Смотрю и пересматриваю стародавний сериал "Бандитский Петербург". Дело там о краже художественных ценностей из "Эрмитажа" в перестройку. Как оказалось, имею к этому сурьёзное отношение. Это воры, исполнители! А тётка там одна трундилась-напрягалась экспертом на вывозе картин за рубеж. С её чортовой подчи подлинники из сокровищницы перекочевали к амерам. А она получила статус беженки в Канаде...
Может, и жива ещё, как я...
И вспомнилось параллельное, ассоциативное, далёкое.
Почему Иосиф Бродский, даже после Нобеля (1987), и смены социалистичесного строя на путинский, бандитский - почему он, Почётный гражданин Санкт-Петербурга (1995) и будучи апатридом или лицом без гражданства, подобно А.Солженицыну с 1972 по 1977 г., почему он ни разу не приехал в родной Питер?
Мы ведь с Иосифом почти одногоди были, одно слово - "дети войны", поздние "шестидесятники", появившиеся на арене жизни уже после свержения Хрущёва.
Не поехал поэт ни к маме, Марии Моисеевне Вольперт, 1905 года рождения, ни к отцу...
Я отчётливо помню фигуру этого высокого, крупного, сухопарого человека со светлыми волосами и залысиной - отца Иосифа, Александра Ивановича Бродского, военного фотокорреспондента. В то время, когда все отвернулись от него, мои корочки Союза журналистов СССР и весомые пубикации в местной и всесоюзной прессе были ему надёжным щитом его старости от злопыхаталей. Я помогал ему в организации фотовыставок, устраивал в Дом отдыха "Моряк", неоднажы бывал в доме на Литейном, ставшем знаменитым, хоронил маму...
Сопоставляя факты, прихожу к выводу, что причиной кажущегося равнодушия И.Бродского мог стать только один человек. Это - Лев Сидоровский.
Как журналист, он был всеяден и складывалось впечатление, что нет темы, которой бы не коснулось его борзое перо.
"За всю историю Санкт-Петербурга Лев Сидоровский – единственный журналист, чьим именем – SIDOROVSKY – названа Малая (№ 11792) планета Солнечной системы. Кроме того, он – лауреат многих международных и отечественных профессиональных премий, Заслуженный работник культуры России. Но разные почетные звания – не главное. Куда важнее, что на протяжении полувека очень многие наши земляки выписывали – сначала «Смену», а потом – «Невское время» – только потому, что там публиковались его яркие материалы".
Суетливо, «гладкописец» поспевал за всем "горяченьким" у него, единственного из тогдашних ленинградских журналистов была машинюшка.
Сопоставляя факты, прихожу к выводу, что причиной кажущегося равнодушия И.Бродского к Родине и к родным гробам мог стать только один человек. Это - Лев Исаевич Сидоровский.
Как журналист, тот современник был всеяден и складывалось впечатление, что нет темы, которой бы не коснулось его борзое перо. Был заточен на любую выгодную тему и в этом жутком смысле «безотказен».
Он любил выставлятся и потому часто писал о себе сам. Как вот в таком отрывке: "За всю историю Санкт-Петербурга Лев Сидоровский – единственный журналист, чьим именем – SIDOROVSKY – названа Малая (№ 11792) планета Солнечной системы. Кроме того, он – лауреат многих международных и отечественных профессиональных премий, Заслуженный работник культуры России. Но разные почетные звания – не главное. Куда важнее, что на протяжении полувека очень многие наши земляки выписывали – сначала «Смену», а потом – «Невское время» – только потому, что там публиковались его яркие материалы".
Суетливо, он поспевал за всем "горяченьким" и у него, единственного из тогдашних ленинградских журналистов была машинюшка.
Следы вражды усматриваются в постсобытийной, символической поэзии Бродского.
Он пишет:
«В тот вечер возле нашего огня
увидели мы чёрного коня.
Не помню я чернее ничего.
Как уголь были ноги у него.
Он чёрен был, как ночь, как пустота.
Он чёрен был от гривы до хвоста.
Но чёрной по-другому уж была
спина его, не знавшая седла.
Недвижно он стоял. Казалось, спит.
Пугала чернота его копыт.
Он чёрен был, не чувствовал теней.
Так чёрен, что не делался темней.
Так чёрен, как полуночная мгла.
Так чёрен, как внутри себя игла.
Так чёрен, как деревья впереди,
как место между рёбрами в груди.
Как ямка под землёю, где зерно.
Я думаю: внутри у нас черно.
Но всё-таки чернел он на глазах!
Была всего лишь полночь на часах.
Он к нам не приближался ни на шаг.
В паху его царил бездонный мрак.
Спина его была уж не видна.
Не оставалось светлого пятна.
Глаза его белели, как щелчок.
Ещё страшнее был его зрачок.
Как будто был он чей-то негатив.
Зачем же он, свой бег остановив,
меж нами оставался до утра?
Зачем не отходил он от костра?
Зачем он чёрным воздухом дышал?
Зачем во тьме он сучьями шуршал?
Зачем струил он чёрный свет из глаз?
Он всадника искал себе средь нас.»
28 июня 1962
*** А что делать? На дуэль не вызовешь, не морду же бить!
Или вот это:
«Тонущий город, где твердый разум
внезапно становится мокрым глазом,
где сфинксов северных южный брат,
знающий грамоте лев крылатый,
книгу захлопнув, не крикнет "ратуй!",
в плеске зеркал захлебнуться рад.»
И. Бродский (Iosif Brodsky)
Лагуна (1973)
Тогда, в до интернетовскую эпоху, ещё во времена БСЭ, чтобы попасть в энциклопедию нужно было умереть. И нет проблем для тех, кто решил вписаться в Википедию или внести в неё поправки и свои оценки. Например, из неё исчезли куски текстов Л.Н.Толстого, стихи А.Фета, Ф. Тютчева.
Пролаза Сидоровский, конечно, отличился в деле Бродского.
Задним числом составляя статью Википедии о судебном процессе над поэтом (а я на 100% в этом уверен), порочный публицист старательно «забыл» упомянуть свой злодейский вклад в травлю гения. А именно, статью «Сторож Медного всадника», опубликованную газетой «Смена» в те горячие дни гонений на последнего шестидесяиника советской эпохи.
Спустя некоторое время мне, молодому журналисту-внештатнику, показывали через щель приоткрытой двери этого Сидоровского в его отдельном кабинете-камере. Казалось, запах мочи и адской серы исходил из угла этого мерзкого существа...
На генетически запрограммированном бесчестии спалился гадостный Лев. Во время перестройки он попался на вымогательстве, пытясь заполучить взятку за публикацию.
*****