Вот и стал мой друг Виктор Андреевич Зелинский директором. Впрочем, он сказал бы об этом иначе: «Я начал работать директором». Первое, что он сделал — перебрался в директорский кабинет. Комнатушка, где он ранее располагался, очень уж его угнетала: не столько теснотой, сколько проблемой кислорода, приходилось все время держать открытой дверь. Занять ее тут же попросился Обоймин.
- Пожалуйста! - ответил ему Виктор Андреевич. - Но имейте в виду: там душновато.
- А вы думаете, в мастерской воздух лучше? - с грустной улыбкой заметил главный инженер. - Вы знаете, как называют наших рабочих? Дети подземелья! В советское время им бы молоко давали за вредность, а сейчас все поотменяли.
- Придумаем что-нибудь, - пообещал Зелинский. - Напишите представление, будем платить надбавки.
На следующий день он собрал всех сотрудников — включая уборщицу - в зале, где обычно проводился Ученый совет — там все спокойно разместились.
- Уважаемые коллеги! - начал он, оглядев внимательно лица еще не слишком знакомых ему людей. - Судьба сложилась так, что ближайшие пять лет я буду руководить этим институтом. В институте есть много проблем, вы знаете их лучше меня, и я надеюсь, что мы с вами вместе будем стараться их решить. Если у кого-то будут предложения, замечания, просьбы — милости прошу, обращайтесь, будем думать и делать. О научной тематике мы с научной частью коллектива будем разговаривать отдельно, а пока что я хочу сказать о дисциплине.
Зал насторожился. Известное дело: новая метла всегда стремится мести чище, чем мела старая.
- Я не буду контролировать: когда пришел на работу научный сотрудник, и когда он ушел. Научная работа — дело творческое. Можно лежать на пляже и обдумывать научную задачу. От научных сотрудников я буду требовать результаты: статьи, доклады на конференциях, и так далее. Остальных сотрудников — лаборантов, инженеров, бухгалтерию — я тоже не буду контролировать с секундомером в руках...
При этих словах народ оживился, стал переговариваться, на лицах появились улыбки.
И тут новый директор неожиданно возвысил голос:
- Но упаси вас Бог, если вы по какому-нибудь делу понадобитесь какому-нибудь научному сотруднику, и он придет ко мне и пожалуется, что вас нет на рабочем месте! Вы все должны понимать: главные в институте — научные сотрудники, именно они создают то, ради чего существует институт — новое научное знание. Именно это я хотел до вас довести сейчас, ради этого вас собрал. А теперь, как говорил некогда наш знаменитый генсек, которого хорошо помнит старшее поколение: «Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!»
Озадаченные «товарищи» разошлись, так и не уяснив толком, какие же это будут цели и задачи, но уже поняв, что их жизнь с этого дня начнет изменяться.
Следующим делом Зелинский решил заменить секретаршу. Светлана, которая одновременно вела и кадровые дела, ушла в декрет, и ее обязанности в последнее время исполняла Марина. Но Марина, как отмечал и сам Белотуров, была дамой довольно бестолковой, приказы и другие документы ей приходилось постоянно переделывать, и Виктора Андреевича это не устраивало. Так совпало, что Олина подруга, та самая Нина Романовна, которая была свидетельницей на их свадьбе, оказалась без работы. А до этого она работала референтом директора солидной фирмы, агентства «Аэрофлота». Вот ей Виктор Андреевич и предложил место секретарши: временно, на три года, пока Светлана не выйдет из декрета.
А еще он сразу отказался от услуг Славы как персонального водителя. «Волга» к этому времени совсем рассыпалась, ее постоянный ремонт требовал больших денег, да и на бензин деньги уходили. Виктор Андреевич объявил на малом директорате (Окунёва, Буре и Обоймин), что их маленький институт вполне может обойтись без директорской машины. Иногда машина нужна, это факт: главбух ездит в налоговую инспекцию и в банк, главный инженер — за мелкими покупками, и так далее. Но в остальное время водитель сидит без дела, лясы точит в бухгалтерии или балагурит с «детьми подземелья». Теперь будет так: «волгу» списываем, то есть продаем на запчасти, Славу, у которого есть собственная «тойота», переводим в экспедиторы, а в качестве компенсации за использование его личного автомобиля разрешаем в свободное время подрабатывать частным извозом. Директор будет ездить на автобусе, как все. Директор он только в институте, за его пределами — такой же гражданин, как остальные.
Слава к этому предложению отнесся спокойно, оно его устроило, возиться с развалюхой-«волгой» ему надоело. Остальные отреагировали со сдержанным скепсисом. По представлениям большинства директор не должен так себя вести. Надолго ли хватит его демократизма?
- А если вы в командировку поедете, неужели Слава не отвезет вас в аэропорт или на вокзал? - спросила Любовь Марковна.
- Поживем — увидим, - пожал плечами Зелинский. - Все будет зависеть от обстоятельств.
Но самое главное дело, которое он наметил — это изменение тематики. Искра сама по себе не страшна, не смотря на свой примитивизм, это всего лишь способ обработки материалов, а вот на какие материалы делать упор — это вопрос. Твердые сплавы — это хорошо, при условии, что будет присутствовать новизна, обязательная для серьезных научных исследований. Кроме того, материаловедение - наука, в общем-то, прикладная, поэтому надо заранее думать, куда приложить результаты. Тут Виктор Андреевич обратился к Евгению Тихоновичу. Как бывший производственник Обоймин мог подсказать, на какие предприятия края можно обратиться, с кем попытаться завязать контакты. И действительно, Евгений Тихонович подсказал. Оказывается еще не умер в Амурске завод, который кроме всего прочего делает патроны, в том числе с бронебойными пулями, а бронебойная пуля содержит сердечник, изготовляемый из твердого сплава.
Виктор Андреевич созвонился с заводом и договорился с его главным технологом о встрече. Технолог вызвался сам приехать в институт в ближайшее время, поскольку у него как раз есть свои дела в Хабаровске.
На встречу Зелинский пригласил Окунёву, Максима Токаря и Обоймина. Главный технолог оказался интеллигентного вида мужчиной, с худощавым остроносым лицом и узко поставленными небольшими глазами, которые придавали ему вид очень внимательного, но недоверчивого человека.
Прежде всего он обрисовал свои проблемы. То есть, на самом деле проблема у него была одна. Твердые сплавы, которые завод использовал, стоили дорого, и цены на них постоянно росли. Поэтому его интересовало, сможет ли институт обеспечивать завод сплавами более дешевыми.
- В принципе мы можем производить твердые сплавы, - осторожно отвечала Окунёва, - но вряд ли в тех количествах, какие нужны заводу. А что касается цены, то этот момент мы как-то еще не изучали. А что если мы заключим с вами договор на разработку более твердых сплавов, чем те, которые вы используете? Тогда вы сможете повысить бронебойность ваших пуль.
«Разумный подход, - мысленно одобрил Зелинский. - Производство мы никак не потянем».
- Что значит «на разработку»? - не понял технолог.
- Это значит, что таких сплавов у нас еще нет, но мы над ними работаем, - вставил свое правдивое слово молодой специалист Токарь. Окунёва сердито на него посмотрела и он умолк.
- К сожалению, мы работаем по ГОСТам, - возразил представитель оборонного завода. -Нам нужна именно та твердость, какая в них указана. Да и хоздоговор… Это раньше было, при СССР. Сейчас на это нет денег. Сейчас у нас все на коммерческой основе.
- Мы вас поняли, - заключил Зелинский как директор и посмотрел на Обоймина. Тот пожал плечами: что поделать, такова сейчас жизнь! - А как вы думаете, к кому можно обратиться с нашими разработками? С супертвердыми сплавами.
- Понятия не имею, - честно ответил главный технолог. - Может быть, к каким-нибудь инструментальщикам. Но сейчас все сидят на коммерции.
Так этот вопрос и закрылся. Впрочем, исследования как таковые планировалось продолжать, в долгосрочном смысле они были перспективными, тем более, что уже кое-что прояснилось с тем, как бороться с укрупнением кристаллитов карбида вольфрама: в том числе полезными оказались и расчеты Виктора Андреевича. Но молодой специалист получил от руководительницы нахлобучку.
После этой встречи, оказавшейся бесплодной, Татьяна Георгиевна спросила Зелинского, почему бы не попробовать внедрить электроды с обмазкой из минерального сырья. Виктор Андреевич внутренне покривился от слов «минеральное сырье», но Окунёва добавила, что Чипуренко недавно получил грант по программе «Старт» как раз на разработку электродов, но не для искрового воздействия, а для сварки, для обычной сварки. Первый год он должен дорабатывать технологию, а во второй год — выйти на малое производство.
«Чипуренко так Чипуренко, - сказал себе Виктор Андреевич. - Хоть шерсти клок! Надо и с Чипуренко работать».
Он пригласил Сергея Викторовича к себе.
- Расскажите, пожалуйста, как у вас идут дела с грантом по «Старту»? - попросил он.
- Нормально идут, - бодро ответил Чипуренко. - Как в том анекдоте про масло из дерьма: мазать уже можно, но есть еще нельзя.
- Давайте без анекдотов. Для сварки ваши электроды годятся?
- Это смотря, какая сварка. Для обычной стали типа арматуры — годятся.
- Ну, хорошо, год скоро заканчивается. Продлевать грант будете?
Чипуренко мотнул головой:
- Не собираюсь.
- Почему?
- А вы видели, какие там условия? Я должен открыть свое производство, уволиться из института и заняться только бизнесом.
- Зачем же вы брали этот грант?
Сергей Викторович ухмыльнулся:
- А кто же от халявного миллиона откажется? За первый год я должен только отчет написать, я его и напишу. А все бросать, идти в бизнес — нашли дураков!
- И что, других вариантов нет? Кого-то нанять, кто бы из ваших электродов бизнес сделал.
Чипуренко посмотрел на нового директора с недоумением.
- Где я найду такого чудака? Чтобы он и в электродах понимал и в бизнесе.
Повисла пауза. Сергей Викторович молча смотрел на директора: какие ко мне претензии? Я делаю свое дело и не собираюсь его бросать, а годовой миллион — это тоже деньги, не все я их съел, и институту кое-что перепало, пусть бы еще кто-то принес миллион на блюдечке.
- Сколько «Старт» обещал за продолжение? На следующий год, - спросил, помолчав, Зелинский.
- Пять миллионов.
- А что если я найду человека, который возьмется создать малое предприятие и возглавить его? Тогда вы согласились бы продлить грант?
- А что я буду с этого иметь? - пожал плечами Чипуренко. - Пять миллионов со свистом уйдут в это предприятие, еще и не хватит. Зачем мне этот геморрой?
- Но вы ведь владелец патента, - напомнил Зелинский. - Когда предприятие раскрутится и пойдет прибыль, вы будете получать свои дивиденды и поплевывать в потолок.
Собеседник задумался, почесал в затылке.
- Это надо обмозговать, с Анатолием Кузьмичом посоветоваться. Он ведь соавтор у меня в патенте.
- Обмозгуйте, - согласился Виктор Андреевич. - Я думаю, он не станет возражать против дивидендов.
На этой ноте они и расстались.
А с Анатолием Кузьмичом все складывалось непросто. Внешне он, лишившись привычного статуса, виду не подал, спокойно забрал из кабинета свои вещи и бумаги и перебрался в «приют спокойствия». А через пару дней бывший директор пришел к новому директору и изложил свои просьбы. Во-первых, он попросил, чтобы Слава по-прежнему возил его на работу и с работы. Во-вторых, чтобы институт продолжал оплачивать ему мобильный телефон. И наконец, чтоб ему назначили персональную надбавку в двадцать тысяч рублей, как создателю института.
- Со Славой проблем нет, - согласился Зелинский. - Я знаю, у вас больные ноги, это уважительная причина. Но вы уж сами с ним договоритесь, когда и как. А я скажу ему, что я не возражаю. Насчет телефона не знаю. У меня вообще нет мобильного, а если бы был, я бы не видел причин, по которым институт должен был бы его оплачивать. Честно говоря, я и не знал, что вам его оплачивали, и команды о прекращении не давал.
- Это бухгалтерия посуетилась, - проворчал Анатолий Кузьмич. - И что я им плохого сделал?
- Думаю, они правильно поступили. Вы уж простите, но телефон вам придется оплачивать самому. У главного научного сотрудника не такая уж плохая зарплата. А что касается надбавки, как создателю института, то вам надо обратиться в Президиум, к Ладонникову. Или даже в Москву. Это ведь они давали вам задание создавать институты. А где я возьму для этого деньги? Эти самые двадцать тысяч. Их пришлось бы отнять у остальных сотрудников института. У нас сорок человек. Если хотите, я могу собрать людей и спросить: согласны ли они ежемесячно отчислять от своей зарплаты по пятьсот рублей, чтобы вы получали надбавку. Собрать?
Белотуров некоторое время молчал, надувался, темнел лицом. Потом спросил, глядя Зелинскому не в глаза, а куда-то значительно ниже:
- Скажите, Виктор Андреевич, если змею кормить грудным молоком, она может укусить эту грудь?
Зелинский понял его иносказание, но без колебаний ответил:
- Может.Такова уж ее природа.
Белотуров красноречиво вздохнул и ушел. А Виктор Андреевич долго сидел в раздумье. Правильно ли он себя ведет с бывшим директором? Может быть, действительно, надо было пойти ему навстречу, назначить надбавку и сохранить оплату телефона? Никто бы в институте не осудил нового директора, все бы понимали, что когда он тоже выйдет в отставку, ему тоже сохранят его льготы и привилегии. Так уж заведено в нашей стране, а может быть и не только в нашей. Но Зелинский вовсе не хотел, чтобы у него самого были какие-то привилегии, и уж тем более, чтобы они сохранялись вечно, то есть до конца бренной жизни. А о какой груди он говорил, о каком молоке? О квартире? Так квартира не персонально Зелинского ждала, она была выделена для приглашения доктора наук. Не Зелинскому бы ее дали, так другому, не от себя же Анатолий Кузьмич ее оторвал? «Нет, - сказал он себе. - Поступай, как считаешь должным, и будь, что будет!»
И он продолжал гнуть в институте свою линию. Белотуров оставался руководителем лаборатории искрового воздействия, и Зелинский решил не вмешиваться напрямую в ее тематику, но попытался отговорить Зверева от искры как темы докторской диссертации. Однако к этому времени эйфория по поводу выращивания алмазных пленок угасла, получить что-нибудь кроме первых кристалликов не удалось и даже не удавалось повторить тот успех. Зверев в алмазах разочаровался, а Пугачеву удалось добыть в «Железке» бесхозный, довольно мощный лазер и он начал с его помощью проводить эксперименты по кристаллизации пленок оксида циркония, для чего вакуум не требовался. Но Виктор Андреевич все-таки уговорил Зверева использовать вакуумную установку: для сравнения действия электрической искры в воздухе и в безвоздушном пространстве.
Но самый серьезный поворот тематики он наметил для Окунёвой. То есть, он не стал убеждать ее распрощаться с твердыми сплавами — пусть уж Максим Токарь ими занимается и делает на них диссертацию, но у Окунёвой есть и другие сотрудники! Их надо переориентировать на другие материалы. На какие? На авиационные! На Дальнем Востоке самый крупный и самый современный завод — это авиационный, в Комсомольске. А какой самый важный авиационный материал? Правильно, титан. Ну, еще есть алюминиевые и магниевые сплавы, но все-таки самый важный — это титан. Вот титаном и его сплавами и надо заняться.
- А что? - отреагировала Татьяна Георгиевна с деловым видом. - У нас и по титану есть наработки, по его карбиду, по оксидам. Это мы запросто!
Узнав о предложениях нового директора, Тимухин, человек Хосена, забеспокоился.
- Мы в университете тоже готовы взяться за титан, - заверил он. - Я уже своей аспирантке дал задание сделать литературный обзор.
- Я рад, - сказал Зелинский. - Давайте мы разделим это дело так. Вы возьметесь за сплавы титана с алюминием, а Татьяна Георгиевна займется карбидом титана и твердыми сплавами на его основе. Ну а я повожусь с оксидом титана. У меня как раз образовался заочный аспирант в Благовещенске, я его и нацелю.
- Это вам Анна Трофимовна сосватала аспиранта? - поинтересовался Тимухин.
- Нет. Он сам напросился. Прочитал какие-то мои статьи и позвонил мне. Толковый парнишка!
- Анна Трофимовна, между прочим, ректором стала. - Тимухин выразительно посмотрел на Зелинского.
- Да, я знаю, - ответил тот. - Я ее поздравил.
- Я тоже. Мы с ней давно знакомы, по университетским делам. У нее сын ДВГУ заканчивает, физфак. Она интересовалась, не возьмете ли вы его в аспирантуру?
- А почему она сама ко мне не обратилась?
- Этого я не знаю. Возможно, постеснялась.
- Она не выглядит застенчивой женщиной. В ректоры вот вышла. Ладно, я подумаю. Надо с этим сыном встретиться, поговорить.
Между всем прочим, в один из первых же дней его директорства, к Виктору Андреевичу с заговорщицким видом одновременно обратились обе его «приближенные» дамы — Окунёва и Буре. В руках у Любови Марковны была какая-то папка с бумагами.
- Раз уж вы стали директором, вам надо познакомиться с некоторыми документами: так сказать, служебного пользования, - с таинственной улыбкой произнесла Татьяна Георгиевна.
«Ага! - сказал себе Виктор Андреевич. - То есть, вы были с ними знакомы, а мне, такому же заместителю директора, знать о них было ни к чему? Занятно!»
Любовь Марковна подала ему папку. Он раскрыл ее. Там были бумаги, касающиеся той самой истории с деньгами, обедами в ресторанах и прочих шалостях Анатолия Кузьмича, о которых Зелинскому с ностальгическими нотками в голосе рассказывала Наташа Лабухова. Он бегло просмотрел их и сказал:
- Да, я уже слышал об этих событиях. Я только не понял: каким образом Анатолий Кузьмич остался цел? И что это были за деньги, откуда они взялись?
- Деньги выбил в Москве Анатолий Кузьмич, - все с той же улыбкой пояснила Окунёва. - Их выделили на развитие института. Но он, как видите, распорядился ими иначе. Но приказы по этим деньгам он лично не подписывал, все подписывали его зам и главный бухгалтер, и Анатолий Кузьмич потом заявлял, что ничего не знал, ни в чем не участвовал.
- Но здесь есть приказы на выписывание ему огромных премий! Как же он ничего не знал?
Татьяна Георгиевна опять улыбнулась и посмотрела на Любовь Марковну. Та молчала.
- Возможно, они вводили его в заблуждение! - мило предположила ученица Белотурова.
- Как же! Введешь его в заблуждение! - не выдержала Буре. И иронически копируя голос бывшего директора, добавила: - Я хохол! Все до мэне!
- Как же вы могли с ним работать? - искренне удивился Зелинский. - Знали, что он вор и работали. Он ведь вас обворовывал!
Окунёва слегка смутилась, но тут же взяла себя в руки и ответила с холодком в голосе:
- Мы не на облаке живем. На его месте так вел бы себя каждый.
Зелинский посмотрел на Любовь Марковну. Та сделала кислую гримасу, которая означала: «Такова се ля ви! Куда нам было деваться?»
«И он еще выпрашивал у меня надбавку! - возмущенно подумал Виктор Андреевич. «Молоком» попрекал!»
- Ладно, - сказал он. - Будем работать.
Незаметно подошла зима, приближался Новый Год. И вдруг, в самом конце декабря, из Владивостока пришли деньги, которые Белотуров давно уже просил на ремонт университетской «площадки». Это называется: улита едет! Деньги — это прекрасно, на них можно сделать хороший, профессиональный ремонт, но зачем в конце года? Ведь за два дня их просто невозможно использовать!
- Почему же нельзя? - едва заметно улыбнулся Тимухин, к которому Зелинский обратился за советом. - Я могу все устроить. Мы переведем деньги в АХЧ, они выдадут нам акт о выполнении работ, вы отчитаетесь перед Владивостоком. Все будет шито-крыто!
- А ремонт?
- Ремонт они сделают потом, постепенно. Я договорюсь.
- А если не сделают? Скажут: акт подписан, работы выполнены.
Тимухин посмотрел укоризненно:
- Виктор Андреевич!
«Однако чревато! - сказал себе Зелинский. - Не исключено, что это Кузьмич решил меня подставить. Договорился с Ладонниковым, тот специально в конце года выделил деньги (отчего-то раньше Белотурову не выделял?), и они решили поймать меня на незаконных махинациях».
- АХЧ с этого что-то поимеет? - на всякий случай поинтересовался он.
- Думаю, что да, - кивнул Сергей Сергеевич. - С таких дел всегда берут какой-то процент.
«Этого только не хватало! Потом и мне еще припишут участие в этом проценте».
- Спасибо за совет, - поблагодарил он. - Нам это не подходит. Буду возвращать деньги.
- Возвращать деньги? - изумился Тимухин, человек с крымскими корнями. - Вы что? Вам же будет нагоняй! Вас съедят!
- Ничего страшного, - пожал плечами Зелинский. - Не убьют же. Напишу, чтобы в следующий раз присылали деньги пораньше.
Тимухин смотрел на него, как на привидение: неужели такое бывает? Человек от денег отказывается и начальства не боится! Не долго он продержится в директорах.
Так Зелинский и поступил. В ответ из Владивостока ничего не громыхнуло. Тишина!
«Значит, я правильно поступил, - понял он. - Значит, они придумают что-нибудь другое, другой сыр, другую мышеловку».