Релятивистская космология и марксизм

Иван Лупандин
Гипотеза о неевклидовости нашей Вселенной, высказанная Целльнером, была не менее гениальна, чем гипотеза Коперника, но все-таки это была всего лишь гипотеза. Благодаря созданию А. Эйнштейном помимо специальной также и общей теории относительности, гипотеза Целльнера обрела солидное физико-математическое обоснование. Можно сказать, что Эйнштейн сыграл ту же роль в обосновании гипотезы Целльнера, что в свое время Ньютон в обосновании гипотезы Коперника. Ньютон, сформулировав закон всемирного тяготения, ответил на вопрос: "Почему Солнце находится в центре солнечной системы?" Эйнштейн, придав закону всемирного тяготения форму, инвариантную относительно преобразований Лоренца, сумел ответить на вопрос: "Почему вселенная является неевклидовой?" Теория тяготения Эйнштейна была, безусловно, красивее и естественнее теории Ньютона. По Ньютону, причиной взаимного притяжения тел была гипотетическая сила тяготения, мгновенно распространяющаяся по всему бесконечному евклидову пространству и действующая сквозь любые препятствия. Короче, теория Ньютона основывалась на принципе дальнодействия. К концу XIX века это стало выглядеть весьма странно, т.к. получалось, что сила тяготения имеет природу, в корне отличную от электромагнитных сил, распространяющихся со скоростью света. Далее, один из основных постулатов механики Ньютона, идущий еще от Декарта, гласил, что тело по своей природе стремится двигаться по прямой, а всякая сила отклоняет его от прямолинейного пути. Именно в этом пункте Эйнштейн решил поправить Ньютона (а заодно и Декарта и вообще всю новоевропейскую натурфилософию до Канта включительно). Согласно Эйнштейну, тело стремится всегда двигаться по наикратчайшему пути, который, однако, не должен представлять собой прямую линию, ибо наше пространство неевклидово. Главным достижением общей теории относительности Эйнштейна было, безусловно, объяснение неевклидовости пространства его искривлением помещенными в него массивными телами. Чем массивнее тело, тем сильнее, согласно Эйнштейну, оно искривляет наше трехмерное пространство, представляющее собой некую поверхность в четырехмерном пространстве. Если таких тел много и масса их велика, то они могут так искривить наше пространство, что оно станет замкнутым. Тогда наша вселенная окажется конечной и приобретет вид поверхности четырехмерного эллипсоида. Этот последний вариант Эйнштейну импонировал больше всего.
Вскоре, однако, выяснилось, что если вселенная представляет собой поверхность четырехмерного эллипсоида, то она не может существовать вечно, ибо, по второму началу термодинамики, она должна будет прийти в состояние тепловой смерти. Действительно, вдоль поверхности четырехмерного эллипсоида, как и вдоль обычной двухмерной поверхности, будет иметь место теплообмен. В результате рано или поздно на всей поверхности (т.е. во всей вселенной) должна будет установиться одинаковая температура. Но поскольку Эйнштейн предполагал, что вселенная не имела начала во времени, из этого должно было следовать, что в ней уже давно должна была наступить тепловая смерть. Раз этого не случилось, значит, или неверна исходная гипотеза, или несправедливо второе начало термодинамики.
Ситуация поначалу казалась безвыходной, но вскоре голландский астроном де Ситтер, а затем и русский математик еврейского происхождения А. Фридман обнаружили, что уравнения общей теории относительности Эйнштейна неустойчивы, т.е. эйнштейновская вселенная не может быть стационарной, но должна или расширяться, или сжиматься. Пока это был лишь сугубо спекулятивный вывод, однако вскоре открытия, совершенные американским астрономом Эдвином Хабблом, показали, что расширение вселенной действительно имеет место.
Хабблу удалось с помощью наблюдения переменных цефеид, у которых яркость зависит от периода переменности, определить расстояние до туманности Андромеды и других  галактик. Самое любопытное заключалось, однако, в том, что в спектрах большинства галактик обнаруживалось красное смещение, причем тем более выраженное, чем дальше находилась от нас галактика. На основании полученных данных Хаббл сформулировал закон, названный позднее его именем и гласивший, что величина красного смещения в спектре галактики прямо пропорциональна ее удаленности от нас. Чем еще можно было, с другой стороны, объяснить красное смещение в спектрах галактик, как не эффектом Допплера, заключающимся в том, что частота волн, испускаемых движущимся объектом, будет уменьшаться, если объект удаляется от наблюдателя, и увеличиваться, если объект к нему приближается? Правда, саму Землю нельзя, строго говоря, считать неподвижной, так как помимо движения вокруг Солнца, она увлечена движением всей солнечной системы внутри нашей галактики. Впрочем, для отдаленных галактик, удаляющихся от нас со скоростями, значительно превосходящими скорость внутригалактического движения солнечной системы, поправки, связанные с движением Земли, будут незначительными.
На долю бельгийского астрофизика аббата Жоржа Леметра, ставшего впоследствии советником папы Пия XII по научным вопросам и президентом Папской академии наук, пришлось лишь поставить все точки над i и объявить во всеуслышание, что вселенная в действительности расширяется. А раз она расширяется, развивал свою мысль Леметр, значит, когда-то в прошлом она была очень маленькой и представляла собой всего лишь один-единственный первоначальный атом.
Естественно, что эти идеи, вынуждавшие просвещенных людей отказываться от материалистических догм о бесконечности и вечности вселенной, очень не понравились марксистским идеологам в СССР. Уже в конце 1940-х годов в статьях в журнале "Вопросы философии" стали появляться критические отзывы в адрес теорий Эйнштейна и Леметра. Приведем некоторые из них. Так М.М. Карпов в уже упоминавшейся нами статье " О философских взглядах А. Эйнштейна " пишет:
«В 1946 году Эйнштейн выпустил книгу "The Meaning of Relativity", в которой объявляет себя сторонником реакционной теории расширяющегося мира. В этой книге он пытается "научно доказать" поповскую догму о сотворении мира» (М.М. Карпов. О философских взглядах А. Эйнштейна // Вопросы философии, № 1, 1951, с. 134).
Ему вторит также уже упоминавшийся нами ранее Г.А. Курсанов:
«Одной из типичных спекуляций на теории относительности, на ее учении о так называемом "четырехмерном мире" является отрицание трехмерности реального пространства, проповедь четвертого измерения со всей вытекающей отсюда мистикой и чертовщиной" (Г.А. Курсанов. Диалектический материализм о пространстве и времени// Вопросы философии, № 3, 1950, с. 178).
Вспомним, что тот же автор называл "чертовщиной" учение о "свободе воли" электрона, которое, как ему казалось, вытекало из постулатов квантовой механики. Таким образом, для твердолобых марксистов все важнейшие открытия науки ХХ века представляются беспросветным мраком. Игорь Семенович Кон, впоследствии прославившийся своими трудами по сексологии, но начинавший как рядовой философ-марксист, решился даже обвинить западных ученых в намеренной подтасовке фактов:
"В наше время физический идеализм и другие проявления кризиса буржуазной науки есть результат уже не столько субъективной философской неграмотности естествоиспытателей, сколько сознательного извращения экспериментальных данных в интересах поповщины" (И.С. Кон. Наука как форма общественного сознания// Вопросы философии, № 1, 1951, с. 48).
В статье Г.А. Курсанова "Диалектический материализм о пространстве и времени", помимо призывов вернуться к "указанию" Энгельса о том, что "действительное пространство представляет собой не что иное, как бесконечное количество кубических метров" (Г.А. Курсанов. Диалектический материализм о пространстве и времени// Вопросы философии, № 3, 1950, с. 178), мы читаем следующее:
«Современная буржуазная идеалистическая философия пытается воскресить средневековые религиозно-идеалистические бредни о конечности мира в пространстве, о его начале и конце во времени [...]. Научные журналы Англии, США и других капиталистических стран за последние три десятилетия буквально были наводнены различными теориями и теорийками "разлетающейся", "расширяющейся", "пульсирующей" и т.д. вселенной. Были даже попытки "точных вычислений" конца мира. Одной из последних "сверхоригинальных" идеек буржуазной "науки" является теория "взрыва" первоначального сгустка материи» (Там же, cс. 189-191).
В 1959 году, когда начал издаваться журнал "Наука и религия", авторы статей в нем продолжили традицию нападок на теорию расширяющейся вселенной. Так, в статье "Бог, библия, бесконечность"  академик Наан, в начале 1950-х годов славившийся своим относительным вольнодумством, пишет тем не менее следующее:
"В начале 20 века в связи с резким обострением классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом, столь характерным для эпохи империализма, значительное распространение в кругах буржуазной интеллигенции получили религия и идеалистическая философия. Под влияние этих идей, мешающих научному прогрессу, попали и некоторые ученые. В непосредственной связи с этим в 20-х годах нашего столетия получила распространение так называемая теория "расширяющейся вселенной", авторами которой были бельгийский ученый Леметр и английский астрофизик Эддингтон" (Г.И. Наан. Бог, Библия, бесконечность // Наука и религия, №3, 1959, сс. 7-13).
Те же мысли развивает и некто Г. Гурев в статье "Астрономия и религия": "Пытаясь спасти Леметра, физик-идеалист Гамов утверждает, что первозданный "атом", начавший раздуваться "в самом начале мира", на девяносто процентов состоял из плотно спрессованного гамма-излучения, т.е. фотонов (частичек) коротковолнового, невидимого света[...]. От этих, с позволения сказать, гипотез несет такой махровой поповщиной, что их авторы в последнее время вынуждены были в той или мере внести в свои гипотезы поправки" (Г. Гурев. Астрономия и религия// Наука и религия, № 11, 1961, сс. 7-12).
Характерно, что спустя четыре года после выхода этой статьи Г. Гурева американские ученые Пензиас и Вильсон экспериментально обнаружили т.н. реликтовое излучение, представляющее собой те самые фотоны, о которых писал Гамов, только охлажденные до температуры 3К. Этот простой историко-научный факт показывает, что марксисты не только не могли предвидеть, в каком направлении будет развиваться наука, но, напротив, предсказывали прямо противоположное тому, что имело место произойти в будущем, отстаивая все устаревшее и обветшавшее в науке, вроде учения о евклидовой геометрии реального пространства или о вечности и стационарности вселенной. Причиной этой удивительной слепоты было то, что марксисты извратили главные принципы взаимосвязи между естествознанием и философией. Во времена Леонардо да Винчи и Галилея ученые судили философов (иногда даже весьма пристрастно). Марксисты же утверждали обратное, а именно, что "какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия" (Ф. Энгельс. Диалектика природы. М., 1953, с.165). Что из этого вышло, каким ущербом для отечественной науки это обернулось, с каким позором пришлось марксистам каяться в собственных ошибках - тому мы свидетели.