«Сказать „люблю“ не сложно. Трудности начинаются потом». (Кендес Бушнелл)
Ранним воскресным утром раздался звонок в дверь, вернее длинная последовательность коротких звонков. Так ко мне звонит только один человек, она, Лена, моя любовь, мое наказание, моя уже дважды жена.
Ноги сами понесли к дверям, я не понял, как открыл внутреннюю железную дверь и скинул цепочку с тоненькой деревянной внешней двери. В последний момент проснулся разум, который с трудом остановил руку у последнего замка. На всякий случай взглянул в глазок — она, все такая же красивая, стоит и долбит пальцем по звонку. Елена, Лена, Элен, Ленок, Лисенок - как много у нее было имен, но такая одинаковая суть.
В десятом классе у нас был бурный, совсем не «школьный» роман, который закончился в момент, когда ее отец, в то время довольно крупный партийный чиновник, узнал о том, что его любимая дочка уже не только не девочка, но и может стать матерью. Операция «разлучение» была проведена быстро и решительно. Лену, разумеется, заставили сделать аборт и перевели в другую школу.
Моей маме сей деятель объяснил, что если я не оставлю в покое его любимую дочурку, на работе у нее будут большие неприятности, вплоть до увольнения, с внесением в черный список. Ну а до меня, он сам не снизошел. Однажды, по пути из школы ко мне подошел милиционер и тихонько объяснил, что если я, хоть еще раз побеспокою Лену - у меня найдут наркотики и я загремлю в лагерь.
Прошло семь лет. И вот однажды, на свадьбе старшего брата моего школьного друга, я увидел ее. Она сидела за соседним столиком с каким-то пожилым мужчиной, взгляды наши встретились и время будто остановилось. Вокруг нас продолжалось веселье, звучали тосты, играла музыка, а мы сидели как загипнотизированные и просто пожирали глазами друг друга. Наконец ее спутник заметил это, что-то прошептал Лене на ухо и попытался взять ее за руку. Она с негодованием отбросила ее, что-то резкое сказала ему, встала из-за столика, подошла ко мне и произнесла только одно слово:
- Пошли!
- Куда?
- К тебе, конечно!
- А твой спутник?
- Отец? Да пошел он. В этот раз ему нас уже не разлучить.
Через два месяца состоялась наша свадьба и не было в тот момент людей счастливее нас. Ее отец, в то время уже бизнесмен средней руки, поворчал, что я разрушил какие-то его планы, но смирился, извинился перед мамой и мной за прошлое и радовался на свадьбе вместе со всеми.
Прошло четыре года, в течение которых мы жили, по крайней мере, мне так казалось, душа в душу и лишь одно расстраивало нас — отсутствие детей, сказывались последствия раннего аборта, но шансы были, и мы над ними работали со всем усердием. Но вот однажды вечером, придя с работы, я увидел в коридоре собранные два чемодана, а в комнате Лену, собирающую в сумочку свои немногочисленные украшения.
- Лена, ты что делаешь? В растерянности спросил я.
- Я от тебя ухожу.
- Почему?
- Я полюбила другого, кто он не важно. На развод подам сама. За вещами, и она кивнула на чемоданы, папа пришлет машину.
Потом она молча закрыла сумочку, вышла в коридор, положила связку ключей на столик и захлопнула за собой дверь. А через месяц мы встретились в ЗАГСе и поскольку обе стороны не возражали против развода и материальных претензий друг к другу не было, нас развели в течение пятнадцати минут.
Неожиданный разрыв с Леной дался мне с большим трудом. Оказалось, что я слишком сильно люблю ее и вот так, резко, без подготовительных размолвок, ссор, скандалов расстаться с ней стало очень сильным испытанием. На три дня я ушел в глубокий запой, хотя до этого практически не пил и хорошо, что на работе поняли меня и задним числом оформили дни за свой счет. Потом постепенно взял себя в руки и к моменту развода был уже в состоянии не показать как мне больно.
Прошло пять месяцев и в дверь раздался знакомый звонок. Я подошел, открыл дверь и увидел на пороге ее, стоящую с видом побитой собаки.
- Пустишь?
- Входи. И она прошла мимо меня в комнату. Села за стол и срывающимся голосом начала говорить:
- Дорогой, прости меня дуру, я бесконечно виновата перед тобой. Да я предала тебя, но, только уйдя, я поняла, как сильно тебя люблю. А то, что было — это морок, затмение разума. Мы разбежались буквально через месяц, но я никак не могла решиться придти сюда, может быть стыд за свое поведение, может остатки женской гордости не позволяли мне сделать это. Но вот сегодня утром я проснулась и еще ничего не соображая, потянулась рукой к тому месту на постели, где обычно лежал ты, а там пустота, такая же, как в моей душе. И я поняла, что если не приду сюда и не попробую все вернуть, то эта пустота поглотит меня всю, без остатка. А ты не знаешь, как это страшно.
Пока она говорила, я смотрел на нее и думал: «Ну чего ты рассказываешь все это. Тебе было бы достаточно просто придти и сказать, «Прости, я вернулась», и я бы простил тебя. Ведь и тебе есть, за что прощать меня. Да мне тогда было только семнадцать лет, да мне было страшно и за себя и за маму, но я ведь ничего не сделал, чтобы защитить ее, помочь избежать аборта, так пагубно сказавшегося на всю нашу жизнь. Поэтому единственное, что я могу это продолжать любить ее всю жизнь, прощать все, понимать.
И когда она закончила свой монолог, я просто сказал:
- Любимая, забудем все, что было и начнем с чистого листа. Ничего этого не было, не было этих пяти месяцев в нашей жизни.
Затем подошел к почти плачущей Лене и заключил ее в свои объятия. А еще через две недели мы стояли в ЗАГСе напротив той же женщины, которая ставила нам штампы о разводе. Несмотря на поток проходивших через нее людей, она нас вспомнила.
- Вы опять женитесь?
Мы, молча, кивнули.
- Быстро же вы передумали. Ну, ладно.
И она проштамповала нам паспорта, выдала новое свидетельство о браке и произнесла положенные ритуальные слова.
Опять потекли годы спокойствия, любви, счастья. И опять мы старались заиметь ребенка, для Лены это стало идеей фикс. Один раз у нас почти получилось, но на пятом месяце произошел выкидыш. Но вместе мы пережили и это несчастье. Так продолжалось семь лет, а потом мне пришлось уехать почти на полтора месяца в командировку.
Вернувшись, я застал дом пустым, а на столе лежала записка практически с теми же словами, что она говорила в глаза при первом уходе. Странно, вроде во второй раз пережить разрыв должно быть легче, но почему-то это было не так. Я впервые узнал, что значат такие слова как «болит сердце», «гипертонический крис», но пережил и это.
И опять мы стояли в ЗАГСе для оформления развода. Женщина взяла наши документы, ознакомилась с ними, а потом подняла на нас удивленные глаза и начала задавать вопросы Лене, как инициатору развода:
- Вы второй раз замужем? - Да.
- За этим же мужчиной? - Да.
- И вновь вышли замуж за него спустя всего несколько месяцев после первого развода? - Да.
- А сейчас вновь готовы с ним развестись? - Да.
- Какая причина развода? - Я полюбила другого человека
- А какая причина была в первый раз? - Та же.
- Это тот же человек? - Нет, другой.
Потом она задала вопрос мне:
- Вы согласны дать развод? - Согласен, если она любит другого, то зачем такой брак?
Женщина задумалась, а потом официальным тоном произнесла:
- В настоящий момент в разводе Вам отказано, приходите через три месяца, если не передумаете — разведу.
С тех пор прошло два с половиной месяца, вновь Лена у моей двери и моя рука предательски тянется к последнему замку, отделяющему ее от меня. Я себя знаю — если впущу ее в квартиру, прощу все, а прощать второе предательство любви… Против этого протестовал весь разум, все воспоминания о бессонных ночах после каждого из ее уходов, о той гулкой пустоте, в которой бьется сердце.
В первый раз я себя успокаивал тем, что это наказание за то, что тогда, в десятом классе, я смирился с насильственным разрывом. Хотя, что школьник мог сделать против такого напора, тем более против угроз маме.
И я стоял у тонкой деревянной двери и слушал ее непрерывные звонки в дверь. Затем звонки прекратились и раздался голос Лены:
- Открой, пожалуйста, открой. Ты же дома! Я же слышала звук снимаемой цепочки, видела твою тень в дверном глазе. Прошу тебя, умоляю, открой.
Я стоял, до крови прикусив губу, знал, что если начну отвечать, то вероятно не выдержу, открою, прощу.
- Любимый, я клянусь тебе всем самым дорогим, что есть в моей жизни, я больше никогда не предам тебя. Хотя вру, нет у меня ничего более дорогого, чем твоя любовь, а ее я уже предала. Я клянусь своей жизнью!
Я молчал, хотя только я знаю, чего стоило мне это молчание.
Раздалось несколько ударов в дверь, сначала потише, затем громко, как-будто она сначала стучала по ней кулаками, а затем ногой. Затем все затихло и раздались шаркающие удаляющиеся шаги. И именно эти старческие шаркающие шаги стали последней каплей, сломившей мою волю.
Я выдержал минуту, но потом открыл дверь, чтобы догнать, вернуть... Она сидела на лестнице, на площадке между этажами. Я подошел и сел рядом. На ее зареванное лицо было страшно смотреть - потекшая двумя ручейками тушь, размазанная вокруг рта губная помада и глаза, полные страха и надежды глаза, которыми она посмотрела на меня. Я обнял ее, она положила голову мне на плечо и так мы, молча, сидели на ступеньках долго, долго.
Потом я поцеловал ее, сначала в каждый из заплаканных глаз, потом в губы.
- Пойдем, попробуем в последний раз.
С тех пор прошло более двадцати лет, мы вместе и по-прежнему обожаем друг друга. И видя нашу любовь, Бог смиловался и через четыре года послал нам ребенка, нашу дочурку Наташеньку.