Уроки игр с человеческим разумом

Олег Калинка
Спектакль «Заводной Апельсин».
Режиссер – Дмитрий КРЕСТЬЯНКИН
Художник – Анастасия КОТОВА
Художник технолог, изготовитель декораций – Алан САЙМИН.
в ролях:
Александр ХУДЯКОВ, Дарья ЗМЕРЗЛАЯ, Андрей ЖИЛИН, Владислав МЕЗЕНИН,
Алина КИКЕЛЯ/Анна МАДЕРА, Максим ШИШОВ.
Камерный Театр Малыщицкого, Санкт Петербург. Премьера 12-13 Июня 2021.
В спектакле «Заводной Апельсин» Дмитрий Крестьянкин предлагает нам сценическую трактовку одноимённого романа Энтони Бёрджеса, принадлежащего к литературным парадоксам двадцатого века. Это произведение с момента его выхода в свет до наших дней постоянно привлекает к себе внимание читателей разных поколений, а показатели популярности романа могут претендовать на высшие позиции в Книге Рекордов Гиннеса. Сюжет и замысел этого романа является мощный творческих триггером и фактором, инспирировавших мириады творцов искусства на создание собственных трактовок и произведений, развивающих мысли и идеи, запечатлённые в этом произведении, одновременно сюжетное пространство этого произведения становиться объектом многочисленных исследований в области философии, психологии и ряда других наук.
В этом произведении Бёрджес фокусирует наше внимание на истории обыкновенного паренька с рабочей окраины, которую он облекает в форму философского романа в футуристической оболочке, с ярко-выделенным оттенком антиутопии. Эту литературную конструкцию Бёрждес превращает плоскость разностороннего исследования тенденций человеческого общества, различных взглядов и пониманий концепций существования человека. В это особое сюрреалистическое пространство Бёрждес интегрировал проекции различных философских взглядов и концепций, а также различные футуристические теории и многие другие факторы, доминировавшие в мире конца шестидесятых.   
Дмитрий Крестьянкин в своём сценическом обращении к этому культовому произведению двадцатого века фокусирует наше внимание на философском поиске Бёрджеса, его изучении пространства существования человека, на поиске понимания концепции мировозрения человека, формата его взаимоотношений с окружающим миром и восприятии его реалий. В спектакле «Заводной Апельсин» Крестьянкин полностью сохраняет фабулу романа произведения, сложный философский поиск Бёрджеса, который он освобождает от влияния эпохи. В этой форме сюжетной экстракции эра рок-бунтарства, движение битников, агрессивные волны сексуальной революции и другие яркие артефакты времени вынесены за скобки сюжетного пространства. Их очертания угадываются в этой истории, но в своём присутствии они не уводят наше внимание от истории паренька по имени Алекс (Александр Худяков). В пространстве этого образа его автор-создатель завуалировал черты другого легендарного антигероя - разбойника и врага общества Робина из Локсли или Робин Гуда. В этой истории паренёк с рабочей окраины Алекс, также как и его легендарный прототип является харизматичным персонажем, привлекающим к себе внимания людей и философом – интеллектуалом. Сложносоставная конструкция его образа, объединяет в себе черты смелого персонажа полу- криминального мира и образ интеллектуала - философа созерцающего окружающий его мир.
В этой индивидуальной проекции антигероя - Робин Гуда нашего времени: страх, насилие и жестокость являются инструментами, которые используются им для достижения его целей, но при этом обширное их применение не является для него самоцелью и возможностью самоутверждения в человеческом обществе. В нашем изучении его модус операнде концепция применения этого мощного инструмента основывается на идее безальтенативности, Алекс в своём понимании целей и задач собственной деятельности обращается к нему в случаях когда (в его понимании) нет иных возможностей для осуществления и воплощения своей миссии. Эти сюжетные ситуации предоставляют нам возможность проследить этот процесс с момента его зарождения, наблюдать его проявление в экстремум точке и увидеть его результаты на финальной стадии, в точке развязки. В этих ситуациях инициация использования насилия происходит при возникновении особых ситуаций, в которой концентрация факторов достигает своего максимума м выводит Алекса из состояния эмоционального равновесия. В этой точке происходит срабатывание эмоциональных триггеров, приводящих к использованию инструмента насилия в качестве единственного пути достижения поставленной цели.
В спектакле Дмитрия Крестьянкина одним из инструментов познания образа мышления Алекса является язык повествования его истории, его лингвистические основы и особая палитра интонаций, которая позволяет приблизить эту историю к реалиям нашего времени. В этом сценическом воплощении культового романа двадцатого века Крестьянкин полностью переносит авторский контекст, но форматирует его лексическую основу, которая насыщенна артефактами и понятиями буйных шестидесятых. Наратив Алекса в спектакле опирается на понятийный словарь нашего времени с обильным использованием англицизмов, которые носят характер смысловых точек – понятий, они придают этому повествованию особую драматическую рельефность и емкость. Использование этой особой лингвистической палитры позволяет нам проникнуть в паттерн его мышления и восприятия окружающего мира, одновременно этот особый языковой контент позволяет Крестьянкину нивелировать временной фактор Бёрджеса и передать контекст, произведения великого писателя поколениям зрителей двадцать первого века.
Образ Алекса в спектакле «Заводной Апельсин» многокомпонентный, в нём компонента несущая насилие парадоксально соседствует с интеллектуальной основой, которая придаёт его портрету очертания утончённого интеллектуала-философа. Это соединение противоречивых компонентов в пространстве одного образа, возвышает его образ над людьми окружающими его в повседневной жизни и выстраивает вокруг него зону отчуждения. В пространстве этого мира он чужой, так как его парадигма существования отличается от окружающих его людей, она не базируется на утилитарной идее использования насилия в качестве метода обогащения, деньги и богатства не являются самоцелью его существования. Его тенденции и устремления показывают нам, что Алекс не хочет следовать поведенческим паттернам и в нём мы наблюдаем ярко выраженное желание следования собственной тропой жизни и сохранения своей индивидуальности.
В сценической проекции жизни Алекса выделение его индивидуальности на однородной поверхности общественного пространства создаётся через визуализацию многомерности его образа и шаблонности образов людей его круга общения. В спектакле этот замысел осуществляется с помощью коллекции характерных масок, которые помогают детализировать образы людей и паттерн их восприятия Алекса. В этой картине его социализации мы приходим к пониманию, что его стремление к индивидуализму создаёт основные предпосылки для главного конфликта его жизни, построенного по формуле «индивидуальность vs общество». Наше изучения этого конфликта осуществляется в различных ситуациях, в которых мировоззренческая система и парадигма его существования вступает в контрадикцию с общепринятыми тенденциями и трендами. В сюжетном пространстве эти ситуации иллюстрируют различные попытки общества форматирование индивидуальности Алекса и его мировоззренческой системы. В них общество пытается форматировать его в соответствии с шаблонами нормальности и таким образом превратить в человека, абсолютно подконтрольного системе. В этих попытках мы наблюдаем наслаивание конфликтов, при которых общество в своём желание трансформировать преступника – врага общества в абсолютно-положительного персонажа сталкивается с контрадикции собственных идей и пониманий.
Этот конфликт внутри конфликта приводит к ситуации, в которой попытка изменить поведенческие паттерн и мировоззрение Алеса с целью доведения их до параметров идеалистического образа человека времени, сталкивается с классической контрадикцией идеалистических взглядов и повседневных реалий жизни общества. В этой ситуации мы видим нежизнеспособность идеалистической модели-видения человека и его взаимоотношений с обществом, в результате которых происходит превращение человека в объект нейро-лингвистического манипулирования. В истории Алекса проецирование этого конфликта идей превращает его в объект эксперимента, который заканчивается провалом, так как в его результате ни одна из поставленных целей не достигается. Эта катастрофичная ситуация жизни Алекса преодолевается им благодаря его интеллектуальной составляющей и его индивидуальности, которые не подверглись форматированию. Эти доминанты его внутреннего мира открывают ему пути для возрождения и позволяют ему в тупиковой ситуации его жизни переосмыслить концепцию своего существования и подвергнуть критическому анализу паттерн собственной жизни и концепцию существования людей окружающего его мира.
В портрете этого антигероя Крестьянкин создаёт образ человека, активно сопротивляющегося агрессивному влиянию среды, которая форматирует его собственную жизнь и жизни окружающих его людей. В этой тенденции инициаторы этого процесса  пытаются превратить его в абсолютно управляемого, механистического персонажа, который полностью подконтрольный и абсолютно лишен индивидуальности, которая заменить в нём набором стереотипов и утилитарных потребительских амбиций и целей. В этом сюрреалистическом сюжете раскрытом в романе Бёржеса и воплощенном в этом спектакле есть много, того что сегодня давно присутствует реалиях нашего существования в повседневности двадцать первого века. Спектакль Дмитрия Крестьянкина предоставляет нам уникальную возможность уроков познания синдрома «Заводного Апельсина» нашего времени изучение, которого позволит каждому из нас избежать экспериментов над нашим сознанием и остаться человеком во всех смыслах этого слова.
Видеофрагмент спектакля и его анализ опубликован на моём авторском Youtube канале «Мой Не_Критический Взгляд»:https://youtu.be/YVJnzeZGtFc