ВикиЧтение
Поиск
Содержание
Пасха Красная
Павлова Нина Александровна
Ферапонт — это слуга
Ферапонт — это слуга
«Как точно Господь нарекает монахов, — сказал однажды инок Трофим. — Уже в самом имени характер и назначение». Ферапонт в переводе с греческого — слуга. А о слуге сказано Господом: «кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою». (Мк. 9,35).
О том, что о. Ферапонт был искусным поваром, наши оптинские непрофессиональные поварихи даже не догадывались. И на своем первом послушании в трапезной для паломников он стоял на раздаче, был кухонным рабочим, как говорили в старину, «слугою за все».
В 1990 году в монастыре только начали строить трапезную для паломников, и о. Ферапонт настилал в ней полы. А тогда трапезничали в женской гостинице. Пока монастырь был маленький, как-то справлялись. Но к 1990 году монастырь разросся, и трапезная стала «горячей точкой». Не хватало всего — мест, посуды, еды, а главное смирения. Обедали едва ли не в пять смен, и в долгой очереди кто-то, бывало, начинал роптать: «Сколько можно ждать? Мы на послушание опаздываем!» Надо было видеть, как пунцово краснел тогда о. Ферапонт, бросаясь обслуживать ропотников в первую очередь. Из опыта работы в церкви он уже знал: смиренные умеют ждать, а гордость гневлива. И он старался водворить мир.
Воспоминания паломника-трудника из Ташкента Александра Герасименко, проработавшего в монастыре на добровольном послушании семь лет.
В Оптину пустынь Саша приехал в 17 лет — почти одновременно с о. Ферапонтом, и их поселили в одной келье в скиту.
Хлебное место
В Оптиной пустыни я работал сперва по послушанию на просфорне. А месяца через полтора у меня вышло искушение — стоял я в очереди в трапезную и осуждал трапезников в душе: «Сами, — думаю, — наелись до отвала, а мы тут голодные стоим!»
До Оптиной я работал помощником повара в ресторане и кухонные обычаи знал. А как только я осудил, меня тут же перевели на послушание в трапезную. Ну, думаю, попал на хлебное место. Уж теперь-то и я поем.
В первый же день, как только сготовили обед, взял я половник, тарелку и лезу в кастрюлю с супом. «Ты куда?» — спрашивает меня о. Ферапонт. — «Как куда? — отвечаю я, — за супом. Есть хочу». — «Нет, брат, так дело не пойдет, — говорит о. Ферапонт. — Сперва мы должны накормить рабочих и паломников, чтобы все были сыты и довольны. А потом и сами поедим, если, конечно, что останется». А сам смотрит на меня смеющимися глазами и подает мне ломоть хлеба с толстенным слоем баклажанной икры.
В общем, ни супа, ни второго нам в тот день не досталось. Смотрю, о. Ферапонт достал ящик баклажанной икры, открыл три банки и, выложив в миску, подает мне. Наконец-то, думаю, и я поем. А о. Ферапонт мне показывает на кочегара, который после смены обедать пришел и говорит: «Отнеси ему, дай чаю и хлеба побольше. Пусть как следует поест человек». Смотрю, с других послушаний приходят обедать опоздавшие, а о. Ферапонт все открывает для них банки с икрой. Тогда в трапезной работал паломник Виктор, он теперь священник. Вот Виктор и говорит: «Давай я буду открывать банки». — «Не надо, — говорит о. Ферапонт, — руки попортишь». — «А ты не попортишь?» — «Лучше я один попорчу, чем все», — ответил о. Ферапонт.
Так я попал на «хлебное место», где пока всех накормим, то самим, бывало, оставался лишь хлеб да чай.
Полунощница
Послушание в трапезной, по-моему, самое трудное. Во-первых, в храм не выберешься, а главное — недосыпание. В 11 часов вечера монастырь уже спит, а мы еще чистим картошку на утро или моем котлы. В час ночи еле живые добирались до кельи. Отец Ферапонт тут же на правило вставал, а мы падали и засыпали.
Обидно было вот что — только уснешь, как в два часа ночи трапезников будят: «Машина с продуктами пришла. Вставайте разгружать». В общем, через день где-то с двух до четырех ночи мы разгружали машины с продуктами, потом шли досыпать. А полпятого нас уже будили на полунощницу.
У нас была хитрая образцово-показательная келья. И если в других кельях, бывало, роптали, что поздно пришли с послушания и не выспались, то мы вскакивали на стук будильщика, дружно благодарили его и даже угощали яблоком. Будильщик нас очень хвалил. А когда он удалялся, мы говорили: «Ну, что, отцы, перевернемся на другой бок?» И, выключив свет, делали большой поклон во всю кровать.
Так продолжалось некоторое время. А потом о. Ферапонт сказал: «А зачем мы сюда приехали? Хватит так жить. Надо Богу послужить». Стал неопустительно ходить на полунощницу, и я потянулся за ним. Мне очень хотелось спать. Но я уже привык, что на рассвете, улыбаясь одними глазами, меня будит о. Ферапонт, и тоже втянулся ходить на полунощницу. Сперва ходил из тщеславия. А потом полюбил полунощницу. Даже самому удивительно — вроде спишь меньше, а такая бодрость и радость, что день после этого совсем другой.
Так через о. Ферапонта мне открывалась тайна монастырских рассветов, когда первыми Бога славят монахи, а потом просыпаются птицы.
«Чего уж на свой счет обольщаться?»
Полюбил я монастырскую жизнь и возмечтал о себе: «Уйду, — говорю о. Ферапонту, — в пустыню и буду поститься, как древние». — «А чего, говорит он, в пустыне поститься? Там и так нечего есть. Вот ты попробуй поститься в трапезной, где всего полно, тогда и будешь постник». В тот день в подражание пустынникам я решил не есть. Хожу с показательно-постной миной, а о. Ферапонт положил себе творогу со сметаной, смотрит на меня, улыбаясь, и ест. Между прочим и я поел. Однажды отец келарь устроил нам пир — выдал на обед сыр, рыбу, яйца. У меня глаза разбежались: «Чего бы вы брать?» — «А чего выбирать? — говорит о. Ферапонт, — в желудке все перемешается». Налил себе рассольника, добавил туда каши, туда же вылил компот и ест. «Отец Ферапонт, как ты можешь такую гадость есть?» — «Да ведь нам же лишь бы брюхо набить, — отвечает он. — Так чего уж на свой счет обольщаться?»
В другой раз на обед было тоже много лакомств, но на второе была овсянка, а я ее с детства не выношу. «Терпеть, — говорю, — не могу овсянку!» — «Я то-же», — отвечает он. А сам, смотрю, лишь овсянки поел и даже от сливочного масла отказался. «Хорошее, — говорит, — мы охотно едим. А вот попробуй из любви к Богу есть то, что не нравится».
Ежики и медведь
Однажды ранней весной гуляли мы с о. Ферапонтом в нашем оптинском лесу, и он часа два рассказывал по следам оставленным на снегу, кто здесь обитает. «Вот, — говорит, — заяц пробежал, вот лиса мышкует, а тут косуля кормилась».
Еще других зверей он называл, но я в зверях не разбираюсь. Вдруг он увидел медвежий след и говорит так счастливо: «Ми-ишка!» Посмотрел внимательно и сказал: «Шатун, похоже. Недавно здесь проходил». Еще посмотрел и говорит: «Только что здесь был. Рядом медведь». Тут мы с ним развили такую скорость бега, что вскоре были в скиту.
А еще помню, как о. Ферапонт с паломником Николаем Емельяновым пойти в лес и наловили полный мешок ежиков. Ночью ежики бегают по келье, играют, а о. Ферапонт смотрит на них и смеется. Обычно он был серьезный, и лишь глаза порой улыбались. А тут, смотрю, лицо у него детское-детское.
Оказывается, ежики нужны были на склад, чтоб крыс и мышей гонять. Отобрал о. Ферапонт для склада самых ловких, а остальных в лес отнес.
«Делом надо проходить»
Показал я о. Ферапонту, как четки плести, а дня через три он меня уже переучивал: «Не так надо плести, а вот так». Точно так же было на просфорне, куда о. Ферапонта перевели следом за мной. Научил я его печь просфоры. Сам я этому делу долго учился, а он уже через два-три дня пек просфоры лучше других. Особенно трудно испечь Агничную просфору, чтобы не потрескалась печать. Я полгода боялся за нее браться, а у о. Ферапонта она сразу вышла безукоризненной.
У него был талант учиться новому. Вот, например, глядя на резчиков, он научился и стал хорошим резчиком по дереву. Причем любое дело он делал очень тщательно. Особенно это касалось книг. Помню, он выискивал и конспектировал все об Иисусовой молитве. У него была груда пухлых блокнотов с выписками. А однажды он отложил их в сторону и сказал: «Все это делом надо проходить».
Так он и святых Отцов изучал. Прочтет книгу, выпишет оттуда что-то главное и повесит эту выписку на стене, часто перечитывая ее. У него все стены в келье были в выписках. Все мы читали, наверно, одни и те же книги о монашестве, а о. Ферапонт прочел и исполнил.
«За послушание»
Старшим на просфорне у нас был тогда игумен Никон, и вот осенью паломники привезли ему много варенья — три трехлитровых банки, пять литровых да еще баночки помельче. С этим вареньем все пили чай. Но однажды о. Никон обнаружил, что варенье в тепле начало портиться и расстроился: «Люди старались, везли, а у нас пропадет». Тут вошли в просфорню о. Ферапонт с о. Паисием, подходят к о. Никону под благословение. А он, благословляя их, говорит: «Садитесь и ешьте варенье за послушание, а то, боюсь, пропадет».
Ушли мы из просфорни в трапезную. Возвращаемся, а они уже половину варенья съели — это же несколько банок. Отец Никон опешил: «Вы что — с ума сошли!?» А они отвечают: «Батюшка, но вы же сами благословили. Вот мы и ели за послушание».
«Молись незаметно, чтобы не видел никто»
Я не знаю, что было бы со мной, если бы в юности не было рядом о. Ферапонта и о. Трофима. Они были для меня как старшие братья, простые и веселые. А я был тогда жутко серьезный и напыщенный.
Помню, я любил, выйдя из скита, этак размашисто-картинно перекреститься на Святые врата и положить земной поклон — желательно, на глазах у экскурсии: пусть, думаю, дивятся, до чего благочестивая молодежь у нас! А о. Ферапонт все вздыхал при виде моего благочестия: «Саша, ну что ты молишься, как фарисей? Ты молись незаметно, чтобы не видел никто».
А еще был случай — жил тогда в скиту бесноватый паломник и такое вытворял, что лучше не рассказывать. Однажды, когда он бесновался, я этак властно, как подвижник, осенил его размашисто крестным знамением, правда, криво. Бесноватый захохотал и говорит каким-то не своим голосом: «Бес смеется над тобой». Отец Ферапонт был при этом, и я спрашиваю его: «А почему бес смеется? Оттого, что криво перекрестил, да?» А о. Ферапонт опять вздыхает: «Саша, ты не других, а себя крести». Позже об этом времени и об уроках о. Ферапонта я написал стихотворение:
Пощусь зело. Молюсь отменно
Стяжал большую благодать.
И лишь одну имам проблему —
Своих грехов мне не видать.
Все это было. Монахом я не стал, потому что понял: я могу лишь обезьянничать, подражая внешнему монашеству, а внутреннее монашество — это совсем другое. Возможно, я и пошел бы по этому внешнему пути, потому что нет для меня идеала выше, чем наше православное монашество. Но всю мою юность возле меня были о. Ферапонт и о. Трофим, а рядом с ними фальшивить нельзя. В них была такая глубина жизни в Боге — без тени ханжества, внешней набожности и фарисейства, что однажды я понял: они монахи с могучим монашеским духом, а я, к сожалению, нет.
«Мы вместе уйдем»
Вспоминать о смерти братьев до сих пор так больно, что про убийство мы обычно старались не говорить. Помню, келарь монах Амвросий проспал убийство. Идет днем в трапезную на послушание такой радостный, что все догадались: он не знает еще. Но никто не решался ему сказать. Послали мальчика из местных: «Скажи о. Амвросию, что…» Отец Амвросий как-то сразу согнулся, отпросился с послушания и заперся в слезах у себя в келье. Многие тогда сидели по кельям взаперти или ходили на послушание с красными глазами.
Помню, чтобы как-то справиться с переживаниями, я ушел в лес. Иду по лесной дороге, и вдруг выезжают рокеры на мотоциклах, выкрикивают оскорбления и кружат вокруг меня, наезжая колесами. Они были нетрезвые и будто бесновались. И тут я впервые взмолился новомученикам, умоляя их помочь. Что произошло дальше, мне до сих пор непонятно — я сделал всего три шага и очутился далеко от мотоциклистов, на совершенно другой лесной дороге. Потом я специально проверял — там от одной дороги до другой не меньше, чем полкилометра, и в три шага их не пройти.
А вот еще случай. Однажды я впал в искушение и говорю Трофиму: «Все — ухожу из монастыря!» А он улыбается: «Подожди меня — вместе уйдем!» Шутка шуткой, но так оно и вышло. Сразу после смерти братьев меня перевели в хорошую вроде бы келью, но я в ней извелся: соседи попались говорливые, причем народ постоянно менялся. Как раз к этому времени выяснилось, что монашество мне «не по зубам», и батюшки настраивали меня поступать в мединститут. У меня родители врачи, и я хотел быть врачом. Но где тут готовиться? Ни сна, ни покоя — одно искушение! Пошел я по старой памяти к братьям, но теперь уже на их могилки, и пожаловался им, как живым. Возвращаюсь с могилок, и вдруг один местный житель сам предлагает мне бесплатно отличную отдельную комнату в его двухкомнатной квартире тут же за стеной монастыря. Так я и жил в этой комнате безбедно, работая по послушанию в Оптиной и имея возможность заниматься, пока не уехал в Москву.
Оторваться от Оптиной и уехать от могилок братьев было очень трудно. Ведь какая скорбь — идешь сразу к ним, а они, как живые, помогают. Трофим, я заметил, как и при жизни помогает отогнать уныние. Придешь кислый, а уходишь веселый. Многие приходят сюда даже не для того, чтобы помолиться о какой-то нужде, а потому, что у могил новомучеников на душе становится светло. Даже в воздухе будто что-то меняется, а в Оптиной говорят: «Здесь всегда Пасха».
Читайте также
Царь–слуга
Царь–слуга Какой же способ царствования Ветхий Завет предлагает нам в качестве модели для владычества над творением? Вероятно, наиболее лаконичное описание идеала исходит от старших и более мудрых советников молодого царя Ровоама, когда его северные подданные искали
Слуга
Слуга Человек, посвятивший себя полностью служению кому или чему-нибудь, называется слугой.Согласно этому определению, данному словарем, мы все слуги по своей сути. Мы именно этого ищем — чему-то себя полностью посвятить: любимой работе, творчеству или любимому человеку.
Ферапонт Монзенский, преподобный
Ферапонт Монзенский, преподобный Не сохранилось никаких известий о происхождении и ранних годах жизни угодника Божия преподобного Ферапонта. Место и время его рождения, звание и имена родителей остались неизвестны. Можно только догадываться, что он происходил не из
ФЕРАПОНТ, преподобный Белоезерский, чудотворец Можайский
ФЕРАПОНТ, преподобный Белоезерский, чудотворец Можайский родился в городе Волоколамске, происходил от роду дверян Поскочиных, при рождении назван Феодором. В юношеских летах постригся он в Московском Симонове монастыре, под именем Ферапонта, и был учеником преп. Сергия
ФЕРАПОНТ, преподобный Монзенский
ФЕРАПОНТ, преподобный Монзенский постриженик Воздвиженского монастыря города Костромы. Писатель жития его говорит, что все жители Костромы питали к Ферапонту глубокое уважение и приходили за благословением, что был он прославлен не только в городе, но и в самой обители,
Инок Ферапонт. «Среди вас Ангелы ходят»
Инок Ферапонт. «Среди вас Ангелы ходят» Подвиг сугубого постничества инок Ферапонт принял на себя еще до монастыря. Монахиня Неонилла, певшая в те годы на клиросе Ростовского кафедрального собора, пишет о нем так:«Постник он был необыкновенный. На Великий пост набирал в
Слуга Господень a
Слуга Господень a 1 — Вот Мой Слуга, Которого Я укрепляю,избранный Мой, в Ком радость души Моей;Я дам Ему Духа Моего,и Он свершит правосудие для народов.2 Он не закричит, не возвысит голоса,не услышат Его голоса на улицах.3 Он тростника надломленного не переломити тлеющего
Избранный Слуга
Избранный Слуга (Мк. 3:7-12; Лк. 6:17–19)Узнав об этом, Иисус ушел из тех мест. 15 За Ним последовало много людей, и Он исцелил их всех. 16 Но Он запретил им разглашать о том, кто Он e. 17 Так исполнялись слова, сказанные через пророка Исаию:18 «Вот Мой избранный Слуга!Возлюбленный Мой,и в
Ферапонт Можайский, преподобный
Ферапонт Можайский, преподобный Преподобный Ферапонт Можайский (Белозерский), Лужецкий чудотворец, в миру Феодор, родился в 1337 году в Волоколамске в дворянской земле Поскочиных. С детства он проявил стремление к благочестивой жизни и иночеству. По сказанию
Инок Ферапонт (Пушкарев)
Инок Ферапонт (Пушкарев) (†5/18 апреля 1993) Из автобиографии: "Я, Пушкарев Владимир Леонидович, родился в 1955 году 17 сентября в селе Кандаурово Колыванского района Новосибирской области. Проживал и учился в Красноярском крае. Воинскую службу в Советской армии проходил с 1975 по
Инок Ферапонт. «Среди вас Ангелы ходят»
Инок Ферапонт. «Среди вас Ангелы ходят» Подвиг сугубого постничества инок Ферапонт принял на себя еще до монастыря. Монахиня Неонилла, певшая в те годы на клиросе Ростовского кафедрального собора, пишет о нем так:«Постник он был необыкновенный. На Великий пост набирал в
Ферапонт — это слуга
Ферапонт — это слуга «Как точно Господь нарекает монахов, — сказал однажды инок Трофим. — Уже в самом имени характер и назначение». Ферапонт в переводе с греческого — слуга. А о слуге сказано Господом: «кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою». (Мк.
Преподобный Ферапонт Белоезерский (+ 1426)
Преподобный Ферапонт Белоезерский (+ 1426) Память его празднуется 21 мая в день преставления, 27 дек. в день обретения мощей, 6 июля вместе с Соборам Радонежских святых и 16 июля вместе с Собором Российских чудотворцев, прославленных свт. Макарием в 1547 и 1549 гг.Прп. Ферапонт
Преподобный Ферапонт Монзенский (+ 1597)
Преподобный Ферапонт Монзенский (+ 1597) Память его празднуется 12 дек. в день преставления, 27 мая в день тезоименитства со свщм. Ферапонтам, епископом Сардийским (III в.), и 23 янв. вместе с Собором Костромских святыхОколо 1580 г. в костромской Крестовоздвиженский
;
«Только в монастырь»
«Лютось болезней»
;
О проектеРазделы