ВАСИЛЁВСКИЕ ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ.
Елена Ипатовна Нифанина – выйский самородок, родилась 23 мая 1903 года в д. Тинева, в многодетной семье Тюпышевых. Росла неграмотной, только лишь в 18 лет ходила на годовые курсы ликбеза. В 1927 году вышла замуж за Алексея Андреевича Нифанина в д. Василёво (от д. Тинева - 30 км вверх по Вые). По-настоящему писать она стала после войны, первое стихотворение датировано 1949 годом. Обладала прекрасной памятью, знала много старинных, выйских, песен, сказов, былин.
ЭТО БЫЛО в пятьдесят девятом году. Наш маленький колхоз в Василёве район закрыл. Нам пришлось переезжать в райцентр, на новое место, к новым соседям за 150 километров. Отправились 22 июля. Мы гнали с собой стадо коров и везли на верховых лошадях последние наши пожитки. Шли прямо на Вершину — так до райцентра 90 километров. Когда до первой деревни — Сухого Носа — осталось два километра, наш спутник Паша сказал^
— Гоните сюда коров и коней. Здесь покормим.
Он повернул на лошади к реке и скоро вернулся. Снова сказал:
— Здесь надо ночевать.
Когда мы вышли на небольшой наволок, незнакомое место казалось каким-то угрюмым. В июле ночи уже не очень белые. Я поглядела вверх — небо мне показалось намного выше, чем в другое время. О наволок лес стоял стеною. Я посмотрела и на лес — он показался каким-то волшебным, ужасно высоким, и плотно держалось одно дерево за другое, схватившись ветка за ветку. Я подумала: такая стена — здесь не проползёт даже заяц...
Тут мы сняли с коней наши мешки, навязали коней. Наши коровы печально мычали. Мы развели костер.
Есть мне не хотелось. Я волновалась, не зная, где нам придётся жить. Дом у нас не куплен. Муж мой, Алексей Андреевич, улетел уже, как неделя. Я не знала, купил ли он где-нибудь хоть бы одну избу. У Паши был дом куплен, они шли домой. А мы — моя дочь Соня, сын Коля и моя невестка или сноха Мария Ивановна — шли, не зная, куда.
Пламя от костра высоко взлетало. Еще казалось темнее. Коров еле было видно. Я никак не прилёгла, смотрела корову и коней. Казалось, ночи конца не будет. Наконец-то стало светать. Мы снова всё навьючили на коней. Как привычные, они погонились спокойно. Стало видно деревню Сухой Нос. Паша сказал:
— Еще шесть километров останется до самой Тоймы.
Мы только стали подходить к деревне. Солнце еще не всходит. Гонимся. Нам не хотелось, чтобы люди на нас пялили глаза. Говорим между собой:
— Мы по этой деревне прогоним — никто не увидит.
Но тут ехавшая на лошади Соня сказала: ^
— Вонде наш папа. .
Я взглянула. Действительно мой муж. Он открыл ворота в деревню и пропустил нас. Я ничего сказать не успела, как он опередил:
— А вот и наш дом, — и показал рукой, а когда подошёл, открыл во двор во- рота и добавил: — Давай гони сюда корову.
Меня как холодной водой окатило. Сердце в груди забилось, как птичка в клетке.
Я боялась этой деревни, как огня. Наши извеков ездили в Тойму, в ней ночевать ни- кто не пустит, хоть на улке спите. Не народ тут, говорили, а звери, не люди. Как тёмным облаком, показалось, всё закрыло. ^
Я загнала во двор корову и зашла сама. Двор был большой, только низкий. И полу нет, да стоит ещё хлевина — как свидетельство, что тут жили козы. Я вышла из двора. Надо идти в избу, но почему-то идти не хотелось, хотя муж мой объяснил; детям, что купил это председатель колхоза Тюпин за пять тысяч...
Я уж боле не слушала, зашла в коридор. В коридоре мне понравилось. Коридор большой, пол гладкий. А когда открыла дверь в комнату, меня чуть не захватило, я еле устояла на ногах — так меня поразил вид в доме. Трубка упала, по всему полу кирпичи, печь сидит как собака на заду, на заборке две потолочины подняло. «Ой, ой, — я подумала, — легче бы мне провалиться сквозь землю».
Тут зашли Соня и Коля. Коле было всё равно. По глазам видела, что он вроде ничего не замечал. А Соня, тоже я видела, не очень довольна была покупкой дома. А муж живет тут уже четыре дня, уже работал три дня на сенокосе. Он ходил по избе, показывал вещи, какие были в дому: старый чёрный сундук, у которого немного сбита крышка (под наши тряпки будет годен), три старые табуретки, три стула (очень шатались), деревянная кровать, шкап, стол кухонный — и тот, как хромой; старый, зеленой меди, самовар литров на десять, а остальное всё — мусор. Муж мой сказал:
— Видишь, какой самовар, покупать не надо!
А мне хотелось кинуть да плюнуть на него. А еще были медный таз (дно отпало), медный умывальник, как решето — не нальёшь воды, зеркало на стене. Когда-то оно было зеркалом, а сейчас хуже оконного стекла.
Я подумала: «Кто же всё это вписывал в соглашение?» Я была всем недовольна, но
виду не подала. Хозяин купил, вернее — согласился с Тюпиным, ну и как знает,
Мне печь не вываливать и новую не бить...
Наварили обед на костре на улке, в коридоре пообедали. Я и Коля повели коней в Тойму. Там Паша сдаст их на колбасу. Соня осталась кормить корову.
Мы поехали из дому полем. День был жаркий. Чуть-чуть ходил ветерок. Оводы пролетали. Я думала: моя третья родина (после Тиневы и Василёва. — А. Т.), наверное, будет здесь. А все казалось какое-то не-любое, холодное, чужое-чужое.
Солнце хотя и палило, оно меня не грело. Я думала: пощупал бы солнце, то оно и впрямь, наверное, холодное.
Под горой косит на конной косилке бригадир. Я поглядела с угора — угор мне показался ужасно высоким. Кони и косилка вдали под горой казались, как букашки ползут.
А вечером, когда мы вернулись с Колей из Тоймы и пришли к новому своему жилью, у крыльца собрались соседки, все так хорошо оделись. Я не знала, что и думать: уж они очень богатые или пришли с нами познакомиться — потому и
приоделись. Тут были две невысокие женщины, как две сестры, только одна постарее, обе такие румяные; третья —тоненькая, очень весёлая, немолодая; четвёртая — та очень ласковая, все старается рассказать. Все смотрят на меня будто на только что купленную лошадь или корову. Я стояла и не знала, как вести себя. Тут рядом сидела еще одна женщина, раньше её не заметила. Она оделась всех поскромнее и казалась какой-то лишней.
— Это Марья, — сказал мой муж, показывая на тоненькую женщину.
Марья не дала ему договорить:
— А это моя дочь Валька — сказала она и показала рукой на скромную женщину.
Я поглядела на обеих, и меня поразила непонятость. Если бы Валька была матерью, а Мария дочерью, это было бы вернее. Валька какая-то чёрная, глаза запалые. Мария же сияла, как спелая помидорина.
Две невысокие женщины пошли в разные стороны, а третья пошла через поле — там, где стояло три дома. Валька тоже пошла домой.
Я тоже любопытная. Чтобы не упустить случая больше узнать от Марии, не мешкая, спросила:
— Это две сестры?
Мария рассмеялась;
— Нет, это Анна Егоровна — та, что пошла к вам под окно, а это — Нинка Шипичина. А та, что пошла через поле, — Анна Яковлевна, по прозванию Кнопка. Только наряжаться умеет, а боле ничего. Век прожила, ничего не работала...
*****
(НА ЭТОМ рукопись обрывается).
Подготовил А.А. ТУНГУСОВ –районный краевед.
*****
Районная газета «Заря» Архангельская область, от 20 марта 1999 года.
*****
На фотографии Елена Ипатовна Нифанина, автор этой рукописи.