Жена последнего друида 16-20

Дориан Грей
16.

В пивной было шумно – гуляла большая компания. Пиво лилось рекой. Громко звучали песни на сурже – языке, который признан одним из вариантов национального и государственного. Суржа впитал (или впитала?) в себя диалектные формы из разных уголков большой страны, но вырос (или выросла?) на основе имперского с изрядными заимствованиями из различных языков трансов (не тех, что трансвеститы, а тех, что граждане Трансатлантического Содружества) и президентств.
- Помнишь, у деда был друг, Савва, ресторатор? – тихо, чтобы не привлекать внимание компании своим имперским, спросил Нестор.
Варя коротко кивнула: вопрос был риторическим. Как же не помнить Савву и долгие посиделки с Антоном Несторовичем на веранде дома по улице Кисельная, 8?
- Он говорил, что человека формируют ландшафт, на котором он проживает, и язык, на котором он говорит. Почва и кровь в тесной взаимосвязи, - продолжил Нестор.
- Это не Савва говорил, это Шпенглер говорил, - улыбнулась Варя. – Тот, который Освальд.
- Не знаю, - Нестор безразлично пожал плечами. – Я от Саввы слышал, в его интерпретации. Он же ресторатор. Был. Говорил, что национальная кухня – это обобщенная метафора «почвы и крови». Сгущенная идея. Осязаемое ядро народной семантики.
- Рядом с нами такие обобщенные ядра сидят, - прошептала Варя, склонившись к столу.
- Чужи трубы не горять, а свои не потушить! – крикнул тост здоровенный детина в военизированном костюме, обшитом национальной символикой, и вылил в пасть литровый бокал пива.
Многие в компании последовали его примеру. После чего началось (или продолжилось) горячее обсуждение глобального противостояния. Ребята совершенно не разбирались в политике, все их доводы-выкрики-рассуждения сводились к окопным позициям «за наших» и «за ваших», причем застольщики часто путались в определениях: «наши» легко менялись местами с «вашими», а «ваши» - с «нашими». Часто звучали наивно-матерные возгласы, типа «сучин хер», впитанные из имперского или рожденные в пучинах многочисленных национальных диалектов.
Уровень агрессии, усиленный алкоголем и чем-то покрепче, зашкаливал. Брат и сестра постарались расправиться со своим заказом как можно быстрее. В тот момент, когда компания перешла на барабанный стук кружками по столу и скандирование «Пыво щоб рекой текло! Хто не з намы, той – мудло!», Нестор и Варя покинули питейное заведение.
- Вокруг одни стаи, - вздохнул Нестор.
- Или стада, - добавила Варвара.
- Или племя, - сравнил Нестор. – Мы скатились до состояния первобытного племени.
- Племя – это умение жить рядом, - пожала плечами Варя. – Мы жить рядом давно уже не умеем.

17.

Улица выходного дня успела утомить. Изрядно. Пора было завершать променад. Домой Варя идти не хотела – там было грустно и одиноко. Нестор тоже был неприкаянный в настоящее время. Нет, он, конечно, периодически пользовал девушек из персонала гостиницы, но постоянной, с прицелом на будущее у него пока не было. Решили взять пива, пару бутылок вина, закуску к тому и другому и отправиться в «Венеру и Дионис». Все это можно было заказать и в ресторане гостиницы, но почему-то захотелось вот так вот - взять в каком-то простеньком маркете, что встретился по пути.
- Не кажется ли тебе, дорогая сестра, что в соотношении процессов глобализации и национализации наблюдается некий дисбаланс? – философствовал Нестор по дороге. – С одной стороны, возникают государственные и коммерческие мегаобъединения, сообща продвигающие свои интересы. Трансы, Империя и сателлиты до самого Ливийско-Сирийского автономного округа, Ольмеки, что подминают президентства, Сёгунат, распространивший влияние до Индийского океана. Мало того, все эти глыбины, как в аквапарке, катятся в одну воронку и стремятся стать одной большой кучей ресурсов и амбиций.
- А с другой стороны? – подзадорила оратора Варвара.
- А с другой стороны, - с готовностью продолжил Нестор, - Все рушиться, все разваливается на части. Президентства на Северном континенте, те же сателлиты, что раньше были Империей, канцлерства, герцогства, королевства и бургомисторства по всей Европе. Тот же Голливуд. В души вот таких вот суржей из пивной закладывают ура-патриотические идеи, которые они будут вбивать пивными кружками в столы и в свои же головы. И в головы своих детей, которые завтра придут учиться в твою школу. «Qui non est nobiscum, adversus nos est!» Кто не с нами, тот против нас! «Хто не з нами – той мудло!» На фоне слияния мировых капиталов, под темным покровом решений коллективного разума зреют костры безумных национальных идей, под которые, как под каток, кладут целые страны и народы.
- Угольки в камине, - сказала Варя.
Нестор замолчал и посмотрел на сестру внимательно.
- Поясни, - попросил он.
- Кода мы в доме на Кисельной растапливали камин, - вспомнила Варя, - дед долго сидел возле него с бокалом вина или виски. Мог даже заснуть. Тетя Замиля принимала из его рук бокал, чтобы не залил ковер.
- Помню, - кивнул Нестор. – Еще помню, что поутру отгоревший камин отдавал черносливом. – И тут же продекламировал полузабытое четверостишие:

Отгоревший камин поутру отдает черносливом.
Обнажись, моя милая, клетчатый плед приспусти.
Мы знакомы чуть менее вечности. Так же красива,
Как и вечность назад, в прошлый вечер, чуть раньше шести.

- А я любила смотреть на угли. – Варя не стала продолжать стихотворение, хотя знала его наизусть, еще со времен детства. -  До того, как они полностью прогорят. Вот уже ни одной искорки не осталось, а бросишь скомканный лист бумаги – и пламя вспыхивает с новой силой. Думаю, семена национальных идей – это именно такие искры в золе. Их усыпляют до поры, прибивают кочергой, но не дают полностью угаснуть. И лишь только возникает необходимость – бросают лист бумаги, и пламя национальных конфликтов вспыхивает с новой силой.
- А зачем? – поставил Нестор резонный вопрос.
Варвара Сергеевна вспомнила, что она филолог, и поведала одну историю, которую в прежние времена, когда в школах еще учили и учились, она рассказывала на уроках по фольклору, когда изучали древнеиндийский памятник «Махабхарату».

18.

За полтысячелетия до нулевой точки, до старта эры христианства, которую нынче почему-то называют нашей эрой, в Древней Индии суты и кушилавы слагали сказания о потомках арийца Бхараты, в которых современный любознательный читатель найдет удивительную повесть о битве пандавов и кауравов. Это была не только кровавая, но и кровная война: пандавы и кауравы принадлежали к роду Куру. Много доблестных воинов, отменных лучников, умелых копейщиков сражалось с обеих враждующих сторон.
На стороне пандавов, под «обезьяньим» флагом, выступал многомощный Арджуна-гудакеша. Его колесницей правил не кто иной, как сам Кришна. Бог Вишну, чьей аватарой является Кришна, очень любит занятную игру – лилу. Лила заключается в том, что Вишну создает миры. Потом он их правит по своему усмотрению (вот тут ему и нужна одежда в форме Варахи, Ваманы, Рамы, Кришны или Будды). А потом разрушает. Вот такая лила. Им, пураническим тримуртам, все дозволено. По божественной сути и просветленному содержанию.
Перед битвой Арджуна окинул взором стан врагов, стройными рядами в одиннадцать ратей ставших на просторах Курукшетры, и узрел – не враги вовсе среди кауравов, а близкие, знакомые, родственники. И замерла колесница Арджуны – решил, что лучше «в безвестности жить подаяньем», чем участвовать в междоусобной сваре.
Вот где момент приложения силы для умелого игротехника Кришны: выбрать ключевую фигуру в происходящих событиях и раскрыть ему дхарму – высший моральный закон. Высший на данный исторический момент. Ох, уж эта политика двойных стандартов.
Возница Арджуны разразился длинной мудрой речью, которую весь мир нынче чтит под именем Бхагавадгиты. Не нужен был Кришне мирный исход – для того и воплотился Вишну здесь и сейчас, чтобы не допустить примирения пандавов и кауравов.
Лила вошла в миттельшпиль – Кришна (вернее, его кукловод) тонко старался «разжечь пламя великого побоища и избавить Землю от чрезмерного обилия топчущих ее людских орд», как уже было сказано выше.
И напомнил Кришна Арджуне о том, что кшатрий создан для битвы, так что нечего тут распускать лирические отступления. Такова уж его варна, а, следовательно, такова и дхарма. Ох, уж эти тримурти-гроссмейстеры.
У каждого времени есть своя Курукшетра, свои игротехники, свои тримурти, свои Кришны, готовые столкнуть пандавов и кауравов в кровавой междоусобной бойне, чтобы очистить Землю от людских орд.
Всякий раз найдется какая-нибудь аватара, которая будет примерять новую, подходящую дхарму для Арджуны. И только от Арджуны зависит, примет ли он увещевания своего возницы как ничего не значащий треп или как высший моральный закон.
Вспомни, Арджуна, что «Кришна» на санскрите означает «черный». Может, стоит избрать иного возницу, раз уж сам не желаешь править своей колесницей? Или убоишься гнева богов?
- Какая ты у меня начитанная, - Нестор обнял сестру свободной от кулька с продуктами рукой.
- Я еще и стихотворение закончить могу, - улыбнулась Варя в ответ.
И пошли дальше брат и сестра, читая то хором, то наперебой:

По количеству прожитых книг мне уже сотни две.
По количеству прожитых женщин – не менее трех.
И не в силах хозяйничать в древней моей голове
Ни психолог коварный, ни мудрый философ, ни бог.

Отшумевшая страсть через годы подобна похмелью.
Похмели меня, милая, пенным игристым на грудь.
Сколько лет мы с тобою мечтали, играли, шумели!
Как же звали тебя? Я не помню. Иначе. Не суть.
 
Посчитаем любимых. Поверишь: во многих – одна.
Полюбивших сочтем. Не поверишь: увы, ни одной.
Так плесни, моя милая, в солнечный кубок вина.
Буду счастлив сегодня: с бутылкой, с камином, с тобой.

19.

Отдел сновиденческих контактов Второго дна
В Канцелярию Конторы Раджаса
Касательно проделанной работы
Подробный отчет (сопроводительная записка)

По получении настоятельного запроса отделов разведки и контрразведки Конторы Раджаса отделом сновиденческих контактов в кратчайшее время, которое, как известно безмолвно вещающим, не имеет значения, за каждым фигурантом из списка были закреплены специалисты отдела.
Часть реципиентов, распознав вмешательство, блокировала сновиденческие контакты. Часть реципиентов вела себя настолько агрессивно в яви сна, что в результате «работы совестью» было развоплощено четыре специалиста отдела. Скорбим.
Тем не менее полученные материалы позволяют уверенно подтвердить, что наши оппоненты ведут подготовку массированного воздействия по ряду ключевых векторов социальной активности. Подробные отчеты о каждом сновиденческом контакте с каждым фигурантом из списка прилагаются и направляются в Канцелярию конторы Раджаса для дальнейшей передачи в аналитический отдел Седьмого дна.
Конец сопроводительной записки к подробному отчету.

20.

Во весь экран, в клубах разноцветного дыма, расплывался смоляной улыбкой растафари-мэр Ямайского автономного округа. Он пел незамысловатое регги собственного сочинения о последних событиях на вверенных ему территориях.
- Чем больше в словах творца политики, тем больше он гражданин, тем меньше он поэт, - с этими словами Нестор открыл с хлопками по бутылке пива себе и Варе.
Семейный просмотр вечерних передач оба посчитали достойным завершением сумбурного воскресенья.
- Так это же не поэтическое творчество, - с улыбкой возразила Варя. – И даже не песенное. Это итоговый отчет. Путь тебя не смущает форма подачи. Тем более не сам он все это придумал. Наверняка - растафари-спичрайтеры.
- Все никак не выходят из головы эти пивные суржи с их ура-патриотическими песнями, - Нестор даже приложил ко лбу холодную бутылку пива, чтобы погасить воспоминания. – Они этим косным категорическим транспондером «свой-чужой» разрывают на части собственный народ. Хорошо, что мы успели уйти тихо и незаметно, «пока не началось». Стоило какому-нибудь сурже придраться к нашему имперскому…
- Государство, безусловно, - это гидра, - Варвара невольно попала в ритм регги с экрана, улыбнулась, но продолжила в нем же. Получился забавный дуэт на два голоса с растафари-мэром. – Ядовитая, равнодушная, безжалостная. Не только свое, родное, а любое государство. Чужие гидры далеки, а потому кажутся милее, добрее, симпатичнее. И вот мы уже убиваем и рвем на части свою опостылевшую гидру, чтобы скормить ее чужим, далеким, еще более хищным, еще более равнодушным.
- Так везде?
Нестор рухнул на диван и вытянул уставшие от дневных прогулок ноги. Сестру он слушал с удовольствием.
- Конечно, - уверено ответила Варвара. – Не нужно думать, что где-то за океаном общество более однородное, чем у нас. Свои суржи есть везде. Все зависит от того, кто под что танцует. В одних ушах звучит регги, - Варя кивнула на экран. – В других – полонез Огинского. В третьих – всякая белиберда, смесь направлений и стилей. И вот здесь возникает культурный парадокс.
- Какой? – Нестор приглушил звук новостного канала.
- Культурный, - улыбнулась Варя. – С одной стороны, человеку необходимо образование. Ему нужны знания. Разные. Информация из множества источников. Но! Чем больше у человека источников информации, тем больше музыки звучит в его ушах. Это же разрыв семантического поля по всем фронтам.
- Выходит, чем более человек образован, тем более он обработан? - подытожил Нестор.   
- Именно так! – согласилась Варя.
- А как же мы? – обеспокоился Нестор. – Нас приучили читать с раннего детства. Наш дед, Антон Несторович, был практически энциклопедистом. Мама тоже поддерживала семейные традиции и всячески способствовала нашему просвещению. Мы должны быть не просто обработанными, мы должны быть отполированными до блеска.
- Не сравнивай источники информации, - успокоила сестра. – Современные дети выхватывают вот отсюда, - Варя снова кивнула на экран, - да из сети. Что положат в миску, то и съедят. А нас формировали книги. И вспомни, что мы читали. Сказки. Народный эпос. Фантастов эпохи энтузиастов. Поэтов и романистов. Вспомни только, как ты однажды удивил деда знанием акмеистов. Мы читали классику – да, она формирует! – Варя поторопилась остановить порыв брата, который хотел было возразить. – Но мы читали много и разную. Это как рассматривать слона со всех сторон, а не просто подержаться за хвост, погладить хобот или ухо. Мы читали книги. А книга деликатна, как говорил Жванецкий. Снял с полки. Полистал. Поставил. В ней нет наглости. Она не проникает в тебя без спросу.