2
Всех Дурочкиных детей я не помню. Обычно, они не задерживались в моем квартале: куда-то убегали, где-то исчезали. Как-то привела мне двух, знакомиться. Это был уже выводок четвертый, наверное. Видать, прижало её, не могла прокормить. Кормилась у меня только она, да иногда приходила Венерина прооперированная, посмотреть, чем кормят. Котята были мальчик и девочка. Девочка невзрачная серая, а котенок желтый с рыжими тигриными разводами. Вот эта команда и стала столоваться у моей калитки. Я к тому времени уже покупал кошачий сухой корм. Котята в руки не давались, да мне и не хотелось. Терпел их только из-за Дурочки. Она устраивалась в уголке у ограды, а котята её сосали.
Венерина кошка могла по ходу перемочить Дурочкиным деткам лапой для субординации и гордо прошествовать дальше. Её разнесло от домашней еды, она была раза в полтора больше других кошек и отличалась дурным бойцовским нравом. Я стал звать её Ведьмой. Дурочку она никогда не обижала, но все остальные коты или кошки для нее были просто мясом для битв. При встрече же с Дурочкой они терлись мордами. Мне кажется, пару раз при этом от соприкосновения с Ведьминым могучим черепом легкая Дурочка отлетала сантиметров на двадцать. Но продолжала с ней тереться.
Любых других кошек и котов, забредших на территорию, Ведьма атаковала яростно и беспощадно, с разбега, как хорошая сторожевая собака.
И вот в этом тёплом окружении столовавшихся за мой счет появился новый персонаж –маленький дикий котёнок.
Котёнок был сущим дикарём. Как чёртик из табакерки он выскакивал из непроходимого куста, где обитал, и несся к кучки насыпанного для Дурочки корма. Думаю, он был от одной из первых дочерей Дурочки, которая не смогла прокормить всех и бросила самого слабого. В общем, Чертёнок жил сам по себе в кусте, охотясь на кузнечиков и ящериц. Был он быстр, проворен и неуправляем, и если прослеживать его родословную, то Дурочка являлась его бабушкой.
Чертёнок сдружился с двумя котятами Дурочки, которые были его старше, наверное, на месяц- полтора. Особенно с рыжим пацаном. Те продолжали сосать маму, Чертёнок тоже пристраивался к бабушке, а та не возражала, вылизывала его, кормила. Заменила ему убежавшую мать. Дурочка - просто святая. Она никого не прогоняла и не била. Если я звал ее и кормил, то все первые куски та отдавала детям. Зная это, в начале на пол кидал самую требуху, а хорошие куски уже лично после всовывал в пасть Дурочки.
Чертёнок сначала был дико голодный, кидался на еду забыв обо всем. Для прикола в момент, когда он ел, я начинал пальцем гладить его загривок. Сначала он отбегал, но голод пересиливал, и Чертик возвращался. Так он привык ко мне намного больше, чем остальные два Дурочкиных котенка: Рыжий и девочка. Те боялись меня, убегали.
Вскоре Чертик стал моей тенью, если я выходил со двора, он шествовал со мной рядом, ожидая подачки. Наверное, он так понимал охоту. Мне нравилось его гладить. Это был первый раз, когда мне нравилось гладить кошку. Да, мне хотелось гладить Чёртика.
Месяцев за пять Чертёнок превратился в кошку красавицу. Миниатюрную, ладную. С шелковой серой шерстью с бурыми разводами. Если по ней провести пальцем, оставался тёмный след как на ковре. Когда её гладил, то щелкало электричество, щекотало пальцы. Голос ее журчал ручейком. Она так мурчала, что могла бы работать в сексе по телефону. А голос- это пол любви.
Я опустил руку ей на загривок и стал гладить, по бархатной шкуре прошуршали электроразряды. Мурашки прокололи пальцы иголками. Чёртик заурчала. Я хмыкнул. Поймал себя на том, что хочется взять Чёртика на руки и прижать к груди. Обычное проявление материнского чувства приматов. Но я знал, что Чертёнок не дастся: порежет когтями и убежит. Для уличной дикой кошки такое проявление дружбы было бы слишком. Я решил не рисковать.
Примерно в это время из соседнего дома съехала Венера. Она его арендовала. Видно, что-то изменилось в её жизни. Со мной не прощалась. Не знаю, прощалась ли она со своей кошкой, только Ведьма осталась на районе. С собой её не взяли.
Помню её в тот день, когда она осталась за закрытой дверью покинутого дома. Морда у неё рыже-чёрная, с белым ртом. Грудь и лапы грязно белые пушистые. Спина и бока рыжие с чёрным. Глаза у Ведьмы жёлтые крокодильи. Огромная для кошки этих областей. Было в ней что-то от животного более низшего класса по классификации человеческой нежели кошки. Что-то змеиное.
Так Ведьма вернулась на улицу со своим покоцаным ухом - ветеринарной меткой стерилизации. Словно Еву из Рая, судьба вернула ее на грешную землю.
Наступил новый день: солнечный и жаркий. В этот день Чёртик была сама не своя: она терлась животом о нагретый асфальт. «Жур-жур-жур,» - пела она. «Жур-жур-жур!!!»
Рядом лежал Рыжий Дурочкин и смотрел на неё, не совсем понимая, что она хочет и что надо делать.
- Жур-жур-жур, - журчала Чертёнок.
В метрах дести у забора затаился потёртый кошак, из тех – с задними ногами палками, худющий, грязный. Самая большая часть его тела – ратанья бошка с набитой многочисленными избиениями мордой. Он косился на меня и не подходил. Он, как рыбак, ждал своего часа. Ждать его, судя по всему, научили.
Чёртика штормило. Она тёрлась о Рыжего и лицом, и телом. Обхаживала его и: «Жур-жур-жур!». Легла на живот и подняла хвост.
А Рыжий был ещё совсем ребёнок. Всего, думаю, на месяц старше Чёртика. У него даже голова ещё не распухла, не расползлась вширь. Но жур-жур-жур зачаровало и его. Рыжий прыгнул на Чёртика и закусил ей загривок. А ей пока всё нравилось: она оттопыривала хвост, урчала.
Пока ещё: жур-жур-жур.
Через мгновение она стала кричать и рваться, но Рыжий уже всё понял в этой жизни. Он сжал её передними лапами и держал крепко.
Совсем скоро Рыжий спрыгнул с неё и лёг рядом, равнодушный и усталый. Чёртик сначала обижено заворчала, но потом опять: «Жур-жур-жур!» Пушистый урчальный аппарат.
Ободранный кошак у забора поднялся и осторожно начал подкрадываться к Чёртику. Он дождался правильного момента. Она с надеждой посмотрела на Дурочкиного Рыжего, но тот равнодушно лежал и подставлял бока солнцу. Он устал, ему было всё равно.
Видеть Чёртика под облезлым мне не хотелось. Я развернулся и вошёл в дом, закрыл дверь. Разве можно было что-то изменить? Пожалуй, только картинку перед глазами.