Он был обычным рабом. Как процентов 90, а может 99. Кто эту статистику точно знает?. Нет, конечно, пытался быть и учеником. Иногда. После того, как Империя рухнула, он понял , что это знак. Оно, то есть Царство , вот-вот,.. на подходе. Он сначала нервничал, беспокоился - а вдруг, а как....это же такое может быть, а соответствуем ли?.. Но Оно не появлялось, народ ( других декораций не было) ходил смело, смеялся, занимаясь обычным и славя все, что положено.. и всегда положено. Он тоже подрасслабился, как всегда поискал адреналин, решил перебраться ... для надёжности пешком... и на Север.
Он осел в каких то дворах. Работал на Энтропию, которая из склада в склад, из дома в дом... Как и положено хорошему воину, делал вид что за этих. Боролся со снего пылью, ленью душевной, пел, читал стихи, вспоминал себя до рождения, кричал Ура великой и могучей Энтропии. Да победит она во веки веков аминь. Во всех дворах и складах... А сам в это время был настоящим развечиком. Настоящему разведчику необязательно сочинять самому, совершено свободно и талантливо по уставу шпионов в Энтропии можно пользоваться и стихами и песнями братьев и сестер. Главное чтобы восхищали. Нет. Он точно понимал, что великую и могучую Энтропию он не победит. Но это не важно. Важно, что он против того, чтобы славить Ее процветание, хоть и громко Ее славя. Это то и дорого, что вот на этом маленьком участке он честно и мысленно выполняет свой долг..Он к ней великой равнодушен... у него и плащ с кинжалом был...кажется на какой-то фотографии... Черно белой, чтобы не раскусили.. Стихи и песни, созерцание, радость и беззаботность... и никаких планов...
Вот здесь он и появился. Тот зелёный заборчик. Не сразу и понял, что он от Петра. Он не был прозрачным, но был проникаемым. Так он сквозь него вообще ходил легко, а другие, которые, они и не видели, что легко... что насквозь...А он и не говорил. Что препятствия на краю двора и поперек него. Не готов наверно был к лишним подвигам в психушке...
Он сначала не понял и того, что он же не был прозрачным, а потом она пришла эта мысль. Если честно не самому пришла, попросил он у Наставника. Пошутил, а ему помогли. Коммуникейшен. Протри, ты говорят, дядя, этот непрозрачный и проникаемый... стихами хорошими. Он за Цветаеву, за Пастернака....А вдруг? А там видимость стала приоткрываться. То ангелы скульптуры какие то абстрактные и огромные фигуры из тумана что-ли или из облачности сплошной. То соберут штук десять маленьких дуэтов, трио, квартетов и что то разбирают. Один раз было, сверкали. Нет Лили Яркость из огромного трона и он долго не мог смотреть не то что на забор зелёный и что за ним, а вообще прятался за кучей отсева мраморного. Трон тоже потом заметил, когда лить Все это перестали.
Кажется тот, огромный слышал его, а обычные, такие как он он не видели и не слышали. Это он попробовал с ними говорить, обратился.... Только тот с шестью огромными крыльями и повернулся. Зато когда он пел или читал стихи, там затихали, останавливали дела и слушали, стоя, сидя, паря. Они и тогда не видели, кто. Ощущали... Потому что когда заканчивал, крутили глазами по забору мимо него, а большой смотрел в глаза. Восхищённо. Видно было, что вообще любят красивое и красивое слово в частности. В природе у них. Оказывается у них Цветаева и Пастернак в тренде, а может... Он попробовал ... Киплинга и тоже ... Они не видели, но что-то невидимое шло... Очень приятное...
Как то обедал. На стене над столом красивая картина. Сосновый бор, залитый светом. В центре редколесье, за ним поляна. Травы густющие, цветы медовые, разные. А вдруг человек прошел там, за ним двое, ещё трое. Женщины. Вдруг появились столы, зонты от солнца, напитки закуски. И даже небольшой оркестрик. Его почти не видно было из за деревьев. Скрипки, музыка тонкая, добрая, душа сейчас же за грусть и слезы.
Я уж бросил обедать, головой потряс. Чего это. Глупость какая. Видения. Я проверил еду, понюхал, посмотрел на свет. А что увидишь. Еда как еда. Обычная, свежая. А они мне помахали, да так тепло улыбнулись. К себе зовут...
Я встал, как и положено нормальному человеку в таких ситуациях иконе поклонился, перекрестился. Правда крошечная. Иконка бумажная, карманная. Но дело то не в величине. Владимирская Божья Матерь. И пошел работать. Думаю, потом дообедаю, раз на то пошло. Раз таким боком ко мне. Вечером пришел, а у них праздник продолжается, улыбки, снова приглашения. Я ведь взрослый человек, а ... А вот что дальше, не знаю. Повернуть картину от греха экраном к стене да и баста! Но они так тепло этак ко мне, не унывают, смотрят, зовут, радуются как своему. А мне что? Здесь я раб, чего терять? И вот смотри какая инерции тормозной путь. Прогремел цепями кандалами своими в голове, помешал. А чего решать? Там свет, люди улыбаются, а здесь Энтропии ура кричать надоело. Вот только улыбнулся и решился. Начал их подле их стола разглядывать. Кивнул им.., а сзади что то не так как то. Спиной почувствовал. Повернулся, а стены нет. Я на этой лужайке. Огляделся. Все хорошо, достойно. Моя рванина рабочая куда то пропал. Одет, обут и даже платочек шелковый из нагрудного кармашка.
Они встали, поклонились как близкому и старшему, уважение. Женщины подошли. Ручки подают в перчатках каких то лёгких, едва ощутимых, ручки как теплые какие то мягкие. Я в глаза первой заглянул и как с кошкой. Вот только не замурлыкала. Сейчас и вторая подошла, потом мужчины. Как то все спокойно, мягко, по доброму. Ответов не требуют. Просто усадили за стол, сейчас же чашку кофе. А может не кофе. Похоже, очень вкусно и пирожочек какой то крошечный, непонятно с чем. Я второй и постеснялся взять, а такой вкусный. И вроде не о чем мы за теми столами и в компании этой и не говорили. Не то что ваюног, а просто ни о чем на пустом месте. Но чем больше я сними был, тем все больше напитывался покоем, медленным течением мыслей, радостью тихой претихой, настолько чувства здесь негромко, настолько гладят, что ты забываешь, что нужно думать. А о чем думать? О том что хорошо, так и так Хорошо, Медленно, ...нет, просто доброта, она лучится, случится, умягчает до такой степени, что ты просто смотришь. Можно на птиц поющих или на цветы. А можно на пирожка. Вот как я сейчас. Но и аппетит сейчас не зверствовал. Нет, он успокаивал и я понимал, что мне хорошо. Что можно съесть ещё дюжину, лучше не будет. Я сыт одним. По настоящему. Мне захотелось что то сказать, но за столом уже никто не было. Они разбрелись неспешно по лужайке и лесу. Занимались кто чем. В общем все какими то пустяками по земным меркам