Когда меня охватывает отчаяние, на дно омута безнадежности, с которого я судорожно пытаюсь выкарабкаться, ныряет ангел-хранитель. Он берет меня за руку и выводит на солнечную поверхность. Я вглядываюсь в его лицо, желая визуализировать чувство надежности и безопасности. Черты бестелесного создания с калейдоскопической частотой меняются и я не успеваю их запомнить. Но точно знаю, что они узнаваемы.
В один прекрасный день наступает прозрение, что неведомый пришелец – это оберег, направленный теми, кто меня любит. Так самоотверженно и самоотрешено, как могут любить только родные люди. Не за какие-то выдающиеся качества и достижения. Просто за то, что я есть.
И тогда я вспоминаю всех тех, кто ушел, до последней секунды храня в сердце любовь ко мне. Или к моим близким. Любовь к ним по праву наследования распространяется и на меня. Поэтому начну рассказ с тех, кого в живых не застала.
Серапеон
В начале XX века, насыщенном катаклизмами всемирного масштаба, было не так-то просто создать стабильную ячейку общества, втиснув союз сердец между войнами и революциями.
Серапеон был одним из тех, кому это блестяще удалось.
Этот импозантный мужчина с роскошными усами был моим прадедом по отцовской линии. Кроме этой несомненной заслуги, он еще имел музыкальное образование по классу канона. Того самого канона, который считается в Азербайджане женским музыкальным инструментом. А в Турции и Армении – нет. Поэтому все сомнения в ориентации прадедушки прошу отмести. Он был настоящим мужчиной, достойно пережил все трудности, содержал в достатке жену и дал прогрессивное по тем временам образование двум дочерям, отправив их в пансион благородных девиц в Тифлисе.
В смутные времена Серапеон вывез семью из ставшего небезопасным города Карс и выбрал в качестве места жительства нефтеносный Баку.
Приехав в продвинутый по тем временам город, востребованный в индустрии развлечений прадед параллельно музицировал в оркестре Узеира Гаджибекова. Перед вторжением турецких войск маэстро посоветовал ему эвакуировать семью и, как мог, этому содействовал. Уже тремя поколениями нашей семьи его имя упоминается с уважением и благодарностью.
Младшая дочь Серапеона к тому времени была замужем за гражданином Франции и переехала к мужу. Старшая, она же моя бабушка, находилась в вялотекущей стадии многолетнего романа с дедом. Дело в том, что дед (его звали Ованес) был штурманом дальнего плавания и никак не мог оторваться от милых сердцу мазутных каспийских волн, чтобы жениться на своей невесте. А ведь бабуля уже была практически старой девой – ей было целых восемнадцать лет! Когда Ованес наконец вырвался из объятий морской стихии и вернулся в другую – в бушующий революционными, националистическими и прочими страстями Баку, семьи Серапеона там уже не было.
Ованес
Родился он в Шуше. Оставшись голым и босым после очередного кровопускания, устроенного друг другу жителями упомянутой культурной столицы Закавказья, он смог отвоевать для своей семьи вполне благополучное существование, да еще и содержать некоторых родственников. Помогли ему в этом целеустремленность, трудолюбие и талант.
После отъезда Серапеона парень метался по Баку в поисках исчезнувшей невесты, игнорируя все опасности революционной ситуации. Если вдруг среди читающих эти строки окажутся те, кому нет сорока, специально для них сообщаю, что прообраз мобильных телефонов в те годы только-только формировался в умах писателей-фантастов.
Отец Ованеса был музыкантом и оставил сыну драгоценный дар – умение виртуозно играть на таре. Бывший штурман принес Господу обет - в случае обнаружения любимой отказаться от моря и никогда не покидать ее, и переквалифицировался в тариста.
Среди воцарившегося хаоса он без устали бродил по дворам, играл, пел и собирал сведения о том, куда мог слинять поднаторевший в побегушках Серапеон. Когда все паззлы с трудом добытой информации сложились, выяснилось, что следы пропавшей семьи ведут в Армавир.
В Армавире Ованес применил ту же тактику – играл и пел в армянских дворах. Метод оказался результативным - в один прекрасный день из окон второго этажа в его объятия выпала потерявшая от счастья равновесие Армик. Не дожидаясь очередной волны миграции, Ованес быстро организовал свадьбу. После чего с молодой женой и ее родителями вернулся в более или менее угомонившийся Баку.
В счастливом семействе стремительными темпами пошло прибавление. После рождения четырех девочек случилось долгожданное чудо – в колыбельке запищал малыш с требуемыми гендерными признаками. Наследник. Мой папа.
Кроме исправного выполнения демографической задачи, Ованес также занимался изготовлением и ремонтом восточных музыкальных инструментов в собственной мастерской. Через некоторое время он стал одним из самых востребованных мастеров, так как его инструменты славились чистым звуком и богатой инкрустацией. Благодаря адскому кропотливому труду он один содержал свою многодетную семью, а также семьи братьев, оставшиеся без кормильцев в годы войны. Такое напряжение не могло не дать негативных последствий. В 1951 году, в возрасте пятидесяти трех лет, его не стало.
Ни я, ни сестра его не видели. Но в детстве мы тайком от бабо, свято хранившей любую память о муже, доставали холщовый мешок, в котором были собраны выточенные дедом перламутровые вставки для инкрустаций, любовались ювелирной работой и размышляли, сколько прекрасной музыки недосчитался мир с его уходом.
Армик
Она была в высшей степени интеллигентной женщиной. Родня мужа, бывало, подтрунивала над ее великосветскими манерами, но при этом к Армик проявлялось безусловное уважением. Она знала в совершенстве три языка – армянский, французский и русский, владела каллиграфическим письмом, нотной грамотой, прекрасно пела и танцевала. А также шила, вязала и даже плела кружева. Весь этот багаж бабо вывезла из Тифлиса и всю жизнь развивала, выписывая себе журналы мод и почитывая книжки на французском. Жаль, что из всего диапазона ее талантов мы унаследовали только правильное произношение слова «мерси».
Во времена, когда требования к внешнему облику советской женщины определялись стандартами славной фабрики им. Володарского, бабуля шила и вязала нам шедевральные платьица, пальтишки и прочие текстильные радости. При виде их подружки, не имеющие бабулю-инкарнацию-легкой-промышленности, получали эстетический шок.
Любила она нас с сестрой до умопомрачения. Могла всю ночь шить для того, чтобы утром ее девочки могли надеть обновку, или сутки напролет готовить семь перемен блюд для детского праздника.
Девиз ее по жизни был следующим – неси сердце высоко, а голову низко.
При всей ее любви, она могла довольно сурово настучать по моей буйной головушке в случаях, когда я, по ее мнению, чересчур заносилась. Ведь на нее было возложено формирование моего морального облика. Я частенько выслушивала ее нотацию на тему, чего нельзя допускать до оформления законного брака. А иначе, как в известном анекдоте - бабуле будет за меня так стыдно, что она, может быть, даже умрет.
Подстраховавшись таким образом, она дожила до восьмидесяти семи лет и покинула этот мир в цветущий апрельский день. Я бы написала, что это очень рано - до последнего дня она была в курсе всех экономических и политических новостей, цитировала французских классиков и пела песни Саят-Новы. Но всего три года спустя началось очередное массовое переселение народов. Хорошо, что она этого не увидела.
Анна
Про ее тяжелую жизнь и приключенческие похороны я уже писала. А сейчас хочу рассказать про ее детство.
Родилась она в Исмайлинском районе. Все младенцы, которые рождались у прабабушки Гезял, были светлоглазыми и светловолосыми. И все умирали. Тогда прабабушка пошла к старой ведунье, жившей в их селе. Та пообещала наколдовать, чтоб следующий ребенок выжил. Но предупредила, что он будет не похож на предыдущих деток и принесет несчастье. Гезял, мечтавшая о ребенке, согласилась. И родилась Аня, жгучая брюнетка с глазами, как уголья. В тот же год был мобилизован и погиб на войне муж Гезял.
Женщине с ребенком трудно было выжить в одиночестве в те смутные годы. Братья Гезял, воспользовавшись тем, что она была нереально красива, быстренько сплавили ее замуж за местного богатея. Новый муж оказался форменным садистом, запрещал ей видеться с крошечной дочерью от первого брака, а когда она настаивала, поколачивал. В итоге Гезял сбежала от него в Баку, оставив придурку рожденную от него малышку и прихватив с собой маленькую Аню. А дальше их жизни сопровождала бесконечная взаимная нежность, и сила любви преодолела все невзгоды.
После детства, озаренного вновь обретенным материнским присутствием, была безмятежная юность, затем удачное замужество и рождение детей. А вслед за этим – страшная и беспощадная война, ломавшая судьбы и калечащая тела.
Анаит
Это была суперкоммуникабельная прабабушка, мать деда по материнской линии. В девяносто лет она носилась по Баку со скоростью Бэтмена, цементируя стремительно исчезавшие в условиях крупного города родственные связи.
Вся родня ломала голову над секретом ее зашкаливающего КПД. Если бы кто-нибудь из многочисленного потомства Анаит отправился в космос, она бы сопровождала экспедицию, протягивая в иллюминатор пендир-лаваш. Весь многочисленный клан находился под колпаком ее всеобъемлющего внимания.
Может быть, разгадка заключалась в том, что ее выдали замуж в тринадцать лет? За первого красавца на мяхле, о тяжелом характере которого ходили легенды. Даже родные мать с отцом передвигались мимо его дома короткими перебежками, прячась за кусты. Видимо, жизнь с таким перцем закалила прабабушку до состояния бессмертной.
Она жила бы еще очень долго. Если б захотела. Но в девяносто два года Анаит понеслась в последний вояж по родственникам для того, чтобы сообщить им свое пожелание – она устала жить, скучает по ушедшим и хочет умереть. Родственники восприняли это как неожиданное проявление старческого слабоумия, хотя Анаит на память набирала телефонные номера всех своих многочисленных подшефных. Однако, завершив гастроли, абсолютно здоровая прабабушка легла спать и на утро не проснулась.
Георгий
Бабушки и прабабушка меня очень любили, а вот дед по материнской линии меня боготворил. Даже сейчас, когда я смотрю на его фотографию, чувствую исходящие флюиды обожания. Счастье, что я его застала в живых. Несчастье, что всего лишь на год.
Он тоже был родом из Шуши. И тоже свято хранил семейные музыкальные традиции. Дедулина кеманча долго кочевала вместе с нами, пока ее не добило поколение некст, решившее посмотреть, что находится внутри старенького инструмента.
Его тоже сгубила война. Имея больное сердце, он тащил на себе сумасшедшие нагрузки по руководству огромным транспортным трестом. Тяжелая работа окончательно подорвала и без того хрупкое здоровье и привела к инвалидности. При этом дедушка всю жизнь совершал такие бытовые подвиги, которые вряд ли были под силу мощным дядям в кондиции Поддубного. В частности, в коммунальной квартире на 28 Апреля он был единственным обладателем изолированного туалета и ванной, которые обустроил собственноручно. А еще он сам соорудил балкон во двор, что по тем временам было вообще из области фантастики.
Я была его первой внучкой и сдетонировала мощный взрыв дедулиной любви. Все родственники обалдевали - до моего появления он отличался весьма сдержанным и суховатым нравом.
Ребенком я была капризным, и носился он с моей персоной сутками. По его мнению, я родилась, чтобы быть принцессой. Так он меня и называл. Наверное, благодаря ему я долгое время себя такой и ощущала. До тех пор, пока не пришлось снять розовые очки и окунуться в суровую правду жизни.
Последнее его слово было обращено ко мне. «Джана…»
К сожалению, я больше ничего не могу написать про своих предков. А ведь наверняка у каждого из тех, кто остался не упомянутым, есть своя интересная история. Вот хотя бы прабабушка, жена Серапеона – звали ее Маргарита. Разве с таким именем можно прожить тривиальную жизнь? Но ни я, ни мои родители своевременно до всех семейных скелетов не докопались. И об этом я сейчас очень жалею. Мы игнорировали возможность расспросить старших об их жизни. Не находили для стариков лишней минутки, убегали к сверстникам для игр, общения, свиданий. Торопились жить. А сейчас мы сами накопили информацию, которой хотелось бы поделиться. Но наши дети нас не слышат - точно так же, как мы не слышали своих бабушек и дедушек. Может быть, это и правильно. Но безумно жаль утерянных навечно историй. К сожалению, уже ничего не исправить.
Остается только помнить и любить своих ушедших близких. Они хранят нас, живых.