Паскевичи большее время года жить в Гомельской усадьбе.
         Зиму они проводили в Петербурге, а ранней весной приезжали в Гомель. О появлении их в городе горожане узнавали по развевающемуся на дворцовой башне флагу.      
   Супруги Федор и Ирина Паскевич много делали для развития города.
   Во времена   18-19-х  столетий всем крупным землевладельцам было вменено в обязанность занятие благотворительностью в качестве своеобразной добровольной компенсации царской казне.
    В результате развернувшейся кампании  благотворительности среди знатнейших семей в России это время называлось временем «золотого меценатства».
   Не последнее место в списке меценатов принадлежит гомельской княгине Ирине Ивановне Паскевич. 250 тысяч рублей было пожертвовано ею на строительство нервно-хирургической клиники имени Пирогова в Санкт-Петербурге.  И, конечно, особое значение для гомельчан имеет ее благотворительная деятельность в Гомеле. Ирина Ивановна финансировала строительство школ, приютов, больниц. Среди них мужская гимназия, земская, глазная и гинекологическая больницы, четыре народных училища в окрестных деревнях. Благодаря деятельности учрежденного в 1878 г. Гомельского общества вспомоществования учащимся, председателем которого на протяжении многих лет являлась Ирина Ивановна, ежегодно в учебных заведениях города обучалось бесплатно более двух десятков детей из малообеспеченных семей.
      Одним из увлечений Ирины Ивановны ещё из жизни в родительском доме была переводческая деятельность. И она была настолько ею увлечена, что бралась за выполнение переводов сложных и серьёзных исторических произведений как на русский язык, так и с русского на иностранные языки.
       Из книги профессора Гомельского университета им. Скорины Александра Фёдоровича Рогалёва, рассказавшего читателям об этой стороне деятельности графини:
  (« 'От Гомеюка до Гомеля.» Городская старина в фактах, именах, лицах'; Рогалев, А.Ф.; Изд-во: Гомель, 1993 г)
                «Переводческая деятельность княгини Паскевич была занятием любительским. Тем не менее её переводы, в которых воплощался врождённый художественно-артистический дар, обращали на себя внимание, были известны в литературных кругах. В столичном свете Ирина Ивановна Паскевич была знакома со многими известными писателями и поэтами. Она была одной из первых, кто в 50–60-е годы XIX века понял и высоко оценил талант Льва Николаевича Толстого. В 70-е годы княгиня уже работала над переводом «Войны и мира».
       Неизвестно, как у неё возникла идея взяться за столь грандиозное дело, тем более, что в то время не существовало основательно разработанной теории перевода и не была теоретически осмыслена стилистика романа как такового. Однако, судя по тому, что французский перевод романа «Война и мир», осуществленный И. И. Паскевич, вышел с указанием «Переведено с разрешения автора», за перевод взялась не просто любительница литературы, но достаточно искушённый в переводческом деле мастер. Думается, сам Лев Толстой был уверен в успехе Ирины Ивановны Паскевич, а княгиня, прежде чем приступить к переложению на французский словесно-художественный лад большого прозаического полотна, провела своего рода «репетицию», представив в 1877 году в Петербурге французский перевод романа Л. Н. Толстого «Семейное счастье» – под названием «Маша».
          Огромную помощь Ирине Паскевич в переводе «Войны и мира» на французский язык оказал поэт Я. П. Полонский, и не исключено, что одним из вдохновителей её на кропотливый и ответственный труд был Иван Сергеевич Тургенев. Именно он содействовал распространению в Париже в конце 1879 – начале 1880 годов перевода «Войны и мира», выполненного И. И. Паскевич, хотя и считал его «несколько слабоватым», но, тем не менее, «сделанным с усердием и любовью».   Заметим, что И. С. Тургенев вообще не жалел ни средств, ни сил для создания европейской известности Льва Толстого. Благодаря стараниям Тургенева с переводом романа «Война и мир» познакомились многие ведущие французские писатели того времени, в том числе Золя, Флобер, Мопассан.
              Для перевода Ирина Ивановна Паскевич выбрала русское издание «Войны и мира» 1868–1869 годов, в котором имелись изначальные философские и исторические рассуждения Толстого, исключённые им при переиздании романа в 1873 году и объединённые в виде приложения к роману под названием «Статьи о кампании 1812 года». В издании, на котором остановилась княгиня Паскевич, были также вкрапления иностранной речи (французской и немецкой) в диалогах действующих лиц, являющиеся неотъемлемой частью художественной структуры произведения (в основе современных русских изданий «Войны и мира» лежит именно это издание).»
        В дальнейшем сделала она переводы на английский, венгерский, голландский, польский, турецкий языки. 
        Занималась Ирина Ивановна Паскевич и литературной деятельностью – писала стихи, пьесы, рассказы.
        В 1903 году Ирина Ивановна овдовела, со смертью её мужа пресекся род светлейших князей Варшавских, графов Паскевичей-Эриванских. С этого времени она стала единственной владелицей Гомельской вотчины
   В это время уже шла по земле первая мировая война. Ирина Ивановна принимала
раненых солдат с фронта сначала в госпиталях и лазаретах города, а когда мест начинало не хватать, размещала лазарет в здании дворца, где сама начинала  ухаживать за ранеными.
       В годы Первой мировой войны княгиня оказывала помощь российской армии по  линии общества Красного Креста. Особую заботу и почтение проявляла к инвалидам войны, семьям погибших солдат. Из фонда княгини им выплачивались пенсии.  Практически все издатели гомельских газет бесплатно пользовались бумагой, которая изготавливалась на принадлежащей Паскевичам Добрушской писчебумажной фабрике.
           Ещё в 1912 году в своих письмах из Петербурга к управляющему М.С.Бочковскому  в Гомельское поместье княгиня давала поручения на случай своей смерти: «…раздать 7000 рублей прислуге петербургского и гомельского дворцов, садовникам, кучерам и дворникам.»
          В конце письма «одна еще просьба, на случай моей смерти в Петербурге прошу вас немедленно отправить тело мое безо всякого причта прямо в замковую церковь для отпевания там», после чего, несомненно, ее должны были бы захоронить в семейной усыпальнице Паскевичей.
           Но жизнь продолжалась. В своем письме от 16 января 1916-го княгиня выразила пожелание, чтобы в случае ее смерти портреты родителей, которые были на большом столе в спальне, передали племяннице- графине Александре Илларионовне Шуваловой. Племяннику -графу Александру Илларионовичу Воронцову-Дашкову она предназначала «предметы из моей спальни: кровать, два шкафа, большой стол, маленькое бюро с двумя розовыми севрскими вазами, подарок моей бабушки Марии Яковлевны Нарышкиной и портрет царицы Наталии Кирилловны Нарышкиной (на всех предметах герб моей семьи)». К слову сказать, мать Ирины Ивановны происходила из рода царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной, жены царя Алексея Михайловича и матери Петра I, что в семье весьма почиталось. «Вся остальная мебель, — продолжает княгиня, — остается в этой комнате, кроме ширмы, вышитой мною, и занавесей красной гостиной, тоже вышитых мною, которые прошу передать княгине Татьяне Георгиевне Куракиной».
          Наступил 1917 год. Февральская революция. Война. Неразбериха и беспокойство царили в стране. Волнением и тревогой наполнены посылавшиеся в это время из Гомеля в Петербург письма Михаила Ивановича Долгова, верно служившего в гомельской усадьбе Паскевичей на протяжении 35 лет, 25 из которых — дворецким. Аккуратно пронумерованные от № 1 до № 8 (может быть, самой Ириной Ивановной?), они подшиты стопкой в архивном деле. В каждом письме дворецкий уважительно обращается к княгине «Ваша Светлость», а первое из них, датированное 23 апреля 1917 года, он начинает словами: «Много испытаний пришлось пережить в этом году...», которые могут служить своеобразным эпиграфом ко всем этим посланиям. Долгов очень сокрушался по поводу того, что «ввиду войны» Ирина Ивановна решает не ехать на лето в Гомель, ведь «в замке все было готово к приезду..., но Богу было угодно решить иначе: и я не знаю, увижу ли я когда-нибудь Вашу Светлость, так как будущее только одному богу известно...».
          Здесь же он сообщает, что в это время замок осматривает комиссия от Совета рабочих и солдатских депутатов с тем, чтобы занять его для революционных организаций.
               В июне 1917 года дворецкий отослал по приказанию Ирины Ивановны из Гомеля в Петроград в ее дом на Английской набережной портреты, которые княгиня хотела бы спасти для семьи и передать по наследству.  В перечне значится портрет императрицы Марии Федоровны, три портрета сестры Ф. И. Паскевича — княгини А. И. Лобановой, картина «писана масляной краской, изображающая евреев. Худ. Dambier», «несессер дамский, состоящий из 11 серебряных позолоченных предметов» и «полотенце малороссийское». С этим грузом была отправлена и упомянутая гравюра с изображением царицы Натальи Кирилловны в золоченой овальной раме. Позже, в 1919 году, из петербургского особняка Паскевичей она, как и большая часть их обширного художественного собрания, попадет в фонды Государственного Эрмитажа.
             В двух сентябрьских письмах Долгова, где он детально описывает события в Гомеле, звучат смятение и страх. «Положение очень серьезное, совет во власти большевиков. На собраниях в замке, которые продолжаются до полуночи, творится что-то невероятное. В городе положение тревожное, наступает голод, муки и хлеба нет …»
                В Национальном историческом архиве Беларуси в Минске сохранился протокол заседания Гомельской городской думы от 29 ноября 1917 года. В нем идет речь о «реквизиции Земским Собранием замка кн. Паскевича .
           Уже с 1 декабря дворецкий сдает замок комиссии, назначенной Советом рабочих и солдатских депутатов. Комиссия была совсем незначительной по составу и, скорее всего, малокомпетентной в решаемых ею вопросах: «инженер Журавлев, его супруга и еврей Ложкин». «Сдача идет, слава богу, медленно, — пишет Долгов. — Эта комиссия уже проектирует открытие на половине Вашей Светлости клуб, а в башне музей для народа с платой за вход... Сегодня советом занята спальня Вашей Светлости для какой-то канцелярии…»
          Когда случилась  Октябрьская революция, друзья княгини хотели, чтобы она уехала на юг и сняла где-нибудь виллу, но она решила никуда не бежать и осталась жить в своем большом дворце на Английской набережной. После его национализации, она уехала в свои Гомельские вотчины. Понимая, что они будут конфискованы, она сама собирала списки всего движимого и недвижимого имущества, и отправила их новым властям, что спасло её от репрессии.   
         Новая власть запретила ей остаться жить в усадьбе. Ирина Ивановна, находясь уже в преклонном возрасте, перешла жить сначала в дом сына своего дворецкого, а затем, уже больную её забрала к себе в небогатый деревянный домик повариха, которая готовила для семьи Паскевичей в усадьбе, и ухаживала  за ней до смерти. Умерла Ирина Ивановна Паскевич 14 апреля 1925 года в возрасте 90 лет.  Видевшая её во времена великих потрясений в России и  последнее время жизни в Петрограде княгиня Юлия Кантакузина вспоминала:
(  Юлия Кантакузина. Революционные дни. Воспоминания русской княгини, внучки президента США. 1876—1918. —М.: ЗАО Центрполиграф, 2007.— С. 232—235.:)
              Все были испуганы, и не без основания. Но были великолепные примеры мужества и благородства перед лицом опасности. К их числу относилась и старая княгиня Паскевич. Я случайно узнала, что она в городе, и отправилась навестить ее, между нами издавна существовали теплые взаимоотношения, с моей стороны основанные на исполненном благодарности восхищении, возникшем за долгие годы общения. Ее называли «тетушкой всего общества», так много людей было с ней связано. Ее всегда окружало много народу, хотя она была 80-летней бездетной вдовой и почти слепой. Я нашла хозяйку, как всегда, сидящей в черном шелковом платье и изящном кружевном чепце. Выражение ее прекрасного лица ничуть не изменилось, когда она с приветливой улыбкой протянула мне руку, которая в былые дни вдохновляла на написание сонетов и все еще была восхитительной. Мы долго разговаривали, и хотя она говорила о ситуации с глубокой печалью, все же, как и я, верила в будущее России. Я смотрела на нее, и мне казалось, что ее предки гордились бы ее мужеством перед лицом врага и черни…»
         Гомельская княгиня была похоронена у стен Петро-Павловского собора, но в последствии, по решению партийных властей была перезахоронена на городском кладбище, которое со временем превратилось в Студенческий сквер. Место её захоронения  потеряно. Но на территории Петропавловского собора установлен бюст Ирины Ивановны и мемориальная доска.
         В честь княгини бывшая улица Первомайская в Гомеле переименована в Ирининскую, ее имя носит гимназия в Новобелицком районе.
         Память о ней хранит город. Ежегодно 14 апреля идёт народ поклониться к изваянию её памятника, установленного на улице, ставшей в её память, Ирининской.
           Ни один из портретов Ирины Паскевич, представленных раньше в гомельском дворце, не сохранился. Только в 1997 году музейщикам удалось разыскать в Эрмитаже ее живописное изображение работы французского художника Ипполита Робийяра. До революции портрет находился в собрании брата княгини Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова. Копия с него экспонируется сегодня в башне Дворца Румянцевых и Паскевичей в Гомеле.