ВЕЧНЫЕ СПУТНИКИ
(Из цикла «Донские рассказы»)
Памяти моего отца
Василия Васильевича Хоршева
У деда Василия по двору бегают две низкорослые собачонки какой-то непонятной породы и необыкновенно пёстрой масти, со смешно изогнутыми, просто-таки вывернутыми в разные стороны ногами.
Дворняжки, разумеется, не столь умны, как породистые собаки, но они страшно голосисты и задиристы. Такая маленькая кривоногая шавка при малейшем посягательстве на охраняемую территорию поднимет такой шум, что даже самый сонливый и нерадивый хозяин невольно соскочит со своего уютного ложа и пожелает узнать причину поднятой тревоги. Но умный и терпеливый, как дед Василий, сперва прислушается к частоте и интонации лая и непременно определит, что встревожило его четвероногого друга и стоит ли из-за этого покидать тёплую постель.
В молодости дед Василий любил вовсе не малюток, а напротив – больших и откровенно злых псов. Первого своего стража, невзрачного на вид серенького щеночка, Василий получил в подарок от дедушки, бывалого, не одной войной опалённого донского казака.
– Это тебе, внучок, на обжитьё, – степенно молвил дед Константин, ласково теребя объёмную седую бороду. – Покуда закончишь дом строить, он вырастет и двор сторожить будет. По моему уразум;нию, сморчок этот должен вымахать огромадным и буйным. Потому как мать его в феврале, в буран, более недели в степи пропадала. Небось, с волками путалась...
Щенка назвали Буяном, и он, оправдывая своё имя и предсказания деда, в один год превратился из маленького пушистого комочка в могучего зверя, за что незамедлительно был посажен на цепь.
С того дня гордый пёс невзлюбил людей, причислив их к личным врагам. Теперь он считал своим долгом при любом удобном случае отчаянно, до хрипоты, облаивать каждого из них, а при возможности и оборвать чей-нибудь полушубок или подол какой-нибудь юбки. Только одного человека – хозяина – любил и беспрекословно слушался, несмотря на то что именно он ограничил его свободу. Очевидно, сработал на инстинктивном уровне древнейший, незыблемый закон дикой стаи – вожак всегда прав.
И всё же Буян докучал и хозяину. Каждую зиму, когда за хутором начинало крутить снег от земли до неба, он каким-то непостижимым образом срывался с прочной привязи и на несколько дней исчезал в степи и где-то там, нагулявшись вдоволь, вспоминал вдруг иной, опять же в пользу хозяина-вожака, сугубо собачий инстинкт преданности человеку и, охваченный такими эмоциями, вихрем летел домой – молча, без единого звука.
Но людям, помнящим о крутом нраве полудикого пса, и того было достаточно для паники. На шестую весну от рождения Буяна Василий, уставший от жалоб и упрёков хуторян, купил такой прочный и замысловатый ошейник, что его гулёна уже не смог вырваться из него и две зимы подряд просидел на цепи. Это для вольнолюбивого животного стало трагедией. Он на глазах стал чахнуть, потеряв всякий интерес к жизни.
– Отпусти кобеля в степь! Он сам найдёт лекарство! – настоятельно советовали Василию умудрённые жизненным опытом хуторские старцы.
Василий послушался, отпустил. И Буян действительно разыскал на воле нужные ему лекарственные травки, с рождения известные каждой собаке, пожевал и, как предсказывали старики, скоро пошёл на поправку. Радуясь воле и быстро возвращавшимся жизненным силам, Буян в корне изменил своё отношение к людям. Теперь он беспричинно не рыкал на них и по-звериному не скалился, а за пределами родной усадьбы и вовсе благодушно уступал дорогу. Но именно в тот переломный для него момент он нарвался на бесшабашного человека, почему-то бродившего в весеннее время в окрестностях хутора с ружьём...
Василий сам держал на законных основаниях берданку и постреливал в лис и коршунов, спасая домашнюю птицу. Зимой, случалось, выходил в степь поохотиться на зайцев и куропаток. Но домашних питомцев – кошек и собак, пусть и беспризорных, никогда не трогал.
Бездумная выходка дураковатого охотника так удручила Василия, что он целый месяц не мог прийти в себя и всё не решался найти замену своему любимцу.
Случай, однако, помог ему обзавестись другой собакой. Возвращаясь поздним дождливым вечером из сельского клуба, Василий услышал сбоку дороги горестный, едва слышный щенячий писк. На коленях обшарил он всю обочину и отыскал-таки в мокрой и высокой траве лихорадочно трясущегося от холода пёсика и принёс за пазухой домой.
При свете электрической лампочки щенок показался невзрачным. Он был какой-то ощипанный, блёкло-рыжей масти и с подозрительно удлинённой, грязной мордашкой. Такая находка не произвела на Василия отрадного впечатления. Недолго мудрствуя, он назвал щенка по-простому – Бобиком.
Однако с Бобиком произошло то же, что и с Буяном. Вскоре он из бледненького, ощипанного заморыша превратился в ярко-рыжего, с дымчатой полосой на спине ухоженного кобеля-красавца. Хуторские знатоки тут же стали утверждать, что Бобик по всем приметам натурально является лисом-полукровком. Нашлись даже свидетели, видевшие, как какой-то рыжий пройдоха заскакивал в окраинный хуторской двор к тамошней игривой дворняжке, дарил любовь и заодно лакомился остатками её пищи. Правдивость этой несомненно интригующей легенды косвенно подтвердил сам Бобик, оказавшийся на редкость хитрющим псом, умевшим во всём угодить хозяину. За что получил, как премию, другое, очень уважительное имя – Бобби, в честь знаменитого в ту пору английского футболиста Бобби Чарльтона, носившего кличку Хитрый Лис.
Это событие ещё больше сблизило вечных земных спутников – человека и собаку. Теперь Василий и Бобби всюду были вместе – и в саду, и в огороде, и на рыбалке...
Каждое утро Бобби провожал хозяина до бригадного двора, а вечером терпеливо дожидался у околицы. Идиллическую дружбу жизнерадостного человека и преданной собаки, длившуюся целых десять лет, в один миг разрушил другой – вздорный и жестокий человек. Он, потехи ради, безжалостно растоптал колёсами тяжеловесного трактора увязшее в рыхлом весеннем снегу беззащитное животное...
Горю Василия не было предела. Чтобы хоть как-то облегчить его страдания, друзья-пастухи подарили ему самого крепкого из народившихся вскорости в их хозяйстве щенят. Чёрненького как уголёк пёсика Василий назвал Вулканом – очень уж походил он на эту природную печь, особенно когда, сдуру набегавшись, припадал на задние лапы и, выпростав изо рта длиннющий красный язычище, тяжко и хрипло дышал, точно горнило. Вулкан, как и предыдущие собаки Василия, был полукровкой: мать – весьма крупная чёрная дворняга, отец – немецкая овчарка. От матери он получил только окрас, во всём остальном походил на отца, с родовитыми генами которого унаследовал недюжинный собачий ум и выдержку. Он никогда не лаял без толку, разве что лениво рыкал на чужих домашних животных, посмевших приблизиться к охраняемому им двору.
С людьми дело обстояло иначе. Он каждого беспристрастно пронизывал цепким взглядом угольно-тёмных глаз и каким-то неведомым образом безошибочно определял – с добром ли человек прибыл. Его испытывающего взгляда хватало, чтобы любой пришелец оробел и попятился.
В отсутствие хозяина Вулкан вёл себя по-другому – он мгновенно занимал позицию позади гостя и отпускал со двора с миром только тогда, когда был уверен в его благих намерениях.
Благодаря Вулкану, справедливо ставшему всеобщим любимцем семьи, дверь в хозяйском доме в каждое лето, обычно чрезвычайно жаркое в донских степях, была открыта настежь и днём и ночью, несмотря на начавшиеся неспокойные времена, когда людям по несколько месяцев кряду не платили зарплату.
Вскорости у Василия появились внуки. Вулкан стал для них и любимой игрушкой, и заботливой няней, и надёжным охранником. С годами внуки подросли, и роль стареющего Вулкана стала не то чтобы незначительна, но как-то менее заметна. Это предопределило его дальнейшую судьбу. Не без долгих колебаний, но из благороднейших побуждений дед Василий отправил верного друга и надёжного слугу, по просьбе любимой племянницы, за несколько десятков километров от родного хутора охранять малолетних детишек.
Вулкан сразу сообразил, что от него требуется на новом месте, и с готовностью приступил к привычным своим обязанностям, потому как искренне верил: его отлучка из дома временная. И когда дед Василий спустя полгода приехал навестить племянницу, Вулкан тотчас занял место в коляске мотоцикла – он был убеждён: хозяин, бесспорно, прибыл за ним. И ни за что, ни за какую самую вкусную кость, не хотел покидать транспорт. Дед Василий вынужден был силой выдворить упрямого пса, с трудом переборов жгучую жалость.
Грубоватое поведение хозяина не особенно озадачило умную собаку, она истолковала его поступок так: «Раз он выгоняет из коляски, значит, надо бежать следом».
Дважды пришлось деду Василию возвращаться и убеждать строптивую собаку остаться и впредь добросовестно выполнять свои обязанности. Однако Вулкан продолжал упрямиться, и новым хозяевам не оставалось ничего другого, как привязать его к забору верёвкой.
С верёвкой Вулкан временно смирился, но не с судьбой – ночью он перепрыгнул ограду и, повиснув на ней, насмерть удушился, что в очередной раз подтвердило давно известную истину: кошка привыкает к территории, а собака – к хозяину.
С превеликой грустью и тяжестью на сердце выпросил дед Василий у родни ещё одного щенка. Этот был породистее всех прежних, тем не менее его повадки меньше нравились деду Василию. Ему казалось, что он не так ласков, не так терпелив и, возможно, не так умён, как Вулкан. Новобранец выделялся только одним – необычайно звонким и частым лаем. Словно колокольчик заливался он по всякому поводу. Непросто было определить, чем в данный момент озабочен Тузик – именно так, будто дворняжку, назвал дед Василий голосистого, беспричинно лаявшего ночи напролёт пёсика. Со временем, когда горластый подрос и стал брать не только голосом, но и смекалкой, доставшейся от родителей-овчарок, хозяин смилостивился и дал ему другое, более звучное и подходящее, по его мнению, для породистой собаки имя – Трезор.
В собаках дед Василий больше всего ценил смелость и преданность, а не исключительную чистокровность. Не кичился своей породой и Трезор, в поведении он был самым обыкновенным дворовым псом, по-прежнему шумным и проказливым, любившим тайком выскочить со двора и погонять в паре с какой-нибудь дворняжкой пасущихся на ближнем пустыре соседских коз и овец. За это его люто возненавидела одна старушонка, как принято говорить – «божий одуванчик». И вот этот-то «божий одуванчик», для которого на небесах, вероятно, был уже уготован рай, учинила собакам с помощью яда самосуд...
С тех пор дед Василий предпочитает держать простых дворняжек, от которых в сельской местности проку не меньше, чем от больших псов, а душевного спокойствия больше – ведь они умирают своей смертью. С годами дед Василий стал ценить превыше всех мирских утех тишину и лад в этой не такой уже и долгой жизни.
БИБЛИОГРАФИЯ:
ВЕЧНЫЕ СПУТНИКИ
2003 г., Лондон – Каунас.
1. Газета «Слава Труду» № 88, 12 августа 2003 г., Кашары, Ростовская обл.
2. Сборник прозы «Русский акцент», МАПП, 2005 г., Рига.
ISBN 9984-9675-7-3
3. Журнал «Дон» № 1, 2007 г., Ростов-на-Дону.
4. Газета «Наш край» № 44-45, 49-50, 10-17 марта 2009, Миллерово.
5. С. Хоршев-Ольховский. «Клетчатый Пиджак». Рассказы. 2010, Лондон.
ISBN 978-9984-30-177-8
6. С. Хоршев-Ольховский. «Запах родины». Повести, рассказы, очерки, главы из романа, интервью, стихи друзей. 2015, Лондон.
ISBN 978-9934-14-577-3
7. Журнал «Что есть Истина?» (Русскоязычная вселенная) № 6, 15 апреля 2018 г., Лондон.
8. С. Хоршев-Ольховский. «Избранное». Повести и рассказы. 2019, Москва.
ISBN 978-5-00153-068-8
9. Альманах «Рукопись» № 40, 2022 г., Ростов-на-Дону