ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Поручик проснулся от холода и сырости. Листья, на которых он лежал, оказались мокрыми – ночью прошла сильная гроза, да такая, что влага, стекая со скалы, легко проникла в верхнее отверстие расщелины.
Одежда, что была на нём, почему-то пахла дымом костра и запахом какой-то пахучей травы, да ещё оказалась изодранной и почти вся промокла, большей своей частью на спине. Руки были исцарапаны до крови. В расщелине чувствовалась прохлада, дрожь охватила всё тело.
Но, что его встревожило больше всего, так это ветки, которыми он прикрывал вход – их не оказалось! Исчезли и камни, которыми он плотно закрыл все щели – это Николая окончательно насторожило:
– Кто здесь? Что решили в прятки поиграть? Входите, поговорим по душам!
Для обороны встревоженный Бородин хотел было схватиться за кольт, но его почему-то не оказалось в кобуре. Не было и документов, и даже картуза. Это ещё больше озадачило Николая, хотя нож шамана и часы, которым не было цены, оставались при нём.
– Ещё один сюрприз – пакет с документами, кольт и личное оружие пропали – самое важное, это настоящая катастрофа! – разволновался пленник Змеиной скалы. Он безнадёжно, и в тоже время, внимательно разглядывал треснувшие стены и выступы, даже твердь под собой, но ничего не обнаружил.
«Кто же это мог быть? – рассуждал он, – Скорей всего, дело бежавших каторжан. Но тогда забрали бы нож и часы, наконец, сняли бы сапоги, оставили без одежды и, в конечном счёте, убили, а может и съели? Ведь голод – страшная сила! Сколько таких было случаев!»
Бородин был в недоумении – он живой, ничего не терял, а часть вещей пропало.
«Скорей всего я выронил пакет и кольт, когда ветки резал, там и потерял картуз. Конечно, ведь я вчера мертвецки измотался, ища выход, и не мог заметить потери. Это здесь недалеко, надо тщательно поискать».
Потеря документов Бородина очень расстроило, их-за них он затеял весь этот сыр-бор – отправился без гольдов один в Хабаровку по непроходимой тайге.
Николай достал часы, чтобы посмотреть который час, но они почему-то стояли, как ни старался завести – стрелки не двигались. От отчаяния поручик бросил часы на ложе, как ненужную, отслужившую вещь.
– Ещё и часы остановились, по-моему, им пришёл конец, ремонту не подлежат – двадцать лет отцу служили и мне, порядком, одиннадцать.
Шрам, беспокоивший его вчера, к удивлению не болел, но на затылке чувствовалась боль, поручик обнаружил небольшую припухлость.
«Не может успокоиться скала, шутки странные, а
ведь я не падал головой вчера, потерей памяти не страдаю. Духи, что ли поработали, когда я спал – отмутузили, скорей всего, за визит?».
Поручик вышел из расщелины, надеясь найти хотя бы пакет. Следов животных и человека вокруг расщелины Николай не обнаружил, да и трава примятой не была, не оказалось и срезанных веток.
Николай направился к валунам, но поиски пакета ни к чему не привели.
Мокрые валуны, чёрные от дождя, прошедшего ночью, гордо молчали. Не трещали и сороки, сидящие раздутым фонариком, на редком лапнике кедра. Они распушили перья от утренней прохлады. Июньское утро не могло сохранить вечернее тепло.
К своему удивлению Бородин заметил, что голода не ощущал, хотя вчера вечером, когда резал ветки, чувствовал себя дискомфортно.
«Ситуация отвратительная, в Хабаровку идти нельзя – сразу разжалуют и отправят в острог, как дезертира. Ладно, свое направление потерял, а ведь ещё важный пакет».
Поручика охватило смятение, даже почувствовал небольшую боль в области сердца, которая часто стала о себе напоминать. И всё же он решил обдумать ситуацию и принять правильное решение.
«По важности пакета – это ещё, как сказать? Ведь охраной меня не обеспечили – не посчитали это нужным. Путь-то дальний для одного, не восемьдесят вёрст, а все восемь тысяч! А, главное, об этом не было сообщено командованию всё той же Хабаровке. Мне ясно было сказано: – Отправляетесь по доброй воле, там разберётесь по обстановке».
Он вспомнил ситуацию, как сам закидывал рапортами начальство о переводе на Амур. Прямых решений со стороны штаба не было, так как не стояли на берегах регулярные войска.
«Осип был денщиком, да и остался со мной, как родственник – служба его закончилась, на него положиться командование не имело право. А вдруг бы меня в дороге убили, и документы вытащили?» – по деталям рассуждал поручик.
«Погиб Осип, да и Касьян утащил его паспорт, и сам утонул в Амуре».
Николай сел на небольшой подсохший от утренней росы валун.
Полуголая сопка, виновница таинственных деяний, безмятежно сияла в глянце утренних лучей. Вся его жизнь в один миг пролетела перед глазами. Остался он без ничего и никого, без паспорта, без родителей, без Осипа, без крова, даже без оружия. Гол, как сокол, как только на свет народился!
А ведь с самого начало он ни к одной её подсказке не прислушивался, особенно там, ещё в Сретенске. Произошла поломка парохода и задержала его на два дня, и тут же прилипла лихорадка, а потом и в Благовещенске остался дольше, чем на неделю.
Ведь неспроста пропустил сплав, который ушёл за день до его прибытия. Да его душа, и душа Осипа не воспринимала Касьяна. Инстинктивно они понимали, что хозяин лодки скрывает свои тёмные делишки.
От накатившегося волнения Николай привстал. Чувствовалось прилив солнечного тепла, ласкающее лицо и шею. Стали громче шуметь птицы, но мысли работали чётко.
«А может это нелепое недоразумение и к лучшему? Ведь судьба, как бы играя со мной в жёсткие игры, каждый раз посылает испытания, оттаскивает меня за шиворот от моих непреклонных намерений».
Неожиданно сороки затрещали, как бы подтверждая мысли Николая.
«Вернусь я к Неликэ, не зря сердце подсказывало мне – не оставлять её! Она одна у меня осталась в этой сложной жизненной ситуации и очень дорога. А документы постараюсь восстановить. Служить мне ещё надо, жизнь-то, она впереди!» …
Мокрые валуны быстро подсыхали, меняя чёрный окрас на серый, сияя белым крапом. Испарения опушки струились прозрачной дымкой. Тепло возвращалось на опушку.
На громадных камнях стали проявляться спиралевидные рисунки вперемежку с рогами оленя и охотника с луком, которым удивился Николай.
– Как я этого не заметил? Вот, наконец, стало мне ясно, что это настоящее сакральное место.
Это чудо – все валуны в резьбе – невероятно! Доходит до меня предупреждение шамана задним числом. Безусловно – одному здесь бывать нельзя. А ведь когда-то, в необжитом крае существовала цивилизация – так обточить мастерски камень и чем?
Полуобнажённая сопка стала, всё больше, наполнятся солнечным светом. Этому явлению радовались птицы, заливаясь трелями.
Лёгкий ветерок настойчиво доносил терпкий запах цветущей дикой яблони и сладкой липы. Появились на цветках пчёлы и другие жужжащие насекомые-сладкоежки. Начало июня баловало теплом тайгу.
К удивлению Николая, идти было легко, препятствия поручик не ощущал. Да и животных он вообще никаких не встретил. Зря пугал его Чоло тигром и медведем, он даже не увидел обыкновенную белку, лишь стаю сорок.
И ват солнце не замедлило осветить макушки кедров.
Потоки яркого света вывели птиц от оцепенения, и они в одну минуту затрещали, извещая лес своим присутствием. Шумной стаей сороки полетели следом за поручиком.
Николай удачно, без плутания, спустился к подножию сопки и уже через полчаса был на поле с пышущими янтарём жарками.
– Сверну-ка я к берегу, там поляна ярче и богаче. Свежий ветер, дующий с берега, доносил прохладу с привкусом запаха цветов.
Могучая река гордо несла свои воды, скрываясь за горизонтом ползущих сиреневых сопок. Красота Амура и его мощь покорили поручика ещё раньше, там, в звонком и хлопотливом Благовещенске.
Но, здесь, возле Хабаровки, она раскрылась с полной силой и величием своей широтой и непокорностью, расправляя свои плечи.
Дальняя Сибирь, незнающая современной цивилизации, обладающая дикой свободой необжитых мест и удивительной реликтовой природой, волновала и радовала душу Николая, она тянула к себе чарующей неизвестностью.
– Вот он, какой Амур! Никакая река с ним не сравнится, какая торжественная широта! Какая мощь! Какая сила!
Нагружённая мехом и рыбой, разукрашенная по бортам сказочными драконами, сампунга торговца-китайца, медленно шла по Амуру.
Она старалась держаться возле берега на расстояния трёх сажень. На этой же стороне проходила граница с Китаем, и не было нужды с таким грузом, пересекать Амур. Сампунга бы не справилась с мощью волны. И всё-таки судёнышко старалось идти против течения.
Два прищуренных молодца, в красных халатах, сидели за вёслами и гребли изо всех сил. Торговец возвращался домой, весьма довольный и весёлый. Он продал свой товар, раньше своей задумки.
Его яркий халат вместе с чёрной косой, развивался от ветра. Было видно и слышно, как китаец приплясывая, громко пел песню на своём языке, а судёнышко покачивалось, но его это не волновало. Торговля для него была удачной.
На мелководье, возле знакомого островка, поручик заметил братьев Сулунгу и Сурэ. Они, сидя в оморочке закидывали невод. Предстояла заготовка юколы. Братья работали дружно, шумно переговариваясь, половина маленького судна была заполнено рыбой.
Душу Николая обхватила какая-та тихая, умиротворённая и в то же время радостная волна. Настроение его приподнялось, да и тяжесть мыслей рассеялась.
Берег утопал в янтарном соцветии Царь-травы, а лёгкий ветер доносил свежесть вод Амура. Собрав большой букет Купалицы, по знакомой тропе Бородин свернул к посёлку.
Теплое и восторженное чувство нежности охватило всё его сознание. Он возвращался к своей любимой женщине, к своей жене. Он обвенчается с ней, чтобы это ему не стоило!
Лучи утреннего солнца лавой заливали крыши домов и макушки деревьев.
Навстречу поручику, шла его единственная любовь – красавица Неликэ. В это время девушка направлялась к братья, на помощь.
Она не ожидала быстрого возвращения любимого человека, даже в глубине души, скрывала мысли о его потери. Николая девушка увидела ещё издали, слёзы счастья блестели в её глазах …
ЭПИЛОГ
В начале августа 2009 года в Хабаровске жара пошла на убыль, взамен пришли нескончаемые муссоны, несущие богатые влагой серые тучи. Сырая погода обещала появление новой партии комаров.
Уже не было тех знойных и душных дней, как в июле, от которых страдало всё живое. Люди и животные могли свободно вздохнуть и готовиться к зиме.
Нагулявшие жир, четырёхлапые создания суетились возле своих нор. Со сноровкой, которая присущая животным, они затаскивали сухую траву и старый мох, было и так, что и целые ветки с прядями листвы, а сами успели обрасти новым густым мехом.
В педагогическом университете исторического факультета, шла очередная подготовка экскурсии по этническим местам.
Наконец она была назначена на вторую декаду августа, когда погода из гола в год дарило солнечные дни. Студенты, подготовленные теоретически, с нетерпением ждали дату похода …
Утро обещало хороший день, это радовало неугомонную молодёжь. Заказной автобус ЛИАЗ остановился в десяти километрах от города у широкой и вытоптанной тропы, ползущей к гранитной сопке с пиковидной вершиной.
Пожилому руководителю практики этот путь был давно знаком – десять лет подряд, со старшекурсниками, профессор покорял эту замысловатую вершину.
Казалось, что профессор изучил все тайные тропки, непроходимые места и скрытые овраги, и не было ни одного места, чтобы оставалось им не открытым. Но, каждый раз, с последующей экспедицией, учёный находил что-то новое, важное, реликтовое для науки.
И сегодня он надеялся в душе на маленькое открытие, или на обломок предмета утвари, забившийся под валуном, в этом старом обрядовом месте. Давно, очень давно его не посещали гольды, да и мало их осталось в сёлах.
Цивилизация понесла гольдов волной вперёд, в города, в современность бытия. Да и последний знакомый шаман ушёл из жизни Он много ему поведал о жизни своего рода, а молодой, получивший наследие, оказался неактивным.
Сопка, куда направились студенты, была усыпана базальтовыми валунами с нанесёнными на них петроглифами, относящиеся к неолиту, где-то к двенадцатому тысячелетию до нашей эры.
Валуны скрывались за зарослями густого лапчатого папоротника и за колючками кустарниковой аралии. Но найти это чудо не составило труда – протоптанные ранее тропки, змейкой вились почти у каждого камня.
Они были аккуратно выдолблены каменными орудиями. Рисунок закручивался ровной спиралью и чередовался сюжетами охоты и быта. Для местных аборигенов сопка с валунами считалось сакральный и, более того, священной.
Этот малочисленный народ старался, как можно реже посещать сопку. Для них существовал строгий запрет – особенно простым жителям.
Доступ был только для шамана, и то, в определённое время года, или по великой нужде сельчан, когда свирепствовала эпидемия, грозил пожар и голод, или для выбора нового шамана.
Но учёный люд это не останавливало – они считали всё это предрассудком.
Их интересовала история, этнография, культурно-бытовые особенности малых народов…
Без каких либо препятствий, группа молодых людей поднялась на Змеиную скалу. Тропа была заметная, хотя растительность была густая. Всюду лежали валуны, не только под вечно зелёным мхом опушки, но под осыпанными иголками лапника столетних кедров.
Эти древние камни, обросшие мелкой зелёной растительностью, студенты тщательно очищали, затем старательно фотографировали, осторожно переставляя.
С большими валунами студенты справиться не могли, большинство из них были составляющие тела сопки, как будто какой-то великан занимался её дизайном.
Новоиспечённых археологов интересовали «рисунки-автографы» предков, населявших Амур, в них старались расшифровать скрытый мистический смысл.
Но тут группа наткнулась на гранитную расщелину, закрывал вход, которой старый куст боярышника. Она напоминающую берлогу, и студенты решили заглянуть в неё.
– Десять лет восходил на эту сопку, но ни разу не обнаружил эту расщелину. Да, загадочное место! – удивился профессор.
С колючим деревом пришлось повозиться. Пилы не было, но маленький топорик, на всякий случай, прихватил с собой руководитель. Он знал, что могут быть препятствия – лес растёт, старые деревья из-за стихии могут повалиться.
Войти вовнутрь расщелины смогли только трое студентов, вместе с руководителем.
Солнечный свет свободно проходил через широкий верхний свод, освещая всё внутри. В ней было пусто и душно.
На каменистом ложе, с занесёнными ветром листьями, студентка Галина, дочь Григория, неожиданно нашла под ногами, лежащие ржавые, швейцарской марки, часы – они оказались карманные.
Профессор хотел было предупредить о неприкосновенности реликта. Но, было поздно. Цепь от часов рассыпалась сразу, как только вещь взяли в руки.
Удивлению не было конца – откуда здесь этот антиквар? Часам, как потом, оказалось, было почти 180 лет, дата выпуска слегка проржавела, но её можно было разглядеть.