Вот «сестра» (без ненужного довеска «милосердие») приходит в палату делать укол. Я пытаюсь что-то спросить.
- Стоять! - следует повелительный окрик, от которого впору потерять дар речи.
Я стою. Молчу. Но в сердце горячим комком перекатывается обида. Смолчать или всё-таки что-то ответить? Побеждает второе. Я иду в ординаторскую.
- Скажите, почему вы так разговариваете? Я же не собака и не лошадь. Есть другие формы.
Та, что сделала укол, молчит. Не знает, что сказать или не находит нужным вступать в разговор. А, скорее всего, не находит в своём поведении ничего необычного. Они так привыкли. И всё же, откуда этот тюремный тон, эта чёрствость, неуважение к человеку, к тому же, больному? Это на грани жестокости. И повторяется каждый день со многими прошедшими через руки девушек и женщин со шприцами и стальными сердцами. Во время делают уколы и всё, что нужно. Честь и хвала им за это. Тем оно досаднее, что они, конечно, не злые люди. Но как часто уродливые форм искажают самые добрые намерения!