ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
КАМЛАНИЕ
Ночь вдохнула всю характеристику лета. Она стояла душной, прохлада не ощущалась и тепло растворить не могла. Небеса, усеянные звёздами, отражались чистым насыщенным аквамарином на мирно текущей глади Амура. Густая непроницаемая вакса ночи спокойно в себя впитала доверчивый мир природы, он надёжно замер причудливыми силуэтами. Тонкая прослойка тумана стелилась по траве еле заметной пеленой.
Она, как бы предвкушала утром рассыпаться мелкими взвешенными капельками росы, а потом бриллиантом засеребриться на листьях. Воздух наполнился свежим хмелем цветущих трав. Тишину никто не нарушал, спали утомлённые дневной жарой собаки, спали и птицы. Да и петух в курятнике ещё не приступал к своим вокальным обязанностям. Только изредка, как бы опомнившись, стрекотали цикады.
Набросив на плечи китель, поручик вышел во двор. Он так и не уснул за ночь. Головная боль больше не беспокоила. Николай размотал бинт и выбросил, к удивлению повязка почти не впитала кровь, хотя рана кровоточила, когда был вытащен осколок.
– Прав, однако, дед, заживёт быстро.
К своему удивлению, Бородин чувствовал в теле бодрость. Поджидая гостя, отец Григория держал обтянутый рыбьей кожей большой бубен в одной руке, а в другой деревянную колотушку. Летом в доме он не спал, а отдыхал в летней кухне, там и хранились все атрибуты шамана.
Он наряженный в шкурах для камлания, похожий на раскрашенное сказочное существо, нервно расхаживался по двору, посматривая на звёздное небо, которое показывало время камлания.
– Однако, пора Николаю выходить, – пробормотал Самар.
Шамана беспокоило отсутствие Николая, ведь через час будет поздно. Но, тут он заметил гостя на пороге дома.
– Хорошо, успеем до восхода солнца, духи не любят, когда их тревожат на заре или вечером.
Очень редко мы обращаемся к ним днём, только при крайней нужде или бедах.
Бородин увидел наряженного в шкурах и разрисованного красками старика, похожего на индейца, но сделал вид, что не удивился. У Чоло наряд был намного попроще и он рисунком не пользовался.
Он протянул Николаю увесистую вязанку сухого валежника, пятилитровый сосуд с заговоренной водой из родника и свежий пучок травы, запах которой перебивал спирт. Но поручик не стал спрашивать, для какой цели шаман это сделал. Самар сам объяснил появления паров спирта на траве и на дровах:
– Это для огня, сейчас появились обильные росы, а нам нужен сухой костёр. Мне придётся спуститься в самый нижний мир, говорить с духами нижнего и верхнего мира, а это сложно и продолжительно.
Жаль, что наней нет, энергия сородичей быстрей бы помогла вызвать духов. Без них будет трудно камлать. Но, у нас такое дело – чисто личное, что им не желательно знать. Ничего, мы справимся сами.
Не дожидаясь зари, стал рассыпаться туман, и от этого свежий воздух еле заметной, чуть белесой волной обволакивал путников.
Мужчины шли молча друг за другом. Бубен и колотушку шаман старался нести над собой, чтобы не намочить в росе. Наконец, они вышли к знакомой поручику тропе, ведущей к амурскому берегу, но шаман направился намного дальше к небольшому бугру, макушка которого была плоской и без растительности.
Обилие росы появлялось на глазах, поблёскивая на листьях кустарников. Она намочила одежду и обувь, но мужчины этого не замечали.
К удивлению поручика, старик шёл бодро, но всю дорогу молчал, да и Бородину говорить не хотелось. Мысли обоих путников были об одном – что скажут духи?
Наконец, мужчины вышли к берегу. Место для камлания оказалось в стороне от маленького острова. Небольшая поляна была лишена кустарников, а трава была тщательно вытоптана, вплоть до земли, кое-где по краю поляны лежали обрубленные от сучьев брёвна.
– Пришли, однако, присядь на это поваленную берёзу, отдохни с часок. Дай-ка мне твою какую-нибудь вещь, только с ней я могу поговорить с духами.
У Николая был нож, но он ему не принадлежал, оставались только часы. Свой не свежий, в крови носовой платок, он выкинул, да и картуз уронил в расщелину ненавистной сопки. Поручик протянул Самару часы.
– Остановились, стрелки не двигаются. Нужна ли такая вещь, может снять китель?
– Однако, подойдут, – ответил уверено шаман и положил вещь посреди поляны, возле выжженного круглого места от костра, на котором ещё оставался пепел.
Николай никогда не видел камлание шамана. Он с интересом наблюдал за действием ритуала, но уже не с иронией, а с надеждой что-то исправить, с надеждой изменить свою судьбу. От волнения стало колотиться сердце.
Из складок свисающей одежды старик вытащил зажигалку, мгновенно, поджёг пучок свежей травы. Поручик заметил, как легко шаман высек пламя из маленькой волшебной вещицы,
А ведь он тратил иногда больше минуты, пытаясь огнивом высечь искры. Затем Самар обкурил дымом часы, место, где лежали сухие дрова, поляну камлания, себя и самого Бородина.
Следом шаман, бормоча какие-то слова, обрызгал заговорённой водой всё вокруг себя, и остатками воды совершил омовение.
После таких процедур сразу, из захваченного валежника, гольд развёл костёр и приготовился камлать. Он взял одной рукой бубен и поднял над головой, второй рукой колотушку, затем медленно, с нарастающим темпом стал двигаться вокруг костра по кругу, иногда высоко подпрыгивая. Ему это легко удавалась, несмотря на возраст.
Издаваемые им звуки, были похожи на жалобный крик выпи, переходящий тональностью в глухой рёв животного. Самар, продолжал легко, как птица, делать круговые движения вокруг огня, летая, будто невесомое пёрышко, и время от времени подбегал к сидящему Бородину, заглядывая ему в лицо.
Его взгляд был странный, как бы отрешённый, будто он смотрел вглубь себя, а не на поручика. Зрачки шамана иногда крутились по орбите глаз, то влево, то вправо.
Бубен выдавал монотонный звук, совпадая с гортанным пением шамана. Эти ритмичные звуки свободно пронзали всё тело Николая своей вибрацией.
Дыхание поручика внезапно стало частым и тяжёлым, усилилось сердцебиение. Какая-та невидимая волна на него давила и сжимала.
Бородину даже показалось, что он находится где-то в другом мире, перед глазами менялся радугой обзор. Разболелась и закружилась голова, ритм сердца участился, руки и ноги налились свинцом. Но длилось это недолго. А самого шамана временами прошивало голубое свечение.
Николай перестал удивляться всему происходящему, и на эти новые чудеса не стал обращать внимание, со своими мыслями он был далеко.
Огонь костра, то затухал, то снова воспламенялся, разбрасывая высоко искры, а иногда так сильно трещал, казалось, что кто-то стрелял из оружия и поднимался пламенем высотой в сажень…
Время пролетело быстро, на горизонте появилась узкая розовая полоска зари, стал усиливаться лесной шум. Утренняя прохлада совсем не чувствовалась, наоборот нарастал поток тёплого воздуха.
Огонь погас сразу, как будто кто-то его затушил. Уставший и мокрый от пота шаман, был как выжатый лимон. Он, еле-еле, передвигая ноги и уже по-старчески семеня, подошёл к сидящему поручику.
Самар вернул поручику часы и поклонился:
– Николай, ты мой предок – да. да, мой прадед, не удивляйся! Ты, как-то по своей воле, затерялся во времени, то есть добровольно попал в плен, однако, так сказали мне добрые духи. И часы твои не зря остановились – не справились. Видно, ты нарушил какой-то строгий запрет в сакральном месте, а ведь был предупреждён шаманом.
Самар говорил тихо, от усталости он еле шевелил губами, прикрыв и так узкие веки. В таком возрасте сегодняшнее камлание, без энергии сородичей, ему далось нелегко.
После ритуала, душа старика испытывала глубокое потрясение, как и у его молодого предка, сидящего на бревне.
Шаман когда-то слышал от своих сородичей о встречах с предками наяву, но только это происходило в сакральных местах, и конечно, когда шло камлание. А его пращур сам явился, без вызова, да ещё пришёл к нему домой.
– Поэтому Духи тебя перенесли сюда, в наше время, именно к нам – потомкам твоим и Неликэ. Ибо больше в нашем роду шаманов не будет – я последний, – с грустью в глазах сказал шаман, опустил голову.
– О дальнейшей твоей жизни они отказались мне говорить – это запрет. Твоё будущее они старались не показывать. У человека есть выбор.
Поднимая усталый взгляд на своего предка, дед старался уловить, о чём необычный гость думает, и в то же время понимал, что вытащить его из душевного неравновесия он не в силах.
– Николай, а предок ты мне потому, что был мужем моей прабабки Неликэ, однако. Она родила от тебя двойню – голубоглазую дочь и кареглазого сына.
Это сообщение заставило чаще биться сердце паручика, оно даже заныло глухой болью. Самар продолжал:
– И, впоследствии, все женщины в нашем роду рождались с такими глазами, а вот мужчины – нет. В голубых глазах скрыта сила невероятная – это знают и верхние духи, и нижние. И ты обладаешь таким даром, поэтому ты не погиб в безвыходных ситуациях.
Бородин, ещё больше согнулся, сидя на бревне. Он слушал внимательно своего пожилого потомка, не перебивая и не задавая вопросы.
– Я почувствовал при встрече, – продолжал Самар, что ты не чужой мне, однако, я не знал, какая связь между нами. Но была подсказка – ты внучку назвал именем моей прабабки и фамилия твоя Бородин. А ведь сильной шаманкой была Неликэ после Чоло.
Поручик был в оцепенении, повторное потрясение не прошло незамеченным – он продолжать сидеть, как отрешённый и что-то еле слышно бормотал.
«Она носила моих детей, родную кровь, а я тут! ... Как она жила, в те непростые времена? … Неликэ верила, что я вернусь, … ждала меня … Я потерял её навсегда, … мне не вернуть мою семью!... Какой я, дурак, что оставил её! ... Ведь просили братья подождать несколько дней, ничего бы не случилось. … И вообще, мне не нужно было идти в Хабаровку … Да я уже и не хотел …», – мысли в голове Николая путались и крутились роем, одна за другой.
В глазах поручика стоял неестественный туман, затмевавший местность, холодный пот лил с него ручьём. Тела своего поручик не чувствовал, не чувствовал он и боли, которая сковала его всего.
Бородин возненавидел время, в которое попал, оно разрушило ему жизнь, его душевное равновесие, разбило его семью. Ведь и в далёком детстве, как ни странно, он остался один.
– Вы идите домой, а я посижу, мне надо побыть одному, – еле прошептал Николай, не поднимая головы.
– Хорошо, я пойду, однако, а ты посиди,– сгорбившись и пошатываясь, шаман побрёл к посёлку, волоча бубен. Петухи со всех дворов встречали зарю своим горластым вокалом, кое-где залаяли собаки. Утро набирало силу. Деревня шумно просыпалась
Обладая полученной информацией от духов, и осознавая всю ситуацию, шаман понимал – Николай не вернётся к ним, и мешать ему не хотел, да и духи просили Николая не тревожить, и ничего не говорить Георгию.
С болью в душе старик оставил, сидящего на поваленной берёзе своего белого предка, которого он увидел, видно, не случайно, и не встретит его больше никогда, а полученную тайну от духов оставит при себе.
Новый, молодой шаман, из соседнего села, должен получить мастерство камлания от Самара, а вот Георгий отказался, сказал – не его это.
Духи, не только запретили тревожить предка, но и после ритуала пригласить к себе Николая. Они открыли тайну голубых глаз женской половины его рода. И уже голубизна зрачка в следующих поколениях у женщин проявляться не будет, не будет и шаманов.
Пробыв какое-то время в оцепенении, поручик с большим усилием встал, но тяжесть тела он не чувствовал. Не замечая ничего вокруг себя, Николай побрёл вдоль берега. Возвращаться в посёлок он не стал.
Неведомая сила отводила Бородина всё дальше от берега. Не разбирая дороги и спотыкаясь, поручик шёл, не зная куда, но эта сила звала его к себе в тайгу, к загадочной ненавистной сопке.
Беспорядочное плутание Николая по перелескам, которые окружали кольцом сопки, привели к встречи со знакомой тигрицей. На ветке, которая склонилась над трапезой, сидела сорока. её преданная спутница. Она настойчиво стрекотала, напоминая хищнице о приближении человека.
В голове слабо вспыхнул сигнал об опасности, но он не вызвал у поручика никаких эмоций. Для Бородина игра духов продолжалась, и победа, как он был уверен, была не на его стороне.
Внезапное появление ярого зверя не смутило Бородина, мыслями он был в себе, в далёком прошлом, да и жизнь ему казалась никчёмной.
Тигрица узнала путника по запаху, но даже не среагировала на его присутствие, ей он был неопасен. Огромная кошка с жадностью доедала остатки туши изюбря, оставленные сутки назад.
Хищные птицы выжидали своей доли, часть из них подлетала с надеждой ухватить лучший кусок мяса, другая сидела на нижних ветках дерева в ожидании поживиться.
Изодрав одежду, и исцарапав руки и лицо в кровь колючими кустарниками, поручик бродил по тайге целый день, пока не наткнулся на Змеиную скалу.
Как взобрался на неё, Николай не помнил, он даже не заметил, что к вечеру стала портиться погода. Тёмные тяжёлые тучи оккупировали всё небо и повисли над сопкой, окутывая верхушки кедра Вдали вспыхивали росчерки молнии и громыхал раскатами гром.
Ветер стал усиливаться с каждой секундой, срывая мелкие листья и засохшие ветки. Попрятались все птицы, даже не было вездесущей сороки, которая его встретила возле трапезы тигрицы, а потом полетела за ним.
Среди зарослей кедрача и маньчжурского ореха Бородин интуитивно наткнулся на расщелину, которую сутки назад оставил, с надеждой выбраться из плена. Обессиленный Николай лег на старое ложе из прелых листьев, даже не прикрыв свежими ветками вход.
Не то крепкий сон, а может кратковременная потеря сознания его быстро сморили. Ливень не застал себя долго ждать, вода протекала в убежище через узкое верхнее отверстие …
Возле ворот дома, сидя на лавочке, шамана поджидала жена, укутавшись в шаль, и Григорий. Сын очень удивился, что отец вернулся без Николая.
– А где Бородин? Что, он остался на берегу? – настороженно спросил он.
– Николай ушёл, ушёл навсегда, однако,– старый шаман больше ничего не мог сказать. Грудь его вздрагивала, а глаза были мокрые от слёз, но сын этого не заметил. Длинный мех от шкуры головного убора свисал сосульками от вылитой воды и закрывал лицо.
Тайну голубых глаз внучки и дочки он не стал раскрывать Григорию – духи ему запретили.
«Странный был гость, но порядочный – он точно из староверов! Решил вернуться к своим, и это правильно, родителей бросать не надо!» – сделал окончательное заключение Григорий.