Рассказ об Иване Тимофеевиче

Вадим Ирупашев
     Иван Тимофеевич, разливщик в литейном цехе автомобильного завода. Разливал он чугун, вплоть до выхода на пенсию. И видимо неплохо разливал, если в передовиках производства числился, на заводской «Доске почета» висел и за свои трудовые подвиги медаль «За трудовое отличие» получил.
     Но и пил Иван Тимофеевич сильно. Человеком он был смирным, но выпив, мог броситься в драку, а бывало по пьяни-то и жену свою Катерину поколачивал, но не сильно, а так, для острастки.
     А бывало, после рабочей смены, Иван Тимофеевич приходил домой с приятелями по литейному цеху, и сидели они до полуночи за столом, пили водку, рассказывали похабные анекдоты и, случалось, что кто-то из гостей уже не мог самостоятельно подняться из-за стола, и его оставляли на ночь.
     И для Катерины такие вечера были муками адовыми, бывало в угоду развеселой компании Иван Тимофеевич заставлял Катерину-то плясать перед гостями и петь песню «Во саду ли, в огороде девица гуляла».
     Как-то, когда Иван Тимофеевич уже на пенсии жил, получил он из администрации завода приглашение принять участие в празднике по случаю юбилея завода. Ну, Иван Тимофеевич и рад был и, в предчувствии встречи с бывшими коллегами по работе и предстоящей выпивки, приоделся, побрился, причесался, медаль «За трудовое отличие» на грудь приколол и на праздник отправился.
     А домой Иван Тимофеевич возвратился только утром следующего дня в состоянии сильнейшего похмелья.
     И это было бы и ничего, но обратила Катерина внимание на отсутствие на груди мужа медали. А Иван Тимофеевич и объяснить-то толком ничего не мог, а только мычал и глазами хлопал. Катерина же, не убоявшись получить тумаков от мужа, учинила большой скандал, и даже высказала подозрение не пропил ли муженек медаль-то свою с приятелями-собутыльниками.
    Обидно было Ивану Тимофеевичу такое слушать, но сдержался, промолчал и в свою комнату ушел, отдыхать от праздничных возлияний.
     Так и осталось загадкой исчезновение медали «За трудовое отличие» с груди Ивана Тимофеевича, то ли он потерял медаль, то ли у него ее украли. А уже позднее и Екатерина отказалась от своих подозрений, мол, погорячилась, очень уж медаль ей было жалко.

     Но это все уже в прошлом. А сейчас Иван Тимофеевич, старик в преклонных годах, доживает свой век в семье сына Николая. Катерина-то умерла, уж как лет десять тому назад, вот Иван Тимофеевич и соединился с семьей сына.
     Иван Тимофеевич не пьет, давно уж он отказался от этой дурной привычки, из дома не выходит, сил нет куда-то идти и не к кому.
     А лет Ивану Тимофеевичу так много, что можно сказать, мало кто сейчас и живет-то так долго.
     Все сверстники Ивана Тимофеевича уже умерли, а если кто из них и жив, то, поди, уж и забыли его вовсе.
     И сидит Иван Тимофеевич целыми днями в своей комнате, молчит и о чем-то думает. Но о чем он думает никому неведомо. А молчалив Иван Тимофеевич по природе своей, и настолько молчалив, что можно было принять его за  глухонемого.
     Когда-то много лет тому назад, погиб старший сын Ивана Тимофеевича, утонул в реке, и узнав об этом несчастье он лишь и мог сказать: «А я его и не знал». Иван Тимофеевич почти не разговаривал со своими близкими, разве только по крайней необходимости.
     Так бы тихо и дожил Иван Тимофеевич до своего последнего часа, но стали замечать за ним странности. Поначалу-то думали, мол, чудит старик, и даже посмеивались над ним. Но уже скоро всем и не до смеха было.
     Как-то обратился Иван Тимофеевич к сыну с вопросом: «А где мой кошелек?» Удивился Николай, если и был у отца кошелек, то очень давно, а сейчас уж и надобности в нем никакой нет. И даже посмеялся Николай над отцом: «Батя, ты что, в этом дырявом кошельке бриллианты какие прячешь?»
     Вот с этого вопроса о кошельке и начались странности Ивана Тимофеевича. С утра до позднего вечера искал он кошелек, а с вопросом «а где мой кошелек?» обращался ко всем, кто есть в доме, бывало и до десяти раз за день-то. И уж так надоел Иван Тимофеевич своими поисками кошелька, что и избегать его стали. Сноха Наталья сказалась больной и не выходила из спальни, а внук Петька уходил из дома рано утром и возвращался поздно вечером.
     И уж невмоготу всем было, и чтобы как-то успокоить старика, решили подбросить ему кошелек, купленный в магазине. Вспомнили, что когда-то был у Ивана Тимофеевича кошелек, кожаный, коричневого цвета, величиной с ладонь, с одной кнопкой и двумя отделениями внутри. Такой в магазине и купили.
     И когда Иван Тимофеевич в очередной раз спросил: «А где мой кошелек?», то и показали ему на тумбочку, мол лежит там твой кошелек на верхней полке. Иван Тимофеевич достал из тумбочки кошелек, поднес его близко к глазам, долго рассматривал, заглянул внутрь и бросил на пол. «Это не мой кошелек», - сказал он и ушел в свою комнату хлопнув дверью. Родственники, наблюдавшие за стариком, почти уверенные, что подмена удалась, были разочарованы и огорчены. И уже не оставалось у них сомнения в том, что Иван  Тимофеевич сошел с ума. Но обращаться к врачам не стали, еще надеялись, что болезнь эта странная сама собой пройдет.
     А Иван Тимофеевич продолжал с прежним усердием искать свой кошелек. Искал он его в самых разных местах, в шкафах, ящиках столов, цветочных горшках и даже в мусорном ведре и за унитазом. А как-то, в поисках кошелька, распорол Иван Тимофеевич подушки на всех кроватях и высыпал из них паралон.
     И внешне изменился Иван Тимофеевич, похудел, лицо его постоянно было озабоченным, сердитым и плаксивым, но иногда вдруг на лице его появлялась язвительная усмешка. А бывало, впадал Иван Тимофеевич в какое-то странное и необъяснимое состояние, сам с собой разговаривал или спорил с невидимым собеседником, размахивал руками, выкрикивая нецензурные слова.
     А семья-то уж и не знала, как и поступить-то с Иваном Тимофеевичем, то ли сдать его в психушку, то ли уж махнуть на него рукой и ждать неизбежного конца.
     И ждать пришлось недолго.
     Как-то утром зашли в комнату Ивана Тимофеевича, чтобы позвать к завтраку, и застали его умирающим. Лежал он в постели, глаза были закрыты, лицо выражало крайнюю озабоченность, ладонями рук он судорожно шарил вокруг себя и шептал: «Кошелек, кошелек, кошелек...» Глубоко вздохнул и испустил дух.

     А кошелек-то нашелся! Через год, как Иван Тимофеевич-то умер.
     Как-то Николай, по какой-то надобности, на антресоли заглянул и в одной из коробок со старым хламом кошелек-то и обнаружился. Тот самый, который так безуспешно Иван Тимофеевич искал.
    А когда Николай, уже безо всякого интереса, заглянул в кошелек, то поначалу-то и глазам своим не поверил. В одном из отделений кошелька лежала медаль «За трудовое отличие», пропавшая сорок лет тому назад. А рядом с ней квитанция об оплате услуг вытрезвителя. Удивился Николай, но тут же в голове его уже все сложилось. Видимо, в тот, злополучный для отца день юбилея завода, возвращался он домой с праздничного мероприятия будучи сильно пьян, был задержан нарядом милиции и доставлен в вытрезвитель, где и провел ночь, а утром, оплатив услуги, положил квитанцию в кошелек, где уже лежала медаль. Домой же он заявился в состоянии тяжелейшего похмелья и глубокого психологического стресса, ничего не помнил, и все, что происходило с ним в тот день и последующие за ним события как бы стерлись из памяти.
     И только психологи могли бы объяснить, как через сорок лет, уже в преклонном возрасте, Иван Тимофеевич смог восстановить  в своей памяти того далекого дня. А вспомнил он, видимо, все, и праздник по случаю юбилея завода, и коллег-приятелей  по литейному цеху и ночь, проведенную в вытрезвителе, и кошелек, в который положил медаль.
     И получается, искал Иван Тимофеевич кошелек осознанно, знал, если найдет кошелек, то найдется и медаль. Искал он не кошелек, а медаль.
      И вдруг, одна мысль, ужасная  своей простоте, пришедшая как бы из ниоткуда, поразила Николая: «А ведь отец никогда не узнает, что медаль нашлась.» И от осознания неумолимости и несправедливости смерти и бессмысленности жизни, Николаю до боли в сердце стало жалко отца, и он зарыдал. И сжимая в руке медаль, захлебываясь слезами, он повторял эти страшные слова: никогда не узнает, никогда...