Признаюсь, это было волнительно. Когда я вошел в огромный зал, все сразу посмотрели в мою сторону. Точнее, конечно же они смотрели на процессию, шагавшую впереди меня. Но часть взглядов как будто бы падала и на меня, отчего я чувствовал себя не в своей тарелке.
Я медленно шел в конце длинного шествия, которое растянулось на весь коридор, и с интересом вглядывался в лица собравшихся. Кого-то из них я знал не один десяток лет, кто-то и вовсе был мне не знаком. Наверняка приходился каким-нибудь дальним родственником или потомком троюродной сестры по отцовской линии.
Я ожидал, что эмоции у всех присутствующих будут схожими. Но каково было моё удивление, когда проходя мимо очередных лиц, стал замечать смущение, любопытство, равнодушие, усталость, нотку корысти и... коварство?
Чем дальше я шел, тем больше понимал, что большинство из собравшихся в этих стенах не испытывают сострадания или скорби. Многие, как мне показалось, нескрываемо демонстрировали свою алчность и лицемерие. Возможно, это видел только я. Все были слишком заняты, разглядывая процессию впереди, а я же, шагая позади, мог во всей красе наблюдать за истинными эмоциями собравшихся.
Да, конечно, некоторые справлялись превосходно с ролью скорбящих родственников. Наверняка посещали курсы актерского мастерства, и весьма недурно преуспели в этом искусстве. Увы, по-настоящему скорбящих в зале было единицы. Мне стало противно. Я хотел подойти к каждому из них, закричать в их ухмыляющиеся рожи, высказать все то, что я о них думаю. Но меры приличия и еще кое-что не давали мне этого сделать.
Тем временем шествие достигло конца зала, гроб водрузили на постамент, все встали и почтили память покойного минутой молчания. Я же никак не мог оторвать взгляда от собственного портрета и думал лишь об одном: "Я точно помню, как просил в предсмертном письме выбрать другую фотографию!".