Вичугские прототипы Бесприданницы. Часть 1

Иван Еропкин-Нарышкин
________ КИНЕШМА

«Действие происходит в настоящее время, в большом городе Бряхимове на Волге» - так начинает свою пьесу драматург Островский.

Откуда взялось это странное название – Бряхимов?

В 1871 году, за несколько лет до написания пьесы, была издана книга И.В. Шишкина «История города Елабуги», в котором рассказывается о древнем булгарском городе Бряхимове, точное месторасположение которого было неизвестно. Как писал Шишков: «Татищев указывает Бряхимов на устье реки Суры, где ныне стоит город Василь-Сурск; Голиков указывает на Болгары; Мальгин полагает, что Бряхимов стоял на том месте, где ныне Нижний-Новгород».

Но сам Шишков придерживался версии, что город Бряхимов располагался на Каме на месте Чёртова городища, находившегося в версте от города Елабуги.

Таким образом, назвав город Бряхимовым, Островский, с одной стороны мог подчеркнуть неопределённость места, где разыгрывалась пьеса. А с другой, наоборот, у него могла возникнуть ассоциация с конкретным городом, а именно с Кинешмой.

Дело в том, что во времена Островского было расхожим местом называть соседний с Кинешмой фабричный Вичугский край чёртовым углом, а так как, забегая вперёд, в основе пьесы (как мы постараемся показать) могла лежать история с вичугскими фабрикантами Коноваловыми, то Бряхимов, ставший Чертовым городищем, напоминал об уездном городе Кинешме, где к тому времени стали доминировать купцы из чёртова угла…

Впрочем, что Бряхимов – это Кинешма, – версия давно устоявшаяся и наиболее популярная. Не случайно фильм «Бесприданница» (1936) режиссера Якова Протазанова снимался в Кинешме.

Но есть и другие версии. Костромичи считают, что дело происходило в их городе. И главный их аргумент, это то, что в пьесе Островского фигурирует трактир «Париж», а в Костроме в те годы была гостиница «Лондон».

А Эльдар Рязанов в своём послесловии к «Жестокому романсу» написал: «Выдуманный город Бряхимов характеризуется самим автором как большой город на Волге. Значит, для прообраза, прототипа надо брать Ярославль или Нижний Новгород, который был тогда третьим городом Российской империи».

Но Нижний Новгород можно сразу отбросить благодаря следующему диалогу, из которого ясно, что Бряхимов не Нижний:

«Паратов. А вот мы с ним в Нижнем на ярмарке дел наделаем.

Робинзон. Ещё поеду ли я, спросить надо».

В Бряхимове, как указал Островский, городской бульвар расположен на высоком берегу Волги. Диалог героев пьесы это подтверждает:

«Лариса. У меня нервы расстроены. Я сейчас с этой скамейки вниз смотрела, и у меня закружилась голова. Тут можно очень ушибиться?

Карандышев. Ушибиться! Тут верная смерть: внизу мощено камнем. Да, впрочем, тут так высоко, что умрёшь прежде, чем долетишь до земли».


Если посмотреть на рисунки Костромы и Кинешмы, изображенные в 1855 году художником А. Кореоновым, то в Костроме берега изображены пологими, а вот в Кинешме - обрывистыми.

Очевидно, что из этих двух городов упомянутый диалог Ларисы и Карандышева мог состояться только в Кинешме.

Городской бульвар на высоком берегу Волги можно встретить также и в Ярославле. Поэтому возникает вопрос, нет ли ещё какого свидетельства в пьесе, которое однозначно говорило бы, что речь идёт о Кинешме, а не о Костроме или Ярославле.

И действительно, такой факт, до сего момента никем незамеченный, нашёлся!

Прежде всего, давайте вспомним, как Островский из Москвы добирался в Кинешму и далее в своё имение Щелыково. С 1871 года, когда проложена железная дорога до Кинешмы, всё было просто: на поезде до Кинешмы, далее паром и 15 вёрст на лошадях по Галичскому тракту. А с 1862 по 1870 годы маршрут был иным: на поезде до Нижнего Новгорода, а оттуда на пароходе до Кинешмы. На обратном пути в Москву Островский, соответственно, садился в Кинешме на рейсовый пароход до Нижнего.

А что делают пассажиры на берегу, ожидая свой пароход? Правильно, высматривают, когда он появится на реке. Это делал, можно предположить, и Островский.

А теперь посмотрим на лоцманскую карту Волги в районе Кинешмы до создания Горьковского водохранилища.

На ней выше Кинешмы виден остров, который огибает фарватер.

Этот остров виден и на фотографиях С.М. Прокудина-Горского (1910 г.) На одной из них вид, который открывается со стороны городского бульвара. Когда сверху шёл пароход – он как бы появлялся из-за острова, огибая его. А так как остров – это просто песчаная отмель, то судно можно увидеть даже за островом на расстоянии до 7,5 км (далее начинается изгиб Волги).

Итак, пассажиры (в том числе, Островский) высматривая пароход, идущий от Ярославля или Костромы, способны его увидеть за 7 вёрст (=7,5 км) и он для них будет появляться из-за острова.

А теперь обратимся к пьесе Островского:

«Иван. Василий Данилыч, да вон ещё пароход бежит сверху.

Вожеватов. Мало ль их по Волге бегает.

Иван. Это Сергей Сергеич едут.

Вожеватов. Ты думаешь?

Иван. Да похоже, что они-с… Кожухи-то на «Ласточке» больно приметны.

Вожеватов. Разберёшь ты кожухи за семь верст!

Иван. За десять разобрать можно-с… Да и ходко идёт, сейчас видно, что с хозяином.

Вожеватов. А далеко?

Иван. Из-за острова вышел. Так и выстилает, так и выстилает».

Таким образом, Островский под именем Бряхимов однозначно зашифровал Кинешму.

Но до сего момента исследователи главным аргументом в пользу того, что дело было в Кинешме, приводили тот факт, что в это время А.Н. Островский был почётным мировым судьёй Кинешемского уезда. И что сюжет «Бесприданницы» был подсказан драматургу неким громким уголовным делом, в котором был замешан фабрикант Коновалов.

Но, во-первых, если дело было громкое, то о нём знали все, и должность почетного мирового судьи здесь ни при чём. Во-вторых, почётные мировые судьи, как правило, вообще не рассматривали уголовные дела.

Откуда вообще взялся слух об уголовном деле и Коновалове?

В 1976 году была издана (а в 1982 году переиздана) книга Лакшина В.Я. «Александр Николаевич Островский», в которой можно прочитать следующие строки:

«В этом суде Островский был своим человеком – всех знал, все его знали. Дело об убийстве мужем из ревности своей молодой жены прогремело на весь уезд. За кулисами этого скандального дела стоял Иван Александрович Коновалов – прототип Кнурова, волжский миллионщик, содержавший целый гарем и известный своей развратной жизнью. (Передавая мне эти подробности, старый кинешемец Николай Павлович Смирнов рассказывал, что его соученик по гимназии, будущий писатель Дмитрий Фурманов намеревался одно время писать роман о Коновалове "По следам "Бесприданницы".)».

Таким образом, источником был известный писатель Николай Павлович Смирнов (1898-1978). И понятно, что он, родившийся через 30 лет после написания «Бесприданницы», в 1970-е годы мог сообщить только ничем не подтверждённые слухи, смутно сохранившиеся в голове у 70-летнего старика.

Более любопытен факт, что Дмитрий Фурманов, который, как известно, с 1909 по 1912 гг. учился в Кинешемском реальном училище имени И.А. Коновалова, хотел написать роман о Коновалове под названием «По следам «Бесприданницы». Не исключено, что у Фурманова была несколько иная трактовка событий, которые могли лечь в основу пьесы Островского.