Глава 2.
Детдомовские дети.
Почему я не могу, как Алёна? Жизнерадостная и весёлая, она всех бодростью зарядит, как ключиком заведёт. А у меня, как говорят японцы, душа на лицо вылезает. А ведь всего-то тридцать детей – от пяти до шестнадцати лет…
Детский дом не бедствует: среди спонсоров – Газпром. Да и Сергей Петрович, мэр городка, не забывает, помогает всегда. В спальнях ковры, мебель хорошая, игрушек много, книжек. Внизу, на нулевом этаже, - игровая для релаксации: на подушках поваляться можно, полентяйничать. Коридоры светлые, душевые удобные.
Детей летом на море возят. Благотворители по праздникам приезжают не с пустыми руками. А у отличников есть шанс попасть на Кремлёвскую ёлку.
Однако есть в этом изобилии благ что-то ненастоящее, откупное. Читала, что детдомовские дети более чуткие, чувствуют фальшь и добро тоньше, чем обычные, семейные.
Мой опыт убедил меня в обратном. Их один раз в этой жизни предали и навсегда сломали внутренний компас доверия и душевной разборчивости.
Им сложно выстраивать отношения. Порой случайная добродушно-равнодушная маска чужого человека привязывает их больше, чем терпеливый каждодневный труд воспитателя.
Сероглазый, порывистый Андрюшка кричит на тишайшую нянечку хантыйку Надю:
- Дура! Дура, пусти, всё равно уйду!
А Надя готова часами, день за днём, выслушивать, объяснять, помогать, предупреждать:
- Андрейка, от директора попадёт! Куда ты на ночь? Уроки хотя бы сделай!
Андрейка всегда видел от Нади только добро: и с задачей поможет, и бутерброд после ужина оставит – а вот погулять втихаря, знакомого рыбака навестить не пускает!
- Всё равно уйду! Ты злая, а вот дядя Сеня мне покурить дал!
А за этим слышится: не верю в твоё добро, не верю!
Из дневника:
У них свой способ защиты от жестокого мира: казаться тупей, чем есть. Наденут на лицо маску непонимания, сонного равнодушия – так проще: что возьмёшь с глупого? Читаю им, а они, на всякий случай, все в прострации: вроде слушают, но где-то далеко плавают. А некоторые могут встать и уйти тихонечко…
Наверное, они всё же скучают о своём Доме, ведь для хантов это не только чум, но и берег реки, и лес, и тундра. Экология – наука о жилище. Как всё в мире взаимосвязано…
Дверь чума всегда на восток или к реке выходит, посредине – очаг. Огонь, соединяя небо и землю, священен, его называют «семиязыковой матерью». Хозяйка чума – женщина. Когда она шьёт платье, кусочек ткани в огонь кидает, в знак уважения. Пол застелен летом травой, зимой лапником. В Музее я всё подробно узнала.
А вот диванов в чуме нет! Для наших малышей диван, как большой невиданный зверь, вроде льва. Когда сидят на нём вечером, похожи на воробушков – нахохленные, маленькие. Чирикнут что-то и пёрышки распушат…
Продолжение на http://proza.ru/2021/06/23/342