– Эх, – мечтательно сказал Петрик, – хорошо бы радио послушать или газету свежую почитать. Эй, разведка, где можно разжиться на радиоприемник? Только не говорите, что в комендатуре в Красной!
– У людей нет. Самым первым своим приказом немцы обязали под угрозой смертной казни всех жителей сдать радиоприемники. Если у кого и остался приемник, то мы о них ничего не знаем.
– Понятно. Значит, скорее всего, ни в одной деревне у людей приемника нет.
– Точно. Но есть в Родниковке дома у местного старосты.
– Это у того, которого вроде как уже казнили бойцы «товарища» Федора?
– Ага, у него.
– Товарищ командир, – обратился Петрик к капитану Шулике, – разрешите навестить Родниковского старосту? Заодно и радиоприемник принесем?
Ивановы, молча, переглянулись между собой.
– Товарищ Петрик, – серьезно сказал Сергей, – вы представляете, как выглядит сержант госбезопасности Сибирцев?
– Ну, да, – непонимающе смотрит Петрик на Сергея.
– А как сержант Твердохлеб?
– И что? Давай уже ближе к делу. Заинтриговал.
– А то, что староста Родниковки Джердж, это как Сибирцев и Твердохлеб вместе взятые. Лично вам с ним ни за что не справиться. Знайте это.
Сообщение Сергея привлекло внимание всех бойцов отряда и диверсантов.
– Ну, напугал, – рассмеялся Петрик. – Думаешь, нам это не под силу?
– Не знаю, напугал ли, но честно предупредил. К тому же следует учитывать, что староста живет в самом центре деревни.
– Что скажете, Андрей Петрович? – улыбнулся Шулика.
– Если товарища Петрика ливень не пугает, пусть идет. Главное, чтобы следов нигде не оставил, чтобы враги по ним в лагерь дорогу не нашли.
– Ну, кто со мной? – встал с пенька, на котором сидел, Демьян.
Однако бойцы только посмеиваются над ним.
– А самому что, слабо?
– Я пойду, – поднялся Сергей.
– И я, – вслед за ним встал Андрей.
– И я, – серьезно сказала Вера.
Увидев это, все бойцы вскочили со своих мест. Твердохлеб с восторгом и гордостью смотрит на своих «крестников».
– Петрик, отбирайте сами, – махнул рукой Шулика.
– Значит так, со мной идут Будилин, Балан и Сергей Иванов. Думаю, хватит.
– Справитесь?
– Справимся. Дело политически важное. Увидим, что Джердж этот нам не по зубам, пристрелим, и в петлю уже мертвым повесим. Пусть люди полюбуются и порадуются!
И бойцы стали собираться в путь.
– Демьян, – позвала Лена, – не спешите. Еще очень светло. Пообедайте горячего, а потом уже отправляйтесь. Все равно будете возле деревни темноты дожидаться.
Пообедав, группа Петрика отправилась в Родниковку. Санинструктор оказалась права, им пришлось ждать темноты, укрывшись на окраине деревни под старой, раскидистой яблоней.
– Не пойму, что это там, на площади? – предчувствуя недоброе, спросил Сергей. – Раньше этого не было.
Петрик достал бинокль и стал рассматривать площадь. Из-за дождя и тумана видимость скверная.
– Что там, товарищ Демьян? – с нетерпением спросил Сергей.
– А это, Сережа, виселица. И на ней висит мужчина, женщина и двое детей.
– Товарищ Демьян, разрешите мне сходить на разведку? Меня здесь все знают, никто ничего не заподозрит, даже полицаи.
– Ну, иди, но будь осторожен. Да, оружие оставь.
Сергей набросил капюшон своего старого дождевика и исчез в плотной пелене дождя. Вернулся он через сорок минут.
– Ну, что там? Узнал? Рассказывай!
– Это семью Вавриных повесили, и все из-за Джерджа. Они спрятали у себя дома еврейскую семью. Был у нас такой портной дядя Яков. Вот его с женой и дочкой Ваврины и спрятали, и никто ничего не знал.
Бойцы внимательно слушают рассказ Сергея.
– Но дяде Якову было стыдно, что его семью кормят просто так, и он попросил дядю Семена, чтобы он достал ему швейную машинку.
– Он собирался шить, Ваврины продавали бы одежду на рынке? – понимающе кивнул Петрик.
– Да. Когда дядя Семен нес швейную машинку домой, его заметил староста. Он знал, что Ваврины сами не шьют и сразу догадался, что они кого-то прячут.
– И нагрянул с обыском?
– Да. Ну, немцы и нашли в подполе дядю Якова с семьей. Их увезли в райцентр, в какое-то гетто, а Вавриных повесили, чтобы людей напугать. Сволочи.
– Ну что, товарищи бойцы, – серьезно спросил Петрик, – вы видите, что давно пора покарать изменника Джерджа?
– Никто и не спорит, – с каменным лицом ответил Будилин.
– А еще объявление висит. Парашютистам и большевистским партизанам предлагается в трехдневный срок сдаться. Иначе все будут уничтожены.
Какое-то время все молчали, потом Балан спросил.
– Сергей, а чем это от тебя так вкусно пахнет?
– Ой, извините, я совсем забыл! Это пирожки с яйцами и зеленью. Берите, ешьте, они еще горячие!
Когда стемнело группа огородами, осторожно подошла к дому старосты. Все окна оказались закрыты ставнями, поэтому понять, дома староста или нет, нельзя.
– Староста один живет или семья есть?
– Один, – ответил Сергей.
– Что делать будем? – первым спросил Будилин.
Петрик не успел ответить, так как на улице послышались тяжелые шаги. Сергей прильнул к щели между досок забора.
– Это он, – негромко сказал Сергей.
Староста подошел к воротам и остановился. Ворота закрыты на замок, и Джердж замешкался, вынимая ключ из кармана брюк. Щелкнул замок, калитка открылась, и во двор вошел огромный мужчина.
Такого богатыря Петрику видеть, еще не доводилось. Староста повернулся к калитке, чтобы закрыть ее, и Балан первым подскочил к нему и прикладом винтовки ударил того по затылку.
Джердж лбом уткнулся в калитку. Будилин вырвал из рук старосты автомат, но тот, словно и не его только что ударили по голове, схватился за нож. Понимая, что результат схватки не обязательно будет в его пользу, Балан тоже выхватил нож и ударил старосту в живот.
Подоспевший Петрик ударил старосту ножом в бок, а Будилин вырвал у Джерджа его финку.
– Сволота краснопузая, – прохрипел староста, – ненавижу вас!
Казалось, силы покидают его, но вдруг он ударил Балана в лицо. От страшного удара тот отлетел на несколько шагов и тяжело упал на спину. После этого староста ударом отбросил Петрика, а затем и Будилина.
– Что, мрази, думали, взяли меня? Да я душил, и буду душить вас, гады большевистские!
Петрик встал на четвереньки, но староста свалил его сильным ударом ноги в голову. Даже раненый Джердж был сильнее всех разведчиков, вместе взятых.
И тогда к нему из темноты выскочил Сергей.
– Получай, гад, – закричал он и вонзил нож в шею старосты.
Кровь фонтаном ударила из раны, и староста зажал рану рукой, оставив в покое разведчиков.
– Это тебе за дядю Семена! Это за тетю Лиду! За Настеньку! За Сашку! За дядю Якова! За тетю Рут! За Наву!
Нож Сергея раз за разом впивается в огромное тело старосты. Будилин первым пришел в себя.
– Сергей, – простонал он, – помоги мне.
Сергей опомнился и оставил тело Джерджа в покое. Он наклонился над Будилиным и помог ему встать.
– Вот это силища, – простонал Алифатий, – животная сила. Дайте, пожалуйста, попить.
Напившись, Будилин с Сергеем стали приводить в чувство Петрика и Балана. Те не сразу, но начали приходить в себя.
– Вы как?
– Ничего, жить будем, – отпив из фляги, ответил Петрик, – вот это чудовище. Носорог какой-то, а не человек. Алифатий, как тебе удалось?
– А это не я. Это Сергей. Если бы не он, сели бы мы в лужу. Мягко говоря.
– Как Сергей? – испытывая большую неловкость, и с явным восхищением переспросил Петрик. – Сережа, это ты его?
– Я. Что дальше будем делать?
– Не знаю, удастся ли нам этого слона повесить.
– Может, ну его? Люди и так узнают, что мы его казнили. Записку оставим и все, – предложил Будилин, обеими руками держа голову, дожидаясь, пока пройдет головокружение.
И Петрик написал: «Предатель Родины. Так будет со всеми изменниками. Партизаны».
– А давайте, сожжем дом этого мерзавца? – предложил Балан.
– Да вы что? – возмутился Сергей. – Это при немцах тут стал жить староста, а вообще это был сельский клуб! Наши скоро вернутся, и здесь снова будет клуб.
– А ведь мы совсем позабыли о радиоприемнике!
Будилин обыскал одежду старосты и нашел ключ от дверей дома. Он открыл замок, и все четверо вошли в дом. Сергей быстро нашел керосиновую лампу и зажег ее. Бойцы стали обыскивать дом.
Радиоприемник нашли быстро, дольше искали запасные батареи к нему. Попутно собрали оружие, боеприпасы, продукты. В кладовке нашли чистые тетради, карандаши, краски.
– Вот бы найти портрет товарища Сталина, – мечтательно сказал Петрик, – и Ленина!
– А давайте, еще поищем, – загорелся этой идеей Сергей.
Однако желаемых портретов они не нашли. Зато нашли и взяли с собой новую гармошку.
– Пожалуй, пора, – сказал Петрик, – хорошо бы нам уйти незамеченными. Очень не хочется, чтобы радио наше прострелили.
Все старались идти тихо, но, впрочем, погода им настолько благоприятствовала, что на обратном пути партизаны вообще никого не встретили.
Вернулись в лагерь бойцы глубокой ночью. Кроме часовых их прибытия никто не заметил. Развесив сушиться плащ-палатки, все улеглись спать.
Рано утром их разбудил капитан Шулика.
– Хватить дрыхнуть. Прошлялись, понимаешь, всю ночь, неизвестно где, а ну, выходите, покажитесь на свет божий! Петрик, выводи всю свою шайку-лейку!
Петрик, Будилин, Балан и Сергей, отчаянно зевая, выбрались наружу.
– Ого! – восторженно воскликнул Шулика. – Впечатляет! А я думаю, чего это вы с гармошкой вернулись! А вы, видать, погуляли, поплясали, повеселились от души!
Лица бойцов красуются огромными лиловыми синяками, свежими ссадинами и кровоподтеками.
– Красавцы! Судя по вашим синякам и тому, что вы вернулись, старосту вы все-таки одолели?
– Так точно, товарищ капитан, – ответил за всех Петрик. – А вот повесить его не смогли.
– Это не страшно. Все равно люди в Родниковке, и Красной уже знают о том, что староста казнен партизанами. Вы молодцы! Смирно! Объявляю вам благодарность!
– Служим трудовому народу!
Остальные партизаны стали подходить к четверке Петрика и жать им руки, обнимать.
– А что там, на счет обещанного радиоприемника? – вспомнил Елатьмин.
Петрик слазал в убежище и вынес радиоприемник. Он набросил на дерево провод, который тоже прихватил в доме старосты, чтобы антенна лучше принимала. Потом стал крутить ручку, следя за стрелкой, настраивая радиоприемник на нужный диапазон.
– Вот это здорово! Что, и сводку Совинформбюро сможем послушать?
– Сейчас, сейчас. Все будет!
– Да рано еще для сводки, – проворчал Лопатин.
Его прервал Петрик. Глаза его сияют.
– Быстро! – взволнованно закричал он во весь голос. – Товарищи! Отложить все дела! Все бегом к радиоприемнику! Сейчас будет передано обращение товарища Сталина!
Бойцы торопливо стали собираться вокруг радиоприемника. И вдруг зазвучал голос Сталина.
– Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается. … Гитлеровским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины. …
Безо всякого преувеличения все затихли так, словно перестали дышать. Никто даже не шевелится.
– Над нашей Родиной нависла серьезная опасность. Как могло случиться, что наша славная Красная Армия сдала фашистским войскам ряд наших городов и районов? Неужели немецко-фашистские войска, в самом деле, являются непобедимыми войсками, как об этом трубят неустанно фашистские хвастливые пропагандисты?
Петрик включил звук, какой есть в радиоприемнике на максимум.
– Конечно, нет! … Эта армия не встречала еще серьезного сопротивления на континенте Европы. Только на нашей территории встретила она серьезное сопротивление. … В силу навязанной нам войны наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом – германским фашизмом. Наши войска героически сражаются с врагом, вооруженным до зубов танками и авиацией.
Тяжелораненый красноармеец Иванов и тот попытался приподняться на локоть, чтобы лучше слышать.
– Красная Армия и Красный Флот, преодолевая многочисленные трудности, самоотверженно бьются за каждую пядь Советской земли. В бой вступают главные силы Красной Армии, вооруженные тысячами танков и самолетов. Храбрость воинов Красной Армии беспримерна. Наш отпор врагу крепнет и растет. Вместе с Красной Армией на защиту Родины подымается весь советский народ. …
Сергей торопливо конспектирует речь товарища Сталина в тетрадке, которую взял в бывшем сельском клубе Родниковке.
– Ты это зачем? – шепнула Вера.
– Листовки напишем и расклеим по деревням. Пусть люди знают правду!
– Враг жесток и неумолим. … Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том – быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. …
* * *
Полицаи Родниковки свирепствовали. При помощи побоев и угроз они согнали на рыночную площадь всех оставшихся жителей деревни и стали осматривать их на предмет ран, синяков, ушибов и переломов.
– Не могли нашего старосту просто так убить, – кричит начальник полицейской управы Батрух. – Не тот человек был покойный Михаил Гаврилович Джердж, чтобы не оставить на убийцах свои отметины!
Однако к величайшему изумлению полицаев и самого Батруха, ни у кого из жителей они не нашли ни ссадины, ни синяка.
– Самуил Кузьмич, ничего подозрительного не выявили!
– Не понимаю, – ворчит начальник управы, – как такое возможно?
– Наверное, и впрямь местные жители здесь ни при чем, – осторожно заметил его заместитель. – Нужно всех отпускать.
И жителей деревни полицаи отпустили восвояси.
– Наверняка это дело рук диверсантов, – решил начальник полицейской управы. – Поеду, доложу об этом коменданту.
* * *
Партизаны Елатьмина и разведчики Шулики тем временем, стоя, продолжают слушать обращение Сталина.
– Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь Советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу. …
Бойцы улыбаются и переглядываются между собой.
– При вынужденном отходе частей Красной Армии нужно угонять весь подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни одного килограмма хлеба, ни литра горючего.
Все слушают речь Сталина очень внимательно.
– Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы.
Лена уже начала готовить завтрак, и всем слышно, как потрескивают дрова в костре.
– Все ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно, безусловно, уничтожаться. В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджогов лесов, складов, обозов. …
– Вот нам и задание, – негромко сказал Твердохлеб, но на него сразу зашикали со всех сторон, и он замолчал.
– В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР, для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, создан Государственный Комитет Обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве.
Без преувеличения голос Сталина наполняет сердца бойцов радостью и уверенностью.
– Государственный Комитет Обороны приступил к своей работе, и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина-Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии и Красного Флота, для разгрома врага, для победы. Все наши силы – на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!
Сталин окончил свое обращение, но на поляне вокруг радиоприемника еще какое-то время царила тишина. Потом все одновременно, горячо стали обсуждать речь вождя.
– Ну что, Петрович, – улыбаясь, спрашивает Шулика Елатьмина, – теперь ты понимаешь, что решение остаться в тылу у немцев было правильным? Теперь вон сам товарищ Сталин приказывает тебе стать партизаном!
– Хочется уже что-то делать, – смеясь, говорит раненый Фролов.
– Бить фашистов, ничто другое не имеет сегодня значения.
– А что мы можем сделать прямо сегодня? – задумался Твердохлеб.
– А что думает по этому поводу разведка? – улыбается Шулика.
В отличие от взрослых Сергей настроен серьезно.
– Товарищ Сталин приказал нам уничтожать телефонную и телеграфную связь. Это мы можем сделать прямо сегодня. Можем сжечь молотилки, трактора, комбайны, которые немцы готовят к уборке урожая.
– Можем сжигать мосты. В соседнем районе есть даже железнодорожный мост, – вставил Андрей. – Нужно написать листовки и расклеить их по деревням.
– Полицаев и прочих предателей карать! А главное, бить фашистов!
– В общем, работы всем хватит, – подытожил Шулика.
– Эх, – вздохнул Елатьмин, – транспорта нам не хватает. Хотя бы десяток лошадей нам, вот это было бы дело!
– Значит, будем считать, что транспорт это тоже одна из наших первостепенных задач. Между деревнями бегают ничейные кони, я сам видел. Кстати, на первое время можно разжиться на несколько велосипедов. Вчерашние события показали, что и от них может зависеть наша жизнь. И выполнение поставленной задачи тоже.
– Форма немецкая нужна, только целая, чтобы в ней можно было без подозрений ходить.
– Задач много. Как говорится, начать и кончить.
– Перевязочный материал нужен, – вставила санинструктор Ратушная, – и крупы нужны. Мяса много, и лосятина, и консервы, а вот круп, муки, маловато.
За разговорами прошло много времени.
– Товарищи, – позвал всех Петрик, – сейчас будет утренняя оперативная сводка Совинформбюро.
Через минуту все с замиранием дыхания слушали голос Левитана.
– В течение ночи 3 июля шли ожесточенные бои наших войск с мотомеханизированными частями противника на Борисовском направлении и в районе Збараж, Кременец, Тарнополь. На иных участках фронта шли ночные поиски разведчиков и бои местного значения…
– Врут немцы, не сдалась наша страна! Воюет и победит! – горячо сказала Ратушная. Все ходили возбужденные и радостные. К Елатьмину подошел Твердохлеб. – Товарищ капитан, разрешите обойти окрестности? Проверю, что вокруг нашего лагеря делается. – Давай. Возьмешь кого-нибудь с собой? – Можно. Гончарова возьму. – Как Гончарова? Он же ранен? – Какой там ранен? Так, царапина. Через десять минут Твердохлеб с Гончаровым пошли обходить лагерь. Вернулись они через два часа и принесли с собой пол плащ-палатки маслят. – Не удержались, – улыбнулся сержант, – понимаем, что еды хватает, но такие они красивые, пахучие! – Ничего, ничего, разнообразим стол! Будет нам на обед на первое грибная похлебка, а на ужин жареные грибы с луком, – пообещала Лена. – Жаль, хлеба нет, – посетовал Фролов. – Разве это проблема? – рассмеялся Лопатин. – Плохой ты солдат, Митя, если не знаешь, что такое шомпольный хлеб! – И точно, – улыбнулась Лена, – ребятки, давайте тесто месить! К обеду каждый боец испек себе на шомполе на углях хлебец. С грибной похлебкой его съели без остатка, так что гречневую кашу с мясом ели уже с сухарями или вовсе без них. – Товарищ капитан, – обратился к Елатьмину Балан, – разрешите мне взять автомат убитого старосты? – Конечно, берите, опыт показывает, что в ближнем бою автомат намного лучше винтовки. По сравнению с тем, какими мы пришли в этот лес, наша огневая мощь выросла в разы. Это радует. – Нам бы еще пулемет, а главное, бойцов. А то после убытия группы товарища Шулики нас останется, прямо скажем, маловато. – Ничего, товарищ командир, – уверенно сказал Гончаров, – и один в поле воин, если он по-русски скроен! И тут из кустов к бойцам вышел высокий мужчина средних лет в форме советского лесничего. На плече у него рюкзак и берданка, на поясе патронташ и две дикие утки. – Товарищи, – поднял он руки, показывая, что от него никакой угрозы нет, – здравствуйте, товарищи. Я вам не враг. – Вы кто? – удивился Шулика. – Тьфу ты, – ругнулся Елатьмин, – что за дозоры у нас? Решето какое-то. – Не ругайтесь, товарищ капитан, – улыбнулся неизвестный, – дозоры у вас расставлены грамотно. Просто я здешний лесник, Грабарь Аким Карпыч, знаю лес, как свои пять пальцев. Вон ребятишки ваши меня все знают. – А зачем вы здесь? – Пришел партизанить. Только я не знал, что вы здесь базируетесь. Место-то это, можно сказать, мало кому известно. – Как так? – Елатьмин почувствовал, как невольно проникается симпатией и доверием к леснику. – Так этот родник пробился наверх совсем недавно, и озеро, соответственно, появилось недавно. Их не то, что на картах пока нет, о нем и местные жители далеко не все знают. Вот я и решил здесь обосноваться и уже отсюда начать свою войну с гитлеровцами. – Чего не из своей сторожки? – Тяжело мне там. Немцы мою жену убили. Я ее похоронил и в лес. – Сюда? – Нет. Сначала пошел на Нижнее озеро. Там в годы гражданской войны находился наш партизанский лагерь. Сунулся я туда, а там уже стоит какой-то отряд. – Что же вы с ними не остались?