Когда на пороге пятидесятилетия мои поздние матримониальные планы потерпели окончательный крах, я впал в такую тяжелую депрессию, что мне небо показалось с овчинку: нужно было срочно что-то предпринимать. Я слыхал от знакомых, что, как лечебные средства, подходят йога и бег, и занялся ими обоими: асаны ( позы йоги). я практиковал вечером; бегом же занимался по утрам, перед работой.
Я вставал в половине пятого, умывался, надевал тонкий тренировочный костюм, шерстяную шапочку, кеды, и выходил на улицу, где еще царила непроглядная ночь (стоял январь). По совершенно безлюдным улицам района Новогиреево я добегал до сортировочной горки станции Кусково Горьковской железной дороги, где предо мной возникала широкая полоса, устланная десятком путей, поблескивавших рельсами в свете станционных фонарей. Горка работала круглосуточно, поэтому время от времени из громкоговорителей раздавался голос диспетчера, отдававший распоряжения машинистам локомотивов и сцепщикам. Последних было не видно, зато результаты их деятельности были налицо: вдруг из глубины станции появлялся черный прямоугольник одинокого вагона, или сцепки из нескольких вагонов, которые сами собою катились по рельсам, сначала ускоряясь – при движении под уклон, затем, по мере перехода на ровный участок пути, постепенно замедляли свой бег, пока, лязгнув буферами, не упирались в формируемый состав, по которому при этом пробегала волна дрожи.
Эти, отвязанные «дикие» вагоны не были для меня препятствием: их только следовало вовремя заметить и, переждав, пропустить. Хуже дело обстояло с длинными неподвижными составами, ибо такой невозможно обойти стороной; пролезать под вагонами я не решался, и приходилось идти вдоль поезда в поисках вагона с площадкой, по которой можно было перейти на другую сторону.
Особую осторожность следовало проявлять при переходе последних двух путей, на которых, несмотря на ночь, в каждый момент мог появиться дальний поезд или ранняя электричка, так как они мчались очень быстро.
Пересекши пути, я оказывался у цели – на окраине Кусковского парка, - и, вступив на одну из его заснеженных аллей, отпускал себя на волю, предаваясь автоматизму равномерного неспешного бега. По мере того, как передо мной разворачивались парковые ландшафты: - черные силуэты лип, сквозь густую сетку ветвей которых проглядывало блеклое ночное небо, сосны и ели с ветвями, сгибавшимися под снежными шапками, сверкавшими в свете фонарей, освещавших аллеи призрачным светом; как по мановению волшебной палочки открывшееся вдруг озеро – обширное белое поле, окантованное сплошной черной полосой, в которую сливались отдельные деревья; выступающая вдруг из темноты стена парковой постройки – Эрмитажа или Грота, по мере их последовательной и предсказуемой смены голову мою покидали все мучительные образы и беспокойные мысли, оставляя блаженную пустоту. Этому, также, способствовало полное здешнее безлюдие, – казалось, что кругом на сотни километров не было ни души.
Когда, минут через сорок бега, у меня появлялось желание вновь увидеть каких-нибудь братьев по разуму, небо потихоньку начинало светлеть; на картине парка обнаруживались все более мелкие детали, и, обозрев горизонт, можно было найти в отдалении движущуюся человеческую фигурку: это тоже был бегун или бегунья. В последнем случае я изменял траекторию своего движения, чтобы наши с ней пути пересеклись. По мере ее приближения у меня увеличивался интерес; я во всех деталях изучал фигуру бегуньи, и меня все больше занимал вопрос: интересна ли она, или дурнушка? И вот мы бежим навстречу друг другу, и я вижу: молодая женщина смотрит мимо меня; у нее каменное лицо сфинкса. «А у меня какое?» - думаю я, и направляюсь в обратный путь.
Так продолжалось каждое утро – будь то мороз или оттепель, метель, или лунная ночь; через четыре месяца сменился сезон, и я, преодолев расстояние до Питера и обратно, вдруг обнаружил, что вылечился не только от депрессии, но и от матримониальных намерений.
С тех я ни разу не прибегал к лечебному бегу, но даже воспоминания о тех зимних ночных пробежках по Кусковскому парку помогают унять депрессию.
Февраль 2021 г.