Руки дипломата. История девятая. Снимается-надевае

Светлана Зайцева
    Вот, казалось бы, книга про отца уже написана, но в памяти моей неожиданно всплывают подробности, которые мне хотелось бы удержать подольше, ухватить их за тоненькую ниточку, как красный воздушный шарик, чтобы они не улетели, не растворились в воздухе...

   Знаете, ко мне сейчас странным образом возвращается то, что казалось бы, мною напрочь забыто...

    На поверхность памяти (этого глубокого, тёмного, неизведанного, почти бездонного озера) выныривают (иногда очень неожиданно!) моменты, которые рассудок, казалось бы, благоразумно и предусмотрительно стёр...

   Стёр напрочь. Навсегда...

   Но нет, нет!
   Что-то всё-таки ещё остаётся в подсознании, на подкорке.
   Может быть, где-то в прошлой жизни?
   Не знаю. И гадать не хочу.

   Наши воспоминания (как, впрочем, и наши сны!) обладают удивительным свойством: они, как советская (и по счастью!) не совсем устаревшая фотоплёнка, сохраняют, фиксируют то, что нам особенно дорого.

   Так сказать, наши "вспышки счастья"...

   Но и "вспышки горя", к сожалению, тоже...

   Господа мои!
   Память к нам безжалостна, как опытный, нестарый ещё хирург, который хладнокровно, и глазом не моргнув, вырезает из нашего бренного тела злокачественную, опасную для нашей жизни опухоль.

   Вырезает, чтобы помочь нам.
   Это бывает очень больно.
   Но это необходимо.

   Но я не об этом сейчас хочу рассказать...

   Друзья, вы помните своё первое слово?
   Самое первое, с которого и начинается осмысленная речь?
   Нет, наверное?

   Да и мне иногда казалось, что я его не помню.

   Да и кого об этом по прошествии лет спросишь?

   Разве что маму...

   Каким оно было, ваше первое слово?

   Скорее всего этим словом было "МАМА". Или "ДАЙ".

   Их говорят практически все годовалые ребятишки, если не случается ничего
   экстраординарного.

    У Владимира Высоцкого, к слову сказать, это было слово "ОГОНЬ".
   (Об этом вспоминает его вторая жена Людмила Абрамова, ссылаясь на слова его матери Нины Высоцкой...)

    У моего сына Владимира, названного в честь Владимира Высоцкого, первым словом стало слово "heiss" (по-немецки - "горячо").
 
    Есть перекличка?

    И научила его этому слову его воспитательница Кристель Касснер.

   Мы тогда жили в Германии, в городе Галле, поэтому мой сын произнёс первое слово на немецком языке.

   А дело с Володиным первым словом было так.

   Фрау Касснер (назовём её так!) как-то поднесла Володину небольшую, младенческую ещё  ладошку, к нагретой конфорке электроплиты, и, чтобы предостеречь его, что она горячая, вкрадчиво и негромко произнесла, обращаясь к нему: "Das ist heiss, Wladimir, das ist heiss!"

("Это горячо, Владимир, это горячо!")

   Володе тогда было года полтора.
   Она хотела научить его осторожности.
  (Чтобы маленький ребёнок, так сказать, понял, что плита - горячая, и не прикасался к ней...)

   Это было своеобразное предупреждение.

   Первый урок.

   ("Мол, Владимир, не трогай горячего!").

    И Володя начал мило (и совсем ещё неосознанно лепетать!): "ась! ась!" (то есть "heiss! heiss!")

   Кстати, несколько слов о фрау Касснер.

   Она была очень приятной немецкой женщиной лет сорока пяти.
   Тёмные, средней длины волосы, немного небрежно сколотые недорогими пластмассовыми заколками. Джины. Неброские, неярких, ненавязчивых оттенков блузки...
   И вежливоть. Неистребимая немецкая корректность. Благовоспитанность.

   Работала Кристель Кассен дзаведующей яслями.

    И ясли эти находились недалеко от нашего дома в городе Галле, где мы с бывшим моим мужем Станилавом Зайцевым учились тогда в Универитете имени Мартина Лютера.
   (Я - на факультете германистики и англистики-американистики, он - на факультете музыковеденья).

   Фрау Касснер на первый взгляд была благополучной немецкой бюргершей.
   Она была замужем, имела двух детей, фамильный дом, доставшийся ей по наследству от отца (я даже помню адрес: Eichenweg 9 (Дубовый проезд 9).

   Но была в её жизни и трагедия.
   Большая материнская трагедия, с которой она, вероятно, не смирилась до сих пор.

   Она потеряла двух детей.

   Два её ребёнка (сын и дочь) родились мёртвыми.

   Всего у неё было четверо детей (двух она выходила, двух потеряла).
   Но, как говорится, "нет худа без добра".

   Кристель Касснер всю свою душу, всю любовь отдала малышам, которые посещали её ясли: старательно и терпеливо делала с ними поделки, водила на Рождество хороводы, пела, разговаривала, читала имсказки...

   И многим ребятишкам (я в этом уверена!) она заменила мать.

   Фрау Касснер!

   Если Вы когда-то (а пути Господни неисповедимы!) будете читать эти строки, то позвольте мне от всего сердца поблагодарить Вас за Вашу доброту, за Вашу материнскую любовь к моим детям, за счастье, которое Вы им (и мне!) подарили.
   От всей души желаю Вам и Всем, кто Вам дорог, счастья и благополучия.
   Пути Господни, как говорится, неисповедимы, и, возможно, Вы (или Ваши дети) когда-нибудь прочтёте эти строки...
   Пусть  Вас всё будет хорошо!
   Шлю огромный и тёплый привет Германии и надеюсь, что мы с Вами непременно когда-нибудь увидимся...
    Простите великодушно, что пишу эти строки на русском языке.
    Но я почему-то уверена, что они какими-то путями долетят до Вас.
    Отпускаю их, как вольных почтовых голубей, в неизведанную путь-дорогу...

   Но я, братцы-кролики, отвлеклась.

   О чём бишь я?

   О моём (и вашем!) первом слове.

   Уверена, что оно живёт где-то в вашем подсознании.
   И время от времени всплывает на поверхность, чтобы потом снова уйти глубоко на
   дно...

   А теперь я расскажу о моём первом слове.

   Помню его из рассказов отца и матери.
   Они смеялись, рассказывая об этом.

   Уж больно смешно выходило: меня научил говорить- ГРИБ!

   Да-да, именно ГРИБ, который принесли после похода в лес мои молодые родители.

   Я родилась осенью, в начале октября.

   В самую что ни на есть "грибную" пору, когда из-под сухих еловых иголок то тут то там высовываются красно-коричневые бархатно-маслянистые шляпки подосиновиков и подберёзовиков, а на пригорке или посреди весёлой солнечной полянки можно найти целую семейку крупных, крепеньких, словно с обложки детской книжки - белых грибов...

    Ну, раз я родилась осенью, то и заговорила ровно через год - тоже осенью...

    Мои родители тогда жили в Подмосковье, в Люберцах.

    Они тогда были молоды и, вероятно, счастливы.
    И очень любили ходить за грибами.
    Иногда вдвоём.

    А иногда отец ходил и один...

    А мама (ей в ту пору было двадцать пять лет) оставалась дома со мною...

    Итак, мой отец брал острый нож (ибо грибы, по его мнению, нужно не выворачивать, а именно срезАть), старую, средних размеров корзину (их у него было несколько и все разные!), надевал резиновые сапоги, выцветшую серо-зёлёную крутку (смутно её помню. Или она залетела в мои воспоминания из более поздних времён?), вязаную шапку - и шёл по грибы.

   Он мог пропадать на грибной охоте (а это, согласитесь, тоже "охота"!) часами. Иногда на это уходил целый день.
   Хороший день: нежаркий, подмосковный, осенний...

   Возращался мой папа после такой грибной охоты всегда умиротворённый, довольный, в хорошем настроении.

   И иногда что-то негромко напевал себе под нос.

   Однажды, придя домой после "грибной охоты", мой отец очень захотел показать мне свой главный трофей: огромный подберезовик.

    Гриб был великолепен.
    Это был Царь-гриб.
    С большой, красивой, яркой, чуть влажной шляпкой и длинной, изжелта-белой, немного махровой наощупь, в черноватых оспинках-отметинах ножкой, кое-где даже чуть-чуть надгрызанной слизнями...

   Поделюсь секретом: это, друзья мои, гарантия того, что гриб - съедобный: ядовитые грибы слизни и прочая мелкая живность обходят стороной...
   И правильно делают!

   Но возвращаюсь к своим воспоминаниям.

- Света, смотри, ГРИБ!, - сказал мне тогда папа.

  Присел на корточки - и бережно, как настоящую драгоценность, передал свой трофей - мне.

  Да, это был именно ТРОФЕЙ!
  Принесённый из лесу гриб...

  Этот ГРИБ был даже не трофеем - ДРАГОЦЕННОСТЬЮ! (не только для отца, нашедшего его, но и для меня, его годовалой дочки, только-только научившейся ходить).

  Это было - СОБЫТИЕ.
  Я впервые в своей жизни увидела - ГРИБ.

   Получив от отца этот ценный дар, я на какое-то мгновение замерла, от восторга приоткрыла рот.
   И побежала с ним по комнатам, видимо, желая показать папин подарок всем-всем-всем.

   "Бгыбга!", "бгыбга!" - громко и радостно твердила я. 

   ("ГРИБ!", "ГРИБ!").

   Это и было моё первое слово.

    Признаться, ноги держали меня тогда ещё не очень крепко (это были мои первые шаги).

    И вдруг я - УПАЛА.

    Упала, впопыхах, с разбегу споткнувшись обо что-то - или просто от восторга не устояв на ногах.

    ГРИБ выпал из моих неловких ещё детских рук.

    Он сломался: у него отлетела шляпка.

    Лесное чудо, оказавшееся таким хрупким, перестало быть - ГРИБОМ.
Живым существом - со шляпкой, с ножкой...

   (Я чуть не написала "с глазками". Но раз ГРИБ был ЖИВЫМ, то я не удивлюсь, если вдруг окажется, что у него были - ГЛАЗА!)

    ГРИБ - ПОГИБ!

   Думаю, читателям не нужно описывать первое детское горе, обрушившееся тогда на меня.

   Я плакала над ГРИБОМ, как над живым человеком, неожиданно меня покинувшем...

   Но мой молодой отец (надо отдать ему должное) быстро нашел выход из положения: он поднял с пола ГРИБ, осторожно взял в одну руку взял шляпку, в другую - ножку -- и снова соединил их.

   - Света, смотри! Снимается-надевается, снимается-надевается!, - радостно произнес он.

   Я застыла в изумлении: шляпка действительно "снималась-надевалась" - и ГРИБ снова волшебным образом снова становился - ЦЕЛЫМ.

    И никакие падения его неуклюжей обладательницы ему были не страшны!

    Кстати, эту же интонацию ("снимается-надевается!") я, будучи уже совсем взрослой, неожиданно услышала в мультфильме про Винни-Пуха.

   Помните, как говорил ослик Иа-Иа, радуюсь подаркам своих неуклюжих друзей: лопнувшему воздушному шарику и пустому горшочку из-под мёда: "Входит - и выходит!"?

   Вот-вот, это именно она!

   Именно она, эта счастливая, успокаивающая интонация, тогда, наверное, и спасла меня: я поняла, что ничего страшного, собственно, не произошло.
   Что всё хорошо.
   Что ГРИБ, слава Богу, цел.

    То-то было счастье!

   ...Так что нас с осликом Иа-Иа, братцы мои, уже двое: мы с ним радуемся вещам, которым никому другому и в голову не придёт радоваться...

    … А слово "Бгыбга" (ГРИБ) так и осталось в семейной истории, как моё первое слово.

    Не упади я тогда, не отлети тогда у ГРИБА шляпка - и всё, возможно, сложилось бы иначе...

    И это только одна из многих и многих историй про моего отца.

    Что ж, буду записывать, буду воскрешать их в памяти, ибо это - драгоценно, как ГРИБ, как первое слово, произнесённое мною вот уже (страшно подумать!) полвека назад...

    ...Много слов было произнесено и написано с тех пор...
    Мною (и не только мною!).

     Большинство из них стёрлось, уплыло, растворилось в воздухе (и в памяти) невесомыми полупрозрачными облачками.
      ПАром, слетающим с губ в январский мороз...

     А вот слово "Бгыбга" - осталось. И оно будет со мною всегда, ибо от того, каким было первое слово, зависит вся Судьба человека.

     Вы со мною согласны?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ:)

                Москва, 2 декабря 2022

ФОТО: Интернет