Тихое место. Часть 4

Василий Морской
Часть 4. Сайгон
            
     Первые дни после побега они жили в нервно приподнятом состоянии, еще, видимо, играл адреналин в крови, и пьянящее чувство свободы, замешанное на вероятной опасности будущих событий, придавало Александру и Надежде дополнительных, неизведанных доселе, сил, да так, что они не спали в своей новой квартирке почти трое суток.

     Они и не спали и не выходили из неё ни на шаг, как будто ждали облавы и ареста, Серов нервно курил, стоял сбоку окна (чтобы не заметили с улицы) и смотрел на входящих с улицы. Надя лежала на кровати без движения. У неё пульсировала мысль:  – Что с нами будет? Что с нами будет? Серов даже на расстоянии двух метров это чувствовал и смог только тихо, но твёрдо  произнести:
            - Надя, «Монгугай» уже ушел, его держать никто в порту не будет! Всё кончено, мы сбежали, назад дороги уже нет, концы, как говориться, в воду! Никто уже нас не найдёт!
            
     Постепенно все страхи улеглись. Джан сходил в порт и аккуратно узнал, что «Монгугай» снялся со швартовых и якорей по плану три дня назад, и ушел домой. Так они и начали свою жизнь «на чужбине».
            
     Надежда скоро устроилась в небольшой китайский ресторанчик сначала помощницей администратора (Джан постарался), а на самом деле была «на подхвате»,  просто выполняла всю грязную работу, но и училась, как выносить блюда, как брать деньги с клиентов. Всё у них было просто, все блюда были на китайском и малайском (малазийском) языках, пронумерованы цифрами. Надо было только запомнить кому, какой номер и когда подавать.

    Серов, первые месяцы не мог найти работу и пока делал перевод меню ресторанчика на английский язык, что впоследствии помогло Надежде освоиться на своём новом рабочем месте. Вскоре она уже подавала блюда и, благодаря своему роскошному виду белой красавицы, скоро стала основной официанткой, на которую шли посмотреть и китайцы и всякий другой люд. Заведеньице приобрело популярность в местных кварталах.
          
    Она учила английский с преподавателем по утрам, ресторан в это время был закрыт, Серов настоял на этом, так как считал, что английский будет и здесь в Сингапуре скоро основным языком общения деловых людей. 
          
    Саша, в свою очередь, с трудом устроился радистом на небольшое сухогрузное судно под панамским флагом и ушел в моря. Ему приходилось и стропить грузы, и стоять на руле и вообще быть «на все руки». Оказалось, что радист на «их» флоте не такая важная фигура, как в Союзе, и, чтобы заработать неплохие деньги, приходилось работать везде, где требовал капитан.

    Он не редко менял пароходы, искал, где бы получше платили и поменьше бы заставляли работать! На малых судах был один начальник – капитан, а все остальные – команда, если кто-то не нравился капитану, вылетал в ближайшем порту на берег, на его место тут же брали нового человека.
         
    Наконец, ему повезло, уже были готовы его документы, опять помогли связи  Джана, он попал на большой двадцати пяти тысячник (водоизмещение 25 000 тонн, этот показатель характеризует размеры судна), красавец танкер «Звезда Аль-Авир» и ушел почти на год по «большому кругу». Танкер ходил далеко и долго, зато платили там звонкой монетой, и Серов был очень этим доволен.
         
     Надежда осталась одна, круговорот ежедневной суеты завертел её вовсе. Хозяин ресторанчика, господин Тенг, приглашал её все чаще обслуживать своих важных гостей на втором этаже в пристройке, где раньше она и не бывала. Она уже весьма сносно говорила по-английски и могла поддержать разговор на общие темы. Она нравилась гостям и вскоре работала исключительно на втором этаже. 
       
     Частенько в ресторан заглядывал один человек, которого принимали только в пристройке, в это время больше никого туда не пускали, а хозяин лично сам подносил посетителю еду, и они негромко вели беседу на неведомом Надежде языке.

     Она обслуживала, как просил хозяин, до конца, пока этот посетитель, в котором чувствовалась военная жилка, не вставал с диванчика, и, молча, покидал помещение. В один из вечеров хозяин попросил Надежду вместе с администратором ресторана поехать в дом к высокому гостю, он назвал его Су-Линем, помочь обслуживать банкет по поводу  его дня рождения.
         
      Они отправились в район, где жили состоятельные жители Сингапура, быстро нашли добротное, солидное строение во вьетнамском стиле, так сказал администратор, а он повидал уже многое за свои неполные сорок лет в Сингапуре. Их встретили, проводили в столовую, показали кухню, ознакомили с расписанием вечера. Весь вечер и всю ночь они обслуживали этот банкет.

      В гостях у Су-Линя в большинстве своем были мужчины в строгих чёрных костюмах, только некоторые из них были с дамами, которые собрались в отдельном зале, обстановка на банкете была чопорная и необычная.  Только через несколько часов работы в доме Надежда поняла, что её смущало. Все присутствующие в гостях и сам хозяин были вьетнамцы! В основном они говорили по-вьетнамски, но иногда переходили на английский или китайский.
          
      В то время во Вьетнаме дела были очень тревожные. В течение 1960, 1961 гг. Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама успешно потеснил правительственные войска, поддерживаемые США, и к 1964 году контролировал уже 2/3 территории всей страны. Многие военачальники и правительственные чиновники бежали во все стороны, куда глаза глядят. Многие из них осели в Сингапуре.

      Господин Су-Линь был, видимо, какой-то знатной военной «шишкой» вьетнамской военной верхушки. Он явно благоволил Надежде и стал приглашать её к себе в дом регулярно. Они подружились, он неплохо говорил по-английски, это их сближало. Вскоре Джан устроил так, что Надежда переехала жить к Су-Линю и работала у него экономкой. На ней был весь дом, готовка, уборка, ведение хозяйства и закупки.
          
      Частенько в доме Су-Линя собирались какие-то важные люди и тихо обсуждали какие-то серьёзные вопросы, по-видимому, решила она, состояние дел и обстановку во Вьетнаме. Надежда поняла, что присутствует на совещаниях, по-видимому, военно-политического «ядра» Сайгонской армии, где обсуждалось вторжение во Вьетнам иностранной военной силы.
            
       Вскоре Джан перевёз к Су-Линю все Надины нехитрые пожитки, и на этом можно сказать этап её зарубежной интеграции был окончательно завершён! С Серовым они расстались тихо, безмолвно, как будто бы ничего между ними раньше и не было! Так потекли недели и месяцы её сингапурской жизни.
            
       В один из дней она увидела Су-Линя во всем чёрном, он не присутствовал на завтраке и куда-то уезжал, где-то в середине дня он пригласил её к себе в кабинет и попросил её надеть вот это платье, положив на стол перед ней большой свёрток. Потом позвал свою очень пожилую, но заслуженную экономку, которая работала у него ещё задолго до Надежды, со времен Вьетнамской его молодости и, что-то коротко сказав ей по-вьетнамски, отпустил их.
            
       Тётушка Ли, так звали её все в доме Су-Линя, взяла Надежду крепко за руку и повела её в … нижнюю ванную комнату, предназначенную обычно для высоких гостей. Надежда, плохо понимая её вьетнамский, а на других языках тётушка Ли не говорила, просто повиновалась ей, догадываясь, что она будет участником какого-то праздничного ритуала. 
          
       Нередко, в доме Су-Линя устраивались национальные или религиозные празднования, в которых Надежда обязана была участвовать. Су-Линь, приверженец классического вьетнамского «там дзяо», что означало тройственность религиозных взглядов, объединяющих конфуцианство, даосизм и буддизм, принимал некрещёную Надежду, как есть, и просил её просто быть в нарядных одеждах и участвовать с ним в этих ритуалах на правах старшей женщины в доме.
          
       Ли наполнила ванну тёплой водой и насыпала в неё множество благовоний, затем велела Надежде погрузиться в эту воду и принялась интенсивно её натирать чем-то розовым и приятно пахнущим. На тщетные попытки Надежды самостоятельно управиться в ванной, Ли объяснила жестами и словами, что этот ритуал должен быть сделан только ею самой, а Надежда в нём – невеста и должна слушать её и выполнять, что велено. После банных процедур, она открыла свёрток и развернула лежащее в нём платье. Надежда ахнула от неожиданности! Длинное, в пол, алое платье ей! Она помнила по одной вьетнамской свадьбе, что красное платье во Вьетнаме – платье невесты, но не думала, что когда-нибудь ей посчастливиться надеть его.
          
       Затем тётушка Ли повела Надежду в гостиный зал дома, где уже горели сотни свечей, и царил полумрак. Ли усадила Надежду на специальный коврик на колени и начала расчёсывать Надежду разными гребнями, потом сказала ждать, закрыв глаза. Надя успокоилась совсем и окунулась в свои воспоминания, которые полетели вереницей разнокрылых журавлей, будоража скрытые в глубине её души обрывки счастливых и не очень мгновений молодости.
         
       Ярче всего вспоминалась, конечно, мама, что любила её, отдавала ей всё свое время в их малюсенькой комнате на Окатовой во Владивостоке. Дядя Саша, сосед, у которого, наверное, были большие неприятности в  связи с её бегством из Союза! Тяжёлые ночные смены на китобойной базе «Советская Россия», когда мозоли на руках от ножей и лотков были разодраны в кровь. Второй помощник капитана «Монгугая» Ивахин, который взял её практически силой в своей каюте, когда Надя делала там уборку, его плохой запах, долгое гудение включённого пылесоса и завершающее рычание Ивахина.

       Потом тёплое море и песок, и Серов, ласкающий её тело на пляже в Сингапуре, … всё это летело перед ней в одной сплошной карусели. Она почти задремала, когда послышался шорох и негромкая музыка вьетнамских мотивов.

       Она открыла глаза, перед ней был Су-Линь, весь в чёрной, блестящей тунике. Он протянул ей три лакированные шкатулки, она открыла их поочерёдно, пахнуло чем-то знакомым и очень приятным.
            - Это розовый мел, орехи арековой пальмы, листья бетеля…! - Су-Линь был необычайно торжественен и немногословен:
            - Это символы любви, семейного счастья и богатства – тебе, моя Надежда!
            
       Надя почувствовала себя очень спокойной и умиротворённой, полумрак и свечи, Су-Линь, похожий на божество, она улыбнулась и протянула к нему руки. Он взял её и, подняв с колен, повёл в свою спальню. Она отдалась сильным и нежным рукам Су-Линя и, больше уже не владея собой, буквально провалилась в царство Эроса. Утром следующего дня обитателями дома Надежде были возданы почести, как супруге хозяина.
            
       Наступила весна 1965 года, началось вторжение американцев, во Вьетнаме потекла кровь. Су-Линь несколько раз уезжал на неделю или более того, возвращался потрёпанный и неумытый, в запылённых военных ботинках и в просолённой потом, цвета «хаки» одежде. Надежда поддерживала его, как могла, но с разговорами не лезла, понимая, что он мотается туда, где идёт война! В те годы она узнала его ближе, оказывается, он был старше её всего на пять лет, а выглядел уже стариком.

       Она жила в доме уже на правах полноценной хозяйки, однако у неё была своя комната и свой мир, в котором было несколько фотографий отца и матери, а также её школьная тетрадь-дневник, который она перечитывала сотню раз и вспоминала Владивосток и свою старую жизнь!
            
       В 1966 году, 1-го мая, Надежда родила сына, и его назвали Джоном. Су-линь несколько месяцев был дома, занимался ребёнком, помогал Надежде, всячески устраивал дом для жизни нового члена семьи. Мальчик рос крепким, белокожим, но с чёрными, как смоль, волосами, и Су-линь добавил к его имени приставку «Ву», что означало «ворон».  Да, Су-линь называл Надежду своей женой, хотя никакого бракосочетания не было, но она этому и не противилась, и всё шло своим чередом.
            
       Война во Вьетнаме полыхала уже огромным пожаром, Китай и Советский Союз вмешались в конфликт и участвовали на стороне освободительных войск. Военное месиво продолжалось вплоть до 1968 года, когда начались первые перерывы в этой бойне и враждующие стороны пытались договориться.
            
       В 1972 году, когда Джону было шесть лет, они все неожиданно переехали в Сайгон. Этому предшествовали десятки встреч и переговоров в доме Су-Линя. Надежда ещё плохо понимала вьетнамский, однако догадалась, что Су-Линь назначен советником от американского правительства и будет выполнять специальную миссию во Вьетнаме.
            
       Су-Линь с семьёй поселился в фешенебельном районе Сайгона, если можно так выразиться о городе, который был столицей воюющей стороны в этой кровавой войне. Тем не менее, Джон Ву ходил в школу, изучал языки, занимался в спортивной школе вьетнамской борьбы Вьет-Во-Дао. В этой спортивной школе, где Джон начал постигать азы индокитайских единоборств, он попал к мастеру Хо. Когда Джону исполнилось восемь, мастер Хо-Нгуен предложил Надежде и Су-Линю отдать ему Джона в школу на полный пансион, чтобы учиться и тренироваться в полную силу:
           - Я вижу недюжинные задатки у вашего сына! Он будет мастером, если научится владеть духом и телом! Я берусь воспитать из него мужчину и бойца!
          
       Надежда готова была зареветь навзрыд, видя, как у Су-Линя загорелись глаза. Он, действующий военный офицер, был очень рад и горд своим сыном и с воодушевлением произнёс:
            - Мы согласны! Но Надя будет видеться с ним еженедельно!  - на том и порешили. Джон Ву переехал в дом Хо-Нгуена и начал новую для себя жизнь!
            
       Наступил 1975 год, обстановка на фронтах была неспокойной, однако открытое противостояние практически прекратилось. Американский контингент начал подготовку к эвакуации всех своих сил. Война американцами была проиграна.
            
       В течение марта-апреля десятки тысяч американских военнослужащих, гражданского и военного персонала, а также гражданских лиц, связанных с южно-вьетнамским режимом, были эвакуированы в США и другие страны. 30 апреля город Сайгон был захвачен северо-вьетнамскими вооруженными силами и вскоре после этого переименован в Хошимин.
            
       28 апреля 1975 года Надежда приехала в школу, намереваясь отыскать сына и забрать его с собой, и увидела разрушенное здание – результат ночной бомбардировки. Она в ужасе бросилась к дому Хо-Нгуена, и, никого там не обнаружив, метнулась домой, понимая, что счастливая жизнь может закончиться вот так просто и именно сейчас! Су-Линь спокойно собирал вещи и сжигал какие-то документы в жестяном тазу, прямо посреди комнаты.
              - Не беспокойся, мы под надёжной защитой! У меня проверенная легенда! Вот наши новые документы! Ты теперь русская женщина, работавшая у меня прислугой! Так надо! Коммунисты очень любят советских! – с этими словами Су-линь обнял Надежду и перевёз её в безопасное место. Они договорились, что, как только будет возможность, он приедет и заберёт её и Джона Ву.
             
      Надежда устроилась у сестры Су-Линя на окраине Хошимина.  Потянулись трудные дни и недели без вестей о муже и сыне. Прошло несколько месяцев, когда она узнала, что Су-линь был арестован и расстрелян по суду военного трибунала за шпионаж и пособничество американскому режиму. Сестре рассказали, что Су-Линь не сдавался без боя и отчаянно сопротивлялся, однако противник был слишком многочисленным и, скрутив, его увезли в военном грузовике.
               
      Надежда Громова начала существование на те, немногие деньги, которые передал ей Су-Линь еще несколько месяцев назад. Она долгое время не виделась с сыном, в Хошимине нельзя было передвигаться по городу без специальных разрешений, а получить такое разрешение в комендатуре она не решалась.
               
      Однажды, в конце семидесятых, к ним в дом заглянул высокий черноволосый с раскосыми глазами молодой человек. В его статной фигуре угадывалась недюжинная сила, черты лица выдавали в нем белую кровь, он прямо с порога осторожно произнес:
                - Мама, здравствуй, это я, твой сын Джон! -  у Надежды затрепетала каждая клеточка, и слезы сами брызнули из глаз…
                - Джонни!!! Господи, как я соскучилась по тебе, сынок! – это она сказала уже по-русски. Она бросилась к нему в объятия и всем телом ощутила силу рук, которые бережно обхватили её. Она обмякла и вдруг поняла, что все печали и горести последних месяцев отошли в сторону, что она в крепких руках сына, который о ней позаботится!
               
       Они долго пили чай и ели нехитрый мамин ужин, на который ушёл последний рис и овощи, и разговаривали, и разговаривали, перебивая друг друга, смеясь и плача одновременно. Джон жил и занимался у Хо-Нгуена, они привыкли друг к другу, и Джон всячески помогал дядюшке Хо выживать. Школу прикрыли, и новые власти не давали разрешения её открыть заново, помещение спортивного зала забрали под военный склад.            
               
       Су-Линь оставил Хо-Нгуену деньги на содержание Джона, их хватило надолго, но не навсегда. Цены выросли почти в десять раз! Хо-Нгуен выправил хорошие документы Джону и себе, теперь они - отец и сын, пострадавшие от проамериканского режима, чистые вьетнамцы, простые работяги! Они ездили по стране, долго работали в Дананге, заработали немного денег на закрытых боях, оттуда переехали на острова, где было сконцентрировано много подозрительных личностей с долларовыми кошельками. После одного боя, который легко выиграл Джон, к ним подошел, по виду - китаец, по разговору – вьетнамец, и предложил работать на него! Они согласились, и жизнь их начала постепенно выправляться к лучшему!
               
       Для начала их новый работодатель, Зен-Тсу, сделал им новые документы граждан Сингапура, помогли справки о рождении Джона Ву из сингапурской клиники, Надежда стала Надин-Нгуен и они, в одно прекрасное воскресное утро в 04.30, когда все посты спали сладким сном, все вместе рванули на большом скоростном катере в Сингапур. Прощай, Сайгон - Хошимин, теперь уже навсегда!
(Продолжение следует)