Ковид, как... Дорогие мои москвичи

Анатолий Шварц
      Он сидит напротив меня и не спеша что-то потягивает из своего бокала.  Культурно, не причмокивая от наслаждения, но явно получая от напитка удовольствие.
     - Чай? - интересуюсь я.
     -Не-а, - качает в ответ седая голова.
     - Кофе? – не унимаюсь я.
     - Не-а,- мямлит он.
     - Неужели вам позволено на рабочем месте, -картинно удивляюсь я, -  причащаться, да еще тем...
     -Тем чем?
     -Чем тем?
     Игра слов при желании может продолжаться бесконечно.
      - Но-но-но, - грозит мне его указатильный палец. - Меру знай, а о пьянстве  забудь, как о страшном сне. – При этом губы его сами собой причмокивают, видимо в такт его фривольным мыслям. Страшные сны не для его желаний. А вот возможности... Возможностей у него, я думаю, даже больше чем желаний.
     - Нектар, - возвращает он меня в реальность, пристально глядя в свой бокал и почесывая левой рукой свою правую босую пятку. Пятка скрипит как новая десятидолларовая купюра. Очень знакомый мне хруст.
     0н сидит напротив меня в белом балахоне. Очки его скатились на самый кончик длинного носа, он смотрит задумчиво поверх них, да, пожалуй, и поверх меня.Затем, нехотя обмакнув свой палец в блюдце с дурно пахнующей жидкостью, похожей на урин, да именно так, из песни, как говорится, слов не выкинешь, начинает переворачивать страницы моего дела.
     - Итак, папка номер десять тысяч такая-то, - говорит он мне. То есть моя папка, то есть вся моя прошедшая драма, трагедия, комедия от начала и до конца. Балахон невозмутимо читает вслух.
     - Фамилия, - делает он многозначительную паузу.
     Ну и голос у него! Как мерзкий скрежет по стеклу.
     - Это ты? - спрашивает он меня.
     - Это я, - признаюсь я.
     - Правильно, - говорит он. - Это еще ты.
     - Это еще я, - покладисто соглашаюсь я и помогаю на всякий случай. –Хорош, привлекателен и...
     -Это еще чем привлекателен? - перебивает он меня.
     - Не знаю, - отвечаю я. Я и на самом деле не знаю, чем. - Вам лучше знать, - ехидничаю я. - Просто я чувствую именно так: хорош и все.
     Он смотрит на меня как снайпер, нашедший мишень, и молчит.
     - Понимаю, - соглашаюсь я с его молчанием. Но не совсем... - А если я хорош тем, что все у меня еще впереди? - иду я на компромисс.
     -Впереди видится очень туманно, - произносит он, сдувая пылинку с края стола в мою старону.
     -За перед я как-то был всегда спокоен, - возмущаюсь я.
     - Постепенно курвишься, - более утверждает он, чем спрашивает.
     - Постепенно? - переспрашиваю я.
     - Постепенно, - продолжает он игру, перебрасывая мне мое же слово. Пинг-понг в общем.
     - Как это?
     - Так это, - ухмыляется он.
     - Сучка, - мысленно парирую я.
     - Еще какая, - произносит телепат, перелистывая страницы в папке.
     Я жду с нетерпением. Каждый хочет о себе знать больше, чем знает сам.
     -Так, - говорит он. – расслабься. В университете у тебя более менее. В общем, - вздыхает он, - могло быть и хуже. Я даже рад за твой университет.
     Я расслабляюсь. - Я тоже рад за мой университет.
     -Далее, - читает он. – Жил, учился, пил как все, трахался больше, чем надо, -  он цокнул языком. - Но в общем, - теперь он сдул пылинку со своего рукава  в мою сторону, – в общем, это не помешало тебе стать доктором.
     Да, - соглашаюсь я с ним, – стал, - и добавляю, чтобы побаловать его слух, - к удивлению.- И без паузы проказливо спрашиваю. - А вот если бы я..., - но концовка фразы застревает у меня в горле.
     - Ну,- понукает он меня как лошадь. -  Если бы ты что?
     - Вот если бы я больше.. - Я снова замолкаю.
     Пауза.
     - Больше чего? - нетерпеливо спрашивает он. - Конкретно, больше чего?
     - Ну, - решаюсь я, - конкретно гак конкретно. Трахался если бы больше, потянул бы на академика?
     - Смолкни, животное, - брезгливо кривит он рот. - Положение не зависит от количества. Положение зависит от качества.
     - Но кажется, все были довольны...
     - Вопрос качества заключается не в том, кто доволен и не в том, чем. 
     - А в чем? - настораживаюсь я.
     - А с кем. Понимаешь, с кем?- вещает он мне с улыбкой мудреца.
     -Жаль, не доработал, - печалюсь я. - Не та карта выпала.
     -Ну, ну, ну, - успокаивает он меня. - Доработаешь мысленно в воспоминаниях о днях минувших.
     - Я не теоретик.
     - Но к сажалению уже и не практик,- мягко улыбается он.
     «Ему бы к зубному сходить, бормашина по его улыбке плачет Да и хорошо бы, без наркоза», - мечтаю я
     - Кстати о картах, - возвращает он меня в действительность. - Много играл?
     - Играл.
     - Во что? - интересуется он.
     - Сами же сказали. В очко.
     - Карты у нас не в почете.
     - Жаль. Жаль, - повторяю я. - А где в почете?
     - Где, где? Нигде, - резюмирует он  и после паузы глубокомысленно добавляет. – Вижу, ты в картинках не простак.
     - Не простак, - соглашаюсь я.
     -Проверим. - Он с шумом перелистывает страницы и шепотом спрашивает. -   Когда после третьей карты недобор, стоит ли брать еще одну?
     - Как повезет.
     - В том-то и дело, - вздыхает он. - Не везет.- Ладно , -чешет он за ухом. -Пойдем дальше.
     - Пойдем, - киваю я согласно.
     - Женился. Скурвился, - продолжает он листать мое дело.
     - Скурвился, потому что женился? - спрашиваю я.
     - Нет, - возражает он. - Сначала женился, а затем скурвился.
     - И так бывает, - соглашаюсь я.
     - А дальше, - продолжает он листать страницы моей папки, страницы разнных цветов, от самых белых, блестящих, как в жизни, до самых черных, траурных как в жизни, и укоризненно качает головой. – Ужас! Ужас! Ужас!
     - Я? - спрашиваю я с тревожно. - Это еще я?
     Он смотрит на меня безнадежно, качая своей седой головой, и молчит.
      -Это еще я? чуть ли не кричу я.
     - Не кричи, - говорит он. - Ты - зто ты. Но ты уже и не ты.
     - Я не понимаю, - удивляюсь я и развожу руками. - Неужели скурвившийся я -это не я?
     - Понимаешь, - объясняет он мне, - если бы ты оставался самим собой, то у тебя был бы шанс стать членом нашего коллектива и поболтаться здесь наверху. Но так как ты прятался за обстаятельства и возводил это в свое оправдание, то умножая это на степень содеянного, сам понимаешь, дорога тебе вниз, в самую что ни на есть Жосминду.
     - В самую что ни на есть? - ужасаюсь я.
     - Еще глубже, чем ты думаешь, -  подтверждает он.
     И тут я замечаю, что свою-то жосминду он аккуратно опускает на три подушки. А ноги свои пристраивает поудобнее в тазик с водой, чтобы грибки на ногтях не подсыхали. Я хихикаю.
     -Накувыркаешься здесь с вами, - реагирует он на мой смех. - Не то что голова в вареную репу превращается, но и ноги начинают ходуном ходить. Ведь не каждый из вас от нас  по своей воле уходит. Кто-то для ускорения и в хорошем  пинке под зад нуждается. Заметь, служу-то я не в театре,- вздыхает он тяжело.
     Так и быть это я замечаю, а еще замечаю, как дверь отворяется и в помещение входит непонятная мне личность, облаченная в такой же белый балахон. Личность подходит к столу и о чем-то долго и нудно перешептывается с моим визави. Затем поворачивается ко мне тем, что называлось лицом  и я понимаю, что дела мои пропащие, потому что передо мною стоит знакомый мне до боли следователь Василий Васильевич.
     А ты что здесь делаешь? – удивляется он и тут же захлебывается от смеха.- 
Твое место в самом что ни на есть низу. Внизу! Внизу! Внизу! Правда, если тебя там примут, дружок.
     - А ежели нет? - жалобно вопрошаю я.
     - А если нет, тогда распилят,- обнадеживает меня Василий Васильевич.
     «Сказать ему, кто он есть?» - думаю я: «Так не поверит. Правду все принимают в штыки. Заныть? Не услышит. Себе в жилетку поплакаться? А если..? А вдруг он захочет еще больше меня унизить? Жертву жалеют, чтобы еще больше унизить. Может все-таки похныкать?»
     И я хнычу. - Мне что, вообще места нигде нет? Я хочу здесь быть.
    - Выходит, нет, - отвечает он мне. - Все места заняты.
     - Как заняты? -возмущаюсь я. Ну откуда во мне живет эта ересь? Но надо же обязательно спросить.– Неужто оплачены? 
     - Не юродствуй, - отрезает он и поворачивается к своему коллеге. Полагаете, он хочет узнать о каком-нибудь мало-мальском месте для меня? Так нет, видите ли, я для него мордой не вышел.
     -Почему этот юноша здесь? Не ржавеет железный Феликс?
     - Да вот бумага из ада прилетела, - отвечает тот нехотя.
     - Читайте вслух, - приказывает Василий Васильевич.
     - Вслух так вслух, - седая голова декламирует с выражением и с выражениями. А в заключении зачитывает резюме: «Ад не резиновый».
     - Подпись? - интересуется Василий Васильевич.
     - Вот, - показывает тот бумагу .
     - От кого? -интересуется дотошный следователь.
     - От того, кто по водной глади рая на яхте гоняет.
     - А вторая от кого? - интересуется Василий Васильевич.
     - От того, кто в аду жар в жаровню поддает.
     - От него самого? – недоверчиво перепрашивает следователь.
     - От него самого. 
     Василий Васильевич вертит бумагу в руках. - Шутки шутками, но на самом деле места все вышли. Нет как нет. Все забронировано. - И повернувшись ко мне, задает риторический вопрос. - А ты что считаешь, что у нас есть? Есть?!
     - Есть! - бодро отвечаю я. – И для меня, надеюсь, тоже..
     - А ты считаешь, что если демократия, – возмущается Василий Васильевич, - то значит...
     - Обязаны, - подсказываю я.
    - Обязаны,- ловит он автоматически мою подсказку, - обязаны подбирать все, что плохо лежит – острова, идеи, людишек? И мы берем! -Василий Васильевич громко хлопает ладонью по столу.
     Его коллега от неожиданности вскакивает с места. Вода из тазика выплескивается на пол.
    - Только не жмите на красную кнопку! – умоляюще просит он.- Еще не время, еще не час! Он падает на стул и вытирает рукавом пот со лба. - А вот по существу данного вопроса. Как полагаете
     - Обязаны, - грустно повторяет Василий Васильевич. -Не оставаться же ему нигде и ни в чем. Распилят.
     - А нам что? Снова санкции? Как всегда неработающие?
    - А хрен его знает. Может, на этот раз будут и работающие.
     - Я не хочу, - подаю я голос, - чтобы по-живому пилили. Больно.
     - Да ты уже не живой.
     - Все равно больно, - говорю я. - И маму жалко.
     - Раньше надо было думать о маме.
     - Сначала о Родине, - возражаю я, - а потом о себе. Нас так в школе учили.
     - Сволочь? – спрашивает Василий Васильевич у своего коллеги, указывая на меня пальцем.
     -Сволочь, - соглашается тот. - Да еще какая!
     Какая? - мне становится даже интересно. – Назовите, пожалуйста, степень.
     - Степень свою ищи в таблицах Брадиса.
     - А это кто такой? - не унимаюсь я. - Прокурор из Челси или...?
     - Каких-то пять минут назад в академики кто-то метил, - ехидно замечает белая голова.
     - Брадис  - в академики? - удивляюсь я. - Не знаю. Не был. Не привлекался.
     - Родственников за границей тоже нет, - дополняет список Василий Васильевич, качая головой.
     - Да, - киваю я.- И шмыгнув носом, плаксиво ною. - Я хороший. А они там не берут, здесь не берут. Видите ли, мест у них нет. Распилить каждый может.- Сказал и замолчал.
      - Воняет? спрашивает Василий Васильевич своего коллегу.
     - Еще как.
     - А еще будет?
     - Еще как, - отвечает тот.
     - В том-то и дело, - резюмирует следователь. - А мы обязаны дать ему срок.
     - Не хочу срок, - перебиваю его я. - Пусть уж лучше пилят.
     - Не спеши, - останавливает меня коллега Василия Васильевича и успокаивающе добавляет. - После срока распилят.
     - Демократия, - продолжает следоватиль, - должна предоставлять индивидууму все возможности и давать ему возможность нести ответственность за последствия их реализации, иначе...
     В помещении повисает глубокая пауза.
     - Иначе распилят тех, кто принимал решения?- делает предположение седая голова..
     - То бишь нас, - ставит точку Василий Васильевич. –А если посмотреть на это дело под другим углом? Убийств за этим типом нет? Нет. Грабежей нет? Нет.
     - Нет, - подтверждает его коллега.
     - На протесты он не способен?
     - Не способен. Подличал по мелочи. На сдачу. Так, мелкая подлость, одна, другая, безобидная. С кем не бывает?
     - Совершенно трезвый взгляд на вещи, - вклиниваюсь я.
     - Но мест в аду все равно нет, а нам он категорически не подходит. Тем более, что у нас мест тоже нет, - морщит лоб Василий Васильевич.
     - Неужели бронь? - испуганно спрашивает его коллега.
     - Вот те на! - возмущаюсь я. - Конституция гарантирует нам права и обязаности...
     - Твои права остались на Земле, забудь о них, - перебивает мою речь белоголовый.
     - На Земле это закреплено тем строем, который является гарантом Конституции, - пытаюсь я им помочь решить мой вопрос на законных основаниях.
     - Ваши права умирают вместе с вами, - парирует он.
     - Нет, - говорит Василий Васильевич, - это не нам решать. Не компетентны. Но заморочиться с кипой бумаг нам придется. Не хотелось бы, но...
     -Как это «не хотелось бы»? - снова вклиниваюсь я. - Делайте свою работу!
     - А это что такое? - интересуется следователь у своего коллеги, не замечая моих реплик и указывая, видимо, на новое распоряжение, спущенное сверху.
     - А, отвечает тот. – Так, распоряжение для проформы. На нашу работу никак не влияет.
     - Да, - соглашается с ним Василий Васильевич, прочтя написанное и возвращая бумагу белоголовому.- Уже не актуально. Дураков больше нет.
Но тем не менее выполнять распоряжение придется.
     - Горе ты мое, - обращается он ко мне после некоторой паузы. - Прививки от коронавируса есть? Ну, там Пфайзера, Модерны, АстраЗенека, Спутника?
     - Нет, - решительно возражаю я.
     - Нет? – удивленно, а затем радостно переглядываются они и еще раз спрашивают меня чуть ли не хором.- Нет?
     - Нет, - отвечаю я. - Дураков нет.
     - Папку с его делом в сейф! - не слушая меня, весело приказывает Василий Васильевич. - А тебе, - обращается он ко мне, - тесты во все доступные места. Затем карантин. Карантин – обязательно, а потом прививки и Пфайзера, и АстраЗенеки, и Вектора и всех  существующих на на сегодняшный день вакцин. И моли бога, чтобы к этому времени их, то бишь вакцин, не стало еще больше.
     - Но, - пытаюсь я прервать его бесчеловечный монолог.
     - Никаких «но»! Тебе положены все зарегистрированные и все незарегистрированные вакцины. Заразишь здесь всех наверху. И что?! Катастрофа! Внизу ковид – это как доктор прописал. Внизу - это можно Это даже приветствуется. На то он и ад. Но наверху - ни-ни!- Василий Васильевич шаловливо грозит пальцем и хохочет, как гром в майскую грозу. - Есть все -таки свои прелести у пандемии, - не унимается он.
     Отсмеявшись положенное время, он интересуется у меня. - Вопросы есть?
     - Вопросы есть, -отвечаю я. - Что пьет ваш коллега? - и как бы оправдывая свой бестактный вопрос, мямлю. – Извините, в горле пересохло.
     - Правильно, что пересохло. Подожди, скоро на горшок спокойно не сходишь, - утешает он меня и, обращаясь к коллеге, приказывает. - Дай ему глоток!
     После второго глотка я ощущаю, что впадаю в нирвану.
     - Что это? - спрашиваю я. 
     - Это нектар из желаний, - долетает до меня издалека голос седой головы.
     - Какая прелесть, - думаю я, - этот нектар из желаний. А может быть...?
     «Все равно распилят», - проносятся чьи-то слова вдогонку моим мыслям.