Сказки Красного камня

Сергей Галикин
Сказки Красного камня
Рассказ
            Они сидели рядышком на чуть скользком от вековых  поцелуев волн и красном от времени плоском камне и его правая рука ладонью вниз лежала на  еще теплом от долгого тропического дня каменном теле. Левая рука чуть касалась ее голой талии и слегка приобнимала ее,  по-юношески очень робко, только кончиками пальцев.
         Их пятки были в море и море сегодня решило не отпускать их туда, в веселые скопища гремящих весельем и музыкой ресторанчиков и бунгало, сияющих от миллионов  разноцветных огней эстрад и кафешек и тысяч-тысяч беспечно веселящихся  людей.
Море все решило сегодня само, за них.
      Она равнодушно смотрела на угасающий морской закат и его маленькое далекое солнце, сомкнув полные губы, слушала его, чуть склонив голову с мокрыми волосами набок.
-Ты знаешь… Лолита. А ведь это все верно, правильно. Жизнь ведь правильно распорядилась с… нами.
-Что правильно, Серджио? – она лукаво улыбнулась и снизу вверх, бросив черную волну своих волос в океан, широко раскрытыми глазами посмотрела на него.
«Ах, как же ты поседел, Серджио… И куда ж девался тот скромный черноволосый мальчик, так наивно бросившийся ухаживать за мною… Сорок лет назад. Сорок лет!»
-Да все верно. Мы бы никогда не были с тобой счастливы, сведи нас тогда судьба.
-Не были бы счастливы… Отчего же, милый мой… друг? – она уже с нескрываемым женским любопытством, так же снизу вверх,  впилась в его в полуприкрытые от свежего ночного бриза глаза и как бы невзначай взяла в свою маленькую ладошку его левую ладонь и покрепче прижала к своей еще мокрой от купания в ночном океане талии.
     Он долго молчал, чуть заметно шевеля губами, будто что-то повторяя про себя. Казалось, он наслаждается своим молчанием. Тихо проговорил, туда, в догорающий закат, не поворачивая головы:
-Невзрачный, со шрамом на лице, невысокий паренек… И первая красавица университета. Ты слишком красива, а я слишком ревнив. Мы бы только мучили друг друга! И ничего хорошего такой брак не сулил бы. Ни тебе, милая, ни мне!
     Уставшее за целый день море, засыпая под тихий шум волны,  ласково шептало свои вековые песни, обнимая и щекоча их лодыжки. И от этого не хотелось грусти. И воспоминаний.
-Но и не это самое главное. Это все… мелочи и может быть, мы бы справились с ними.
-Не это? А что же тогда…
       Он вдруг повернул к ней свое давно  огрубевшее от холодных ветров и невзгод жизни лицо и даже чуть наклонился к ее лицу:
- Ты никогда не променяла бы сытую и яркую жизнь светской красавицы на ту, которую разделила со мной та, что потом стала моей женой. Никогда!
   Она резко выпрямилась и отобрала у озорника-океана и свои мокрые волосы и уже чуть полноватые ноги быстро стареющей красавицы. Его волосатая левая рука безвольно повисла вниз, не смея теперь коснуться даже красного камня, на котором она сидела.
-Откуда тебе знать… Вы, мужчины, хоть и живете всю жизнь рядом с нами, а ни черта нас не… Знаете! Может быть и я пошла бы с тобой… Если бы я…
-Куда?! – задохнулся он, - ты… Куда ты с твоей… этой… неземной, безумной… этой хрупкостью… В джунгли, в болота, под пули и мины карателей Диктатора?! Где нет ни … ничего же нет!! Только смерть и…
    Она молчала и ее чудная, все еще черноволосая и вся мокрая от волн головка склонилась над водой.
-Ты помнишь, Лола, у меня был тогда… шрам, небольшой такой? А ты знаешь, сколько их теперь… И все это ведь…
-Серджио... Она рожала тебе… Детей?
-Конечно, у нас теперь трое мальчиков… Правда, они уже выросли.
-Там, в этих… Твоих болотах?
       Он глубоко вздохнул, отвернулся и уже теперь равнодушно смотрел на чуть заметную багровую полоску вечерней зари, быстро исчезающую на западе. Тихо выдавил:
-Там, где же еще… А ты? Рожала ему? Тому, кто…
-У нас взрослая дочь. И она... А с ним… Мы давно не живем вместе.
-Я это знаю. Мне ведь нельзя было…
Она медленно подняла свои повлажневшие глаза. И вдруг их взгляды встретились...
Она прожила без него веселую, полную счастья, с бурными романами и горькими разочарованиями, светскую жизнь. Она тысячи раз в сиянии разноцветных огней праздника видела глаза мужчин, глаза голодных самцов, очень породистых или совершенно маргинальных, соловеющих от своего желания, глаза, устремленные прямо в нее, в ее молодое тело, в ее неземную красоту. И тогда она уже годам к сорока научилась хорошо отличать во взгляде мужчины простое вожделение от хорошо прикрытой лестью и любовной болтовней греховной похоти.
А тут она невольно вздрогнула.
Такого взгляда она в своей жизни еще ни разу не встречала.
В его серых, чуть подернутых грустью глазах она увидела само Чувство.Самое настоящее Чувство.Никогда до этой минуты своей жизни во взглядах всех мужчин, которых она знала и познала,  она не встретила глубокого, живого, дышащего и проникающего в самую ее глубину Чувства.
   Она много раз, много десятков раз от часто возникавших в ее жизни романов и просто увлечений с мужчинами уносила с собой их страстные горячие, просто фантастические разговоры о любви к ней.И она, конечно же, сотни раз слыхала от них про их чувства.
Но само Чувство она ни разу не видела.
Она даже ни когда и не догадывалась, что Чувство можно увидеть: ведь оно не золотая диадема, не дорогой перстень,не модный наряд, а всего лишь Чувство...
             И, чтобы не потерять, не уронить в океан, чтобы это Чувство никуда от нее не ушло, не скрылось, чтобы оно навсегда не растворилось в этом багровом океанском закате, она вдруг вскочила с камня и, захватив его ладонь, повлекла его на берег. Там она упала в еще теплый песок и, запрокинув раскосмаченную голову, раскинула полные руки:
-Иди ко мне… Теперь все можно… Все!! Рожать не обещаю, а вот… Иди… Иди же...
          Он вздрогнул, совсем как когда-то в молодости, горячая волна какого-то необъяснимого озноба родилась где-то в груди, прошла по всему его телу и тут же погасла внизу живота.
      Сделавши пару шагов, он остановился и тупо смотрел на ее в мелких пупырышках, чуть дрожащие от свежего ветерка ноги, низ живота, уже изрядно выпуклый, чуть прикрытый черной полоской плавок, расплывшиеся под купальником небольшие, совсем еще девичьи  груди с едва заметно выступающими сосками.
О! Дорого он бы дал за этот миг тогда, сорок лет назад!
            А теперь перед ним, вот так вот, просто, такая близкая, доступная, вожделенно улыбающаяся, лежала, протягивая к нему руки  на песке она, та, которую он так любил тогда, мальчишкой-студентом, которой он грезил еще потом много-много лет, живя с другой женщиной, в которую он влюбился не сразу, а уже потом, по жизни, перед ним теперь лежала та, которую он любил, любил каждую минуту, пропадая в сырых фронтовых землянках, умирая от ран в госпитале и которую теперь почти позабыл, та, которую судьба неожиданно послала ему только теперь, на этом берегу, в этой точке земного шара, когда…
И вдруг все пропало!
      Пропал, растворился сегодняшний день, так неожиданно, так сказочно  подаривший ему ее, пропали все его дела и хлопоты, связанные с покупкой этой старенькой яхты,  с трудными переговорами с редактором крупнейшего на континенте издательства, вдруг пропала, куда-то ушла и вся его жизнь, жизнь, случившаяся уже  после нее, она, эта жизнь вдруг, как призрак, испарилась, исчезла, как туман, как видение, как будто ее и никогда и не было!
           Перед ним была она, та, другая, которой тут, на этом теплом берегу  не было, и не могло быть, и которая твердо шла за ним следом, не отставая, всю его жизнь.
           И она тянула к нему свои  полнеющие руки. И от этих рук шло ее благодатное тепло. Тепло, к которому он привык.
    А позади, за его спиной, великий и вечный Океан все так же шелестел волнами, привычно и буднично разбивая их  о прибрежные камни. И он вдруг подумал, что и наши человеческие иллюзии, заблуждения,  и наши человеческие страсти так же легко рассыпаются, если мы сами вдруг поглядим на них с другой, обратной стороны и узнаем, что это всего были лишь иллюзии.
         Была уже глухая полночь. Он молча, внимательно всматриваясь в ее хмурое лицо,  высадил ее у гостиницы. А она только что, этим таким прекрасным  вечером у того красного камня на берегу Океана испытавшая то, что рано или поздно грозит каждой стареющей красавице – быть однажды отвергнутой мужчиной, вся в плену каких-то своих мыслей, так и не взглянула в его лицо.
Он даже не сказал ей "прости" - ведь такое ни одна женщина не простит никогда.
        На следующее утро она улетела домой, в Европу, в свой, ему неведомый мир.
           А он так и остался сидеть короткими вечерами у моря, ловя обветренным лицом первое дыхание теплого пассата, зорко, словно чего-то ожидая,  вглядываясь в пустой  горизонт.
      Там, на древнем, вылизанном океанскими волнами красном камне он и умер спустя несколько месяцев. Рассказывали, от сердечного приступа.
А кто-то перед его могилой сказал:
-От одиночества.
Но на это никто не обратил внимания.

25.06.2021