Скорбный юбилей первые дни войны

   
     80 лет назад, 22 июня 1941 г., в один из самых длинных дней в году в 3 часа 30 минут части Красной армии были атакованы гитлеровскими войсками на всём протяжении границы. В ранний час этого дня  ночные наряды пограничников, охранявших государственный рубежи, заметили странное небесное явление. За пограничной чертой, над захваченной гитлеровцами землей Польши, среди уже потускневших звезд, вдруг появились какие-то новые, невиданные звезды. Непривычно яркие и разноцветные, то красные, то зелёные, они медленно и безостановочно плыли к востоку. Они усеяли собой весь горизонт. И вместе с их появлением с запада донесся рокот множества танковых моторов. Этот рокот быстро нарастал. Он заполнял собою всё вокруг. И, наконец, разноцветные огоньки проплыли в небе над головами пограничников. Сотни германских самолетов с зажжёнными бортовыми огнями стремительно вторглись в воздушное пространство Советского Союза.  Пограничники, охваченные внезапной зловещей тревогой, не успели ещё осознать смысл этого непонятного и дерзкого вторжения, как предрассветное небо озарилось вспышками взрывов. Они вздымали к небу черные столбы земли. Огонь забушевал на первых метрах пограничной советской территории, и все потонуло в оглушительном грохоте, сотрясающем землю. Тысячи германских орудий и минометов из укрытий по ту сторону границы, открыли огонь по советской территории. Всегда настороженно-тихая линия государственного рубежа сразу превратилась в ревущую, огненную линию фронта...
    Но лучше об этом скорбном дне расскажут воспоминания очевидцев и ветеранов Второй мировой войны, которые помнят этот день 22 июня 1941 года Как и другие дни начала войны. Их воспоминания вошли в двухтомник «Живая память. Вся Германия», выпущенный в 2009 году Всегерманским советом ветеранов войны. Составитель ветеран войны Петр Фельдман. К сожалению, некоторых из авторов этого сборника в том числе и его составителя уже нет в живых.
               
      Вот как описала этот день Эльвира Бондарь, Дюссельдорф:   
    «22 июня 1941 года около полудня я шла к подружке через два дома                от нас  и на середине  дороги услышала шум, посмотрела вверх и  увидела впервые самолёты с черными крестами на крыльях, с самолётов падало  что-то черное и мне показалось, что это мешки с конфетами. Я стояла и смотрела, и в это время услышала грохот. Кто-то схватил  меня за руку и потащил в огород, стал на меня кричать и прижимать к земле, к ботве картошки. Я боялась испачкать платье и не хотела ложиться на землю, но вокруг был страшный грохот, меня прижало и засыпало землёй.  Недалеко разорвалась бомба...»
      
     Семён Ваксман, Кобленц, живший в то время  в местечке  Голосково, что на правом берегу Буга:
      «21 июня я с родителями был на вечере в школе. Ночь была очень тёплая и светлая. Где-то под утро мы проснулись от гула самолётов, а вскоре услышали звуки взрывов. В Голоскове не было электричества и радио. Тем не менее, люди поняли – это война. Германия напала на нашу страну. Уже в понедельник 23 июня была объявлена мобилизация. В армию взяли всех 18-летних парней, а через два дня призвали отца и других мужчин старшего возраста. В Голоскове остались женщины, старики и дети. Ежедневно через местечко на запад шли колонны наших войск, но вскоре движение стало обратным. Пошли подводы с беженцами, нестройные потоки красноармейцев. Через Южный Буг соорудили понтонный мост, на левом берегу начали рыть противотанковый ров. На эту работу мобилизовали всё мало-мальски трудоспособное население.  Самолёты со свастикой начали бомбить это скопление народа, было
много убитых и раненых. Это были первые жертвы войны, которые мне пришлось увидеть».               
    Моисей Гимпелиовский, Берлин:
  «Внезапное нападение фашистской Германии на Советский Союз привело к трагическим последствиям. Наши войска не были подготовлены в войне. В первые же часы войны наш батальон подвергся бомбардировке и артиллерийскому обстрелу. Мы находились  в палаточном городке на опушке леса. Разорвалось два снаряда, убив двадцать человек и многих  ранив. Немецко-фашистские войска стремительно наступали, и мы вынуждены были  отступать от Бреста в направлении  Минска и дальше. Дороги, по которым двигались отступающие войска, постоянно обстреливались авиацией противника, было много убитых и раненых, а также разбитой техники. В ходе дальнейших военных действий нам пришлось отступать в глубь страны и по приказу командования приступить к строительству  двух полевых аэродромов в 30-40 км к востоку от Москвы...»

    Танкист Давид Душман, Мюнхен:
   «Уже 2 июля 1941 года, то есть на 10-й день войны, я был в танке и со своей частью мчался на Запад навстречу вражеским войскам. Всю огневую мощь наступающей гитлеровской армии мы ощутили на себе примерно в ста километрах западнее Минска. Наши легкие танки – «БТ» - не в состоянии были противостоять тяжелым танкам противника. Так что, когда пели «Броня крепка и танки наши быстры», это было не про нас. Начало войны было ужасным. Повсюду царили растерянность и хаос. В плен попадали целые армии. Мы отступали с большими потерями и так докатились до Смоленской области».
   
    Командование фронта не смогло принять меры для организации обороны. И передовые части танковой группы гитлеровцев прорвались к северной окраине Минска. Войска другой танковой группы вышли на южную окраину города. Тем самым они отрезали основные пути отхода на восток войскам Красной армии. Значительная часть их оказалась в окружении в районе между Белостоком и Минском. Тысячи беженцев из Минска вынуждены были вернуться в свой пылающий от пожаров город.
   
    Ян Рехтман, Карлсруэ:
   «В три часа ночи 22 июня мы услышали сильные взрывы и через короткое время гул от летящих самолетов. В расположение батареи прибежал пограничник в окровавленном нательном белье и сообщил, что немцы напали за заставу и пограничники просят о помощи. По команде «в ружье» мы вскрыли  ящики «НЗ» (неприкосновенный запас) с патронами и гранатами. Патронов оказалось немного, по одной, две обоймы на человека. Батарея имела только девять снарядов.
 Мы снялись с места и двинулись на помощь пограничникам. Как только мы вышли из леса, батарея подверглась бомбежке с немецких самолетов, появились первые раненые. И только после этого стало ясно – началась война.
В первые дни не хватало оружия и боеприпасов. Многие красноармейцы и командиры вооружались в бою, захватив оружие противника. Особенно ценились немецкие автоматы. Очень было жаль, когда на моих глазах в рукопашных схватках с врагом из-за отсутствия оружия и боеприпасов гибли молодые здоровые кадровые бойцы».

    Германская авиация сумела в первые часы войны уничтожить на аэродромах большую часть самолетов и танков Красной армии. Поэтому господство в воздухе осталось за противником. Немецкие бомбардировщики непрерывно висели над отступающими колоннами наших войск. Они бомбили также склады боеприпасов и горючего, наносили удары по городам и железнодорожным узлам. Быстрые самолёты "мессершмитты" носились над полевыми дорогами, преследуя даже небольшие группы бойцов, а также беженцев, бредущих на восток. 
 
     Ветеран войны Лев Рубинштейн, Мюнхен:
   «На войне много страшного и очень страшного. Страшно вылезать из передового окопа при молчании противника, страшен близкий разрыв снаряда, особенно, если ты не слышал выстрела. Но очень страшны два обстоятельства: идущий на тебя танк, и очень страшно остаться одному.
    На тебя идет танк с черными пауками, а ты в неглубоком окопчике-ячейке с ножом и пистолетом в кармане. Ни лечь, ни сесть, ни выстрелить, ни удрать...
    Наше поколение точно знало, что воевать будем на земле противника, что амбразуру нужно закрывать своим телом, что ложиться нужно под гусеницу танка, привязав к животу связку гранат, и думать в эту минуту об «отце народов» Сталине. А у меня была одна лимонка, и думал я о жене и дочке, и не было чем привязать гранату к животу; не хотелось привязывать и просто не хотелось ложиться под гусеницу, и было страшно, очень страшно. Первый бой, первый танк, первый страх. Трудно мне, альпинисту, признаваться в страхе, но правда есть правда».

Моя война
Время неумолимо.
Вот уже прошло 80 лет со дня начала Великой Отечественной войны.
Всё меньше остаётся среди нас ветеранов той войны, которым сегодня далеко за 90. Ещё немного и единственными свидетелями тех жестоких лет будем мы, дети войны.
Войну мы познавали не из книжек. Она ворвалась в каждый дом. Сколько миллионов таких как я, малолеток, было разбужено из небытия сознания звериным гулом самолётов, резкими всхлипали сирен, оглушительными взрывами бомб, огнём и дымом пожаров, стонами смертельно раненых людей. Как писал один поэт: "В те дни мы в войну не играли, мы просто дышали войной". Точнее не скажешь.
Война была тогда для нас единственной реальностью, которую мы знали.  Другая же реальность, что была "до войны", нам была неведома.
Наша семья жила на юге Белоруссии, поодаль от главного направления фашистских войск - через Минск, который был оккупирован уже через неделю, на Москву. В наших краях у Людей было немного больше времени, чтобы бежать от войны. Моей матери с восьмилетней дочкой и мной, малетним, удалось втиснуться в товарный вагон с беженцами. Именно с этой поездке, полной тревог и надежд, берёт начало моя память.
Свои воспоминания о том времени я попробовал выразить в стихотворении "Моя война".

На фронте не бывал и пороха не нюхал
И не был раной обожжен,
Но в памяти моей и ныне глухо
Стучит на рельсах эшелон.
В нём беженцы на нарах деревянных,
Средь наспех собранных узлов.
А небо слало им не манну,
А в самом откровенном виде зло.
Зло налетало с грохотом и воем,
Зло исторгало пламень и свинец,
И мать моя, накрыв меня собою,
Вслух причитала: "Только б не конец".
Презрев остервененье самолётов,
Полз поезд на восток сквозь дым,
И только после каждого налёта
В его вагонах добавлялось дыр.
А в редкие часы затишья
К тем дырам с жадностью прильнув,
На мир глазели мы, детишки,
И всюду видели войну.