Близились трудные времена Больших Весенних Праздников. Каждое своё утро она начинала с курёхинской Воробьиной оратории. Сначала шла десятиминутная Весна. Часто она повторяла её несколько раз, прежде, чем переключиться на Лето -- не в силах прекратить надрывно-спокойное звучание торжествующей мелодии обновления жизни, пока не выпьет первую чашку кофе и не сделает часовой комплекс на все свои болевые точки, распахнув балконную дверь в апрельское утро. Когда-то всё это занимало двадцать минут, и их было достаточно, чтобы прожить день спокойно, почти без боли. Но и час привычных бессознательных, манипуляций этой весной был не обременителен для неё. Обременительной была сама весна -- холодная и отстранённая, как умирающий на рассвете сон. Как прерванная любовь...
Даже всегда любимый апрель не радовал его, хотя был наредкость тёплым, ароматным и солнечным. Он возился в своём молодом саду и думал о её последнем письме.
"... ты думаешь, что это ирония, нет!, это -- неприкрытая правда! И даже не вся (всё же я могу иногда держать эмоции под жёстким контролем, хотя и не всегда знаю -- зачем)
Я знаю, что это ненормально, а нормально -- переживать и сомневаться. Но "меняться нам поздно", так ведь?)
"Жизнь одна, второй не будет, и пока валторна смолкнет, колокольчик распоётся". Просто я хочу сказать, что (на мой взгляд, конечно) переживать стоит только из-за того, на что мы можем повлиять в этой жизни. Всё остальное -- пустая трата собственных ресурсов, важнейшим из которых есть наше ВРЕМЯ. Мы не главные игроки в этой навязанной нам ИГРЕ, и даже не второстепенные, и даже не статисты. Мы вообще не игроки, а в худшем случае заложники. Именно это нам навязывают. Стоит ли поддаваться, вестись, участвовать в чужих сценариях. Или наслаждаться свободой пусть и в ограниченных рамках, создавая свой собственный сюжет и воплощая его в жизнь с удовольствием и радостью. Или хотя бы не делать эти рамки ещё уже, переживая и тратя своё здоровье."
Он знал, что она права, потому что всегда оказывалась права, хотя часто потом и сожалела об этом. Когда они встречались -- в последний год всё реже -- она избегала серьёзных и личных тем. Впрочем, личных она избегала всегда. А он, наоборот, любил поговорить о детях, внуках, друзьях. И всегда неизменным был её ответ:
"...они прекрасно разберутся в своей жизни и без нас. И даже намного успешнее, чем с нами. Но, безусловно, я ещё раз повторю, это только моё мнение и мой опыт. Каждый волен в своих поступках."
Его мысли текли аккуратно и ровно, не выходя за рамки привычной их пёстрой смеси: заказов стало мало, работы много, тендеры, справки, спецификации, китайцы, в воскресенье рыбы поймать не удалось, зато лодки спустили, моторы завезли, правда, на уборку сил не хватило, впрочем как всегда, сам разбил цветник, посадил вишни и можжевельник между елок.
А она читала всё, что находила о Венеции, постепенно увлекаясь этим городом всё больше, узнавая его в виртуальных прогулках по гугловским картам, как это было всегда с новыми для нее городами. И тон ее писем незаметно менялся, становясь конкретным, назидательным и чрезмерно заботливым, в общем таким, какой она терпеть не могла, тем более в себе. Её спас Караваджо. Он вернул ей обычную насмешливость, молчаливость и неуверенность.
(продолжу непременно -- самой интересно, что будет дальше)