Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой.
Михаил Юрьевич Лермонтов.
Никогда не сдавайтесь — никогда, никогда, никогда, ни в большом, ни в малом, ни в крупном, ни в мелком, никогда не сдавайтесь, если это не противоречит чести и здравому смыслу.
Сэр Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль.
ЗАТРАВКА
В каком-то лохматом и сейчас уже зримо траченном молью Истории году – примерно начало восьмидесятых прошлого века – страну донельзя развитого социализма накрыла с головой пропагандистская кампания по внедрению в жизнь очередной панацеи, которая, наконец, позволит мгновенно, на раз-два совершить большой скачок в светлое будущее из болота застоя, в котором уже весьма прочно, можно сказать по уши увязло первое в мире государство «рабочих и крестьян».
И воспарил зычный клич над нашими просторами:
Дорогу роботизации!
Роботизация, роботизация и ещё раз роботизация! Она-то нам и поможет. Владимир Ильич что говорил? «Производительность труда, это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя!» То бишь просто до зарезу очень нужна, просто необходима ударная работа. Тогда и только тогда наступит воцарение молочных рек и кисельных берегов коммунизма, давным-давно алкаемого большевиками.
И заодно всеми остальными насельниками страны. А действительно? Вдруг всё ж таки случится это самое маннонебесное «каждому по потребностям».
Но если - да, то в таком случае от халявы нос воротить - дураков нет...
Однако поскольку народ на самом деле давно перестал верить в пиррову победу светлого будущего и повально отказывался высокопроизводительно трудиться во благо непонятно чего и непонятно зачем, власти предержащие, подсмотрев у заграницы, решили повсеместно заменять почёсывающихся, позёвывавших и цинично поплёвывавших на все четыре стороны Страны Советов, вконец обленившихся индивидуумов, роботами.
Вот они-то, железяки эти самые, не подкачают! Водку не пьянствуют, похмельем по утрам не мучаются, не разумеют, что такое волынить на рабочем месте, в несунстве госимущества с этого самого места пока не замечены.
Вкалывают себе и вкалывают...
Изо всех, правда, пока ещё не роботизированных, но вполне себе нашенских утюгов круглосуточно пёрла под дых осанна новому делу, призывая повсеместно, можно сказать, кругом и раком... тьфу, простите, оговорился, точнее, описАлся, ещё точнее опИсался; правильно - кругом и рядом внедрять роботов в производство. Пропагандистская кампания по этому поводу цвела и пахла всеми возможными запахами. Казалось, что и машинным маслом даже.
А чё, тоже аромат...
Не могла отлёживаться на обочине этого магистрального пути и наша доблестная киностудия «Беларусьфильм». Была задумана документальная нетленка на злобу дня, можно сказать, с полемическим запалом в заголовке:
«Почём фунт робота?»
Так случилось, что на этом кинополотне я ошивался среди авторов сценария. И на свою беду, а точнее сдуру, предложил снять эпизод о роботизации на Минском часовом заводе. Там, по сообщениям всяческих средств массовой информации дело это получило уже очень даже широкий размах.
Договорились об интервью с главным инженером завода в его кабинете.
Перед тем прошлись вместе с кинооператором по заводским цехам. Просторные помещения, словно огромные больничные операционные, полнились всматривающимися через монокль в миниатюрные детали наручных часов белохалатными женщинами, увенчанными белыми же накрахмаленными и пикантно полупрозрачными марлевыми шапочками.
Поснимали, как почти каждой из них помогал немудрёный механизм, быстро подававший на обработку желтоватые или серебристые заготовки размером в горошину и почти сразу же ловко вытаскивавший назад, на свет божий готовое зубчатое колёсико аналогичных лилипутских размеров. И затем повторял эту возвратно-поступательную операцию вновь и вновь.
Ну точно, как в той подковыристой загадке: туда-сюда обратно - тебе и мне приятно...
Это про качели. А вы чё подумали?
Но вот рукастых роботов, в полном одиночестве элегантно жонглирующих в трёх, а то и в четырёх пространственно-временных измерениях всяческими сменными инструментами, нигде в цехах часового мы не заприметили.
- А у нас их и нет вообще. В помине нет. – Пожилой главный инженер, отвечая на вопрос о неоднократно расписанных в газетах успехах роботизации на вверенном ему заводе, сразу же окатил ушатом холодной воды наше искреннее стремление присоединиться к многоголосому хору воспевающих.
- Как?.. Но что мы тогда снимали в ваших цехах?
- Вы снимали так называемые манипуляторы, - не без иронии по адресу нашей технической дремучести разъяснил главный. - Простейшие механизмы, подающие детали к станку на обработку и забирающие готовые назад. И это всё, что они могут. Остальное за человеком.
- А установить роботы, чтобы они самостоятельно делали всю операцию полностью, нельзя?
- Технически возможно... Только не имеет экономического смысла.
И далее главный инженер простенько, практически на пальцах, объяснил, что стоимость полноценного робота равна примерно десяти годовым заработкам женщины, которая сейчас выполняет эту работу. Так что только через десятилетие он начнёт себя оправдывать. А если прибавить сюда цену запчастей – ведь за такое длительное время неизбежны замены изношенных деталей, да плюс ещё зарплату наладчика, который будет обслуживать железного работягу, то выгоды здесь не будет никакой, одни убытки...
Мы не сдавались: - Но ведь за бугром они успешно трудятся, значит, приносят прибыль. А почему здесь не могут?
Главный, глядя на нас хитрованистыми глазами, взял паузу, прикидывая как бы политически грамотно – noblesse oblige, должность обязывала - ответить на этот, в общем-то, провокационный вопрос. Но всё-таки, поправив очки, решился сказать правду. Да он и не очень-то рисковал, понимая, что его ответ в наш фильм попасть не может.
Что потом и произошло.
- Всё просто. У них там заработная плата человека на этом рабочем месте сравнима со стоимостью робота. И поэтому такая замена становится экономически выгодной, через несколько месяцев она себя оправдает.
Он не сказал, что под эвфемизмом «сравнима со стоимостью робота» кроется «у них зарплата человека в несколько раз выше, чем у нас», но мы поняли.
- А как же вы тогда попали в передовики роботизации? О вас направо и налево пресса во все дудки трубит, аж слюной захлёбывается!
Главный инженер, не выпуская из вида выключенную кинокамеру, повинно закряхтел и, как бы каясь в совершённом проступке, развёл руками:
- Между нами. Дело это нынче модное, на слуху. А в отстающих болтаться, кому хочется, заругают вышестоящие органы. Не поймут. Так что пришлось немного схитрить. В общем-то, мы не очень и согрешили, окрестив манипуляторы в отчётности наверх роботизированными комплексами. Как говорится, хоть горшком назови, только в печку не ставь... – Он мельком, но получилось многозначительно, глянул куда-то в район горящего светильника под потолком. - Их у нас навалом, этих несложных механизмов, сами видели. Получилось массовое внедрение. И пользу манипуляторы, действительно, большую приносят, облегчая и убыстряя ручной труд. Однако это не роботы, только название похожее. Но для справки сгодилось... Короче говоря, в нынешних условиях у нас такие дорогие работники как роботы - не к месту. Мода - модой, а выгода - выгодой. Без неё – никак.
Он задумался, ища слова, способные подытожить сказанное. И найдя, произнёс фразу, которую я запомнил навсегда:
- Во всём, молодые люди, в любом деле не лишним будет здравый смысл! - И хмыкнув, добавил с какой-то потаённой обидой на жизнь. - Советую руководствоваться.
НЕ С БОДУНА
Нет - не с бодуна, не от нечего делать, вслед за рассказом о встрече с главным инженером Минского часового завода, рассуждающим о показухе, и о его, можно сказать, почти личных взаимоотношениях с роботами, я напихаю в это повествование, вроде случайные, ничем не связанные между собой воспоминания, факты, события.
Здесь рядом умирающий от голода и жажды мальчик, запертый в трюме парусника; и ещё один пацанёнок, поздним вечером навытяжку охраняющий в пустом парке какую-то будку; немецкие пулемётчики, в буквальном смысле сходящие с ума на своих огневых позициях перед навороченными ими штабелями тел; орден Красной звезды вместо разжалования, полученный отцом за неподчинение приказу; однокурсник по университету, блистательный журналист республиканской газеты, вопреки всякой логике, зная, что его разоблачат, можно сказать всенародно запачкавшийся откровенным плагиатом; атака обвязанных взрывчаткой японских камикадзе, дёргающейся саранчовой лавиной захлестнувшая русские окопы; работавший под моим мудрым руководством матёрый уголовник, навсегда затёртый в абсурдной мешанине мелкотравчатых понятий, что, правда, не мешало ему быть половым гигантом, умыкнувшем жену милицейского начальника в маленьком южном городке; угроза родимой державе от супостата, таящегося за настежь распахнутой дверью, которая, как и он, на самом деле всего лишь мираж.
«Смешались в кучу кони, люди...»
И этот мой внешне хаотичный перечень, прежде всего о нём одном, о здравом смысле.
Нет, они не просто два обычных слова, сиротливо жмущихся где-то на бескрайних просторах русского языка, ныне обильно траченного всяческими фенями. Они – основы многого, если не всего. В них заложен глубокий смысл, извините за неслучайный каламбур. Считаю, что добиться побед и свершений невозможно без здравого смысла. А в причинах наших бед и поражений - кроется его отсутствие.
Воспользовавшись советом главного инженера, я, Хадиков Андрей Харитонович, в те годы ещё в здравом уме и твёрдой памяти, решил им, этим самым здравым смыслом, по возможности руководствоваться. Если не каждодневно, то хотя бы время от времени.
Правда, не всегда оно получается...
Например, при категоричном и бесповоротном решении жениться. Жениться, жениться, жениться!! И вроде как на ангеле. Хотя, если задуматься, вести под венец ангела – это явное святотатство. Тем более, для такого записного грешника и сибарита, как я...
А никто ж не остановил! Ни друзья, ни здравый смысл, придушенный в тот момент гормональной суетой двадцатипятилетнего жеребчика.
Ну, и бог с ним. Или с ней... Ни о чём не жалею. Всё оказалось к лучшему.
Ещё раз. Здравый смысл... Он - основа основ нашей жизни. Её определяющий и её оценивающий. Об этом ниже череда коротких рассказов-главок.
На длинные не замахиваюсь. Семьдесят четыре года, однако. Могу и не успеть закончить продолжительное повествование. А хочется напоследок.
Тогда чего рассусоливать здесь эпиграфы и введения-предисловия?
Поехали.
«ЗВЕРЮГИ»
Мой отец воевал на самой передовой, командуя батареей счетверённых, так сказать, в одной связке, как древнеримские фашины, зенитных пулемётов Максима, что, конечно, увеличивало их убойную силу.
А где-то в сорок третьем их вооружили тоже счетверёнными трофейными Эрликонами, отбитыми у немцев. Скорострельность которых была в разы больше чем у стареньких, тогда уже пятидесятилетней давности Максимов, дебютировавших ещё в англо-бурскую войну конца девятнадцатого века.
Харитон, знал что говорил, когда именовал Эрликоны не иначе как «зверюгами». И вообще отдавал должное пулемётному вооружению немцев, считая его по тем временам лучшим в мире. К примеру, МG-42, их знаменитый ручной пулемёт - 1200 выстрелов в минуту – создавал сплошной заслон, прорваться через который пехоте противника было почти невозможно. Он имел у наших солдат аж две угрюмые клички: где «циркулярная пила», а где и «вдоводел». Нарекли ненавидя, зная его яростную смертоносность...
Но, в то же время, есть и немало свидетельств насчёт немецких пулемётчиков, сходивших с ума на своих боевых позициях. Об этих случаях мне приходилось слышать не один раз. А потом и письменное подтверждение прочёл.
Фронтовик Николай Никулин, его книга «Воспоминания о войне»: «И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире...
Однако некоторым вражеским солдатам осуществлять это заклание было не так уж и просто. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом — а следующие, вопреки здравому смыслу, все идут и идут, и нет им конца».
Николай Никулин, состоявший, кстати, в переписке с Василём Быковым, далее приводит ещё одно свидетельство, уже немца, который вспоминая, рассказал ему о боях за Синявинские высоты в 1942 году. По его словам, советские солдаты шли на него один за другим, несмотря на то, что МG-42 работал безостановочно. В какой-то момент пулемётчик сорвался с места и начал биться в истерике, утверждая, что видел, как убитые им минутой ранее поднимаются и снова идут в атаку.
Случаи эти – реальны, они задокументированы не только в советских хрониках, но и подтверждены в немецких. В армии Гитлера существовали даже отдельные отряды, задачей которых было оказывать психологическую помощь таким солдатам».
Читая это, я обратил внимание на форму помешательства немецкого пулемётчика. Почему он вдруг «увидел», что «убитые им минутой ранее поднимаются и снова идут в атаку?»
Тому, на мой взгляд, есть объяснение.
Мы воспринимаем окружающую действительность как набор правил поведения, подчинённых определённой логике. Инстинкт самосохранения рождает здравый смысл, который подсказывает, что, скажем, кипятком глупо умываться, обожжёт! Или нельзя выпрыгивать без парашюта из летящего на высоте самолёта – разобьёшься в лепёшку! На твёрдом осознании логичности всего этого, как на точках опоры, зиждется наше психическое здоровье, рождается состояние благополучия.
А здесь чудовищное отрицание здравого смысла. Полная бессмысленность поведения наших солдат, выворачивает мир немца наизнанку, рушит основы его мироздания. В голове кипит, корчится, лягается вопрос - что это, что происходит? Что? Почему так, mein Gott?! Он их методично слева направо, справа налево веером убивает и убивает десятками, сотнями! Его МG-42 работает безостановочно, как часы - двадцать пуль каждую секунду! А они по глубокому снегу всё равно, цепь за цепью бредут и бредут на него умирать.
Сознание пулемётчика, потеряв точки опоры, проваливаясь в хаос палаческого безумия, пытается придать всему этому абсурду хоть какую-то логику, хоть какое-то объяснение! В попытке спастись оно внушает ему, что нет, нет - они не убиты, это только кажется, кажется, а на самом деле, решив его обмануть, русские притворились на время мёртвыми. Вот же, вот! Коварные, они уже встают и снова идут его убивать! Воспалённый мозг рождает видение, стремясь в горячечном бреду возвратить происходящему хоть какой-то смысл...
Но не о помешательстве немецких пулемётчиков я, прежде всего, думал, читая обо всем, об этом.
Что происходило с нашими солдатами? Ведь здравый смысл должен был просто орать им о полной бесполезности их лобовой атаки средь бела дня. Сейчас их просто убьют, как только что с предсмертным хрипом упали лицом в снег, идущие перед ними. Почему, почему они так безропотно, так покорно цепь за цепью шли погибать? Почему не приходила в голову мысль – может, обойти, может, ползком, может, ночью, под покровом темноты?
Или пристрелить оставшуюся в окопе эту полупьяную сволочь - ротного, гнавшего их на бессмысленную гибель?
Но нет. Бредут...
Откуда она взялась эта покорность? Где её истоки?
EXELSIOR!
Что и говорить, без любимых книжек детства нет! Во всяком случае, в мои, уже незаметно ставшие стародавними, времена – как назвал их Михаил Юрьевич – времена «златой младости».
Но сейчас мир двенадцатилетнего внука заполонили айпады, айфоны, планшеты, смартфоны и прочие гадости, простите, оговорился - гаджеты или как их там ещё... Имя им ныне - победно марширующий легион.
В отчаянной попытке хотя бы частично - на большее не претендую - оторвать Кирюшу от компьютерных игр и прочей электронной мишуры в пользу чтения, во время школьных каникул пару раз в неделю издалека по скайпу ловлю паршивца на даче. Очно не получается - пандемия мешает, карантин... И преодолевая при родительском содействии – они таской, я лаской - его сопротивление, читаю с ним вслух - за раз с пяток страниц, не более - книги из моих школьных лет. Подобрал самые любимые с занимательным сюжетом, запойно шестьдесят лет тому назад проглатываемые. Бывало, что и ночью тайком от взрослых, с фонариком под одеялом.
Получится ли, хоть как-то, хоть понемногу, приучить внука к чтению, уверенности нет. Но я пробую. Надежда дедушек питает...
За последние несколько лет общими усилиями одолели, читая по главам о приключениях Робинзона Крузо, проплыли тысячи лье под водой, побывали на острове сокровищ, на планете маленького принца, внутри бажовской медной горы... Ну и так далее - самые запомнившиеся книги, извлечённые через интернет из моего детско-подросткового репертуара.
Понравился ему и майнридовский «Морской волчонок». Это особо меня обрадовало. Прежде всего, потому, что книжка из моих любимых и с ней я угадал потрафить его мальчишеству, предложив прочесть.
Но не только поэтому. Здесь ещё есть и другое.
Из предыдущей главы.
«Волчонок» вот о чём. Ровесник Кирилла, Филипп Форстер, двенадцатилетний англичанин позапрошлого века, мечтавший стать моряком, во время погрузки в порту тайком проник в трюм большого торгового парусника, собиравшегося в многодневный рейс куда-то к берегам Южной Америки. Он рассчитывал объявиться команде, когда корабль будет уже в открытом океане. Усталый, Филипп опрометчиво заснул, затаившись в самом дальнем закутке. Но пока он спал, грузовой отсек, не заметив пацана, плотно наполнили, что называется, под завязку. И он проснулся под многослойным разнообразием ящиков, бочек и тюков со всяческим товаром. В абсолютной темноте и в компании полчищ судовых крыс. Добраться до задраенного палубного люка, чтобы стуком и криком привлечь к себе внимание, в этих условиях было невозможно.
Почти невозможно.
Он не стал покорно дожидаться смерти от голода и жажды. Или чуда. А вдруг снизойдёт на него какой-нибудь спасительный божий промысел...
У Форстера был нож, а в трюме бочки с водой, ящики с галетами и кой-какой другой пищей, пусть и сухомятной. А главное, была сила воли, здравый смысл и понимание, что никто ему сейчас не поможет, кроме него самого.
Несмотря на охватывающее его порою отчаяние, голодные обмороки, детские слёзы, - 12 лет! - много дней, точнее вечных ночей, он, мучимый морской болезнью, воюя с атакующими его трюмными грызунами, проделывал, протискиваясь, проковыривая, прорезая наощупь извилистый ход наверх сквозь толщу ящиков и тюков, находя по дороге воду и скудную еду.
И вот, наконец, потерявший счёт времени, неотличимый от скелета, полуслепой, в капсуле засохшей вонючей грязи, в истлевших лохмотьях, Филипп увидел солнечный свет, пробивающийся сквозь щели палубы.
Он не умер, он выжил, преодолев это бесконечное время одиночества и отчаяния!
Совсем ещё мальчишка...
Продираясь со дна парусника наверх, к людям, Филипп Форстер как заклинание твердил только одно слово.
«Excelsior» - выше!
Ставшее затем девизом всей его долгой жизни. Жизни юнги, матроса, штурмана, блестящего капитана дальнего плавания.
Жизни победителя...
ВДОВОДЕЛ
Перебирая в интернете файлы других книг для совместного с Кирюшей чтения, я наткнулся на вековой давности рассказ «Честное слово» Леонида Пантелеева.
Не скрою – когда-то он был в числе моих самых любимых. Что вполне естественно – в СССР «Честным словом» зачитывались, без преувеличения, миллионы мальчишек. В том числе, и особенно, дети из военных городков. Далеко за примером нам ходить было не нужно - умение держать данное слово, как одно из главных качеств настоящего мужчины, тем более принявшего присягу, мы списывали с отцов – офицеров, прошедших войну, награждённых боевыми наградами.
Отвлекусь ненамного. В те послевоенные пятидесятые годы мы жили с родителями в Шепетовке - небольшом городке на западе Украины. На его центральной улице тогда ещё высились остовы сгоревших, посеченных осколками, с рухнувшими перекрытиями четырёх-пятиэтажных домов. Пацаны увлечённо играли в войну на окрестных болотистых пустошах, прочёркнутых ещё угадывающимися зигзагами полузасыпанных, заросших травой окопов, попутно откапывая в искромсанной земле – тяжёлые бои здесь шли каких-то восемь-девять лет назад – оружие, не обнаруженное трофейными командами. Попадались даже мины, неразорвавшиеся снаряды... Случаи, когда мальчишки погибали, возясь с найденными боеприпасами, в те времена были не столь уже и редки.
Однажды даже наткнулись на немецкий ручной пулемёт. Деревянный его приклад за эти годы уже сгнил во влажной почве, но очищенный от грязи воронённой стали ствол имел ещё вполне товарный вид. Мы, конечно, взяли его «на вооружение» и во всю ивановскую играли с ним в войнушку.
Правда, в мальчишеских руках пулемёт пробыл недолго. Кто-то из моей чёрнокопательной сопливой компании проболтался, и от греха подальше родители тут же этот наш трофей решительно изъяли.
Сейчас, сквозь толщу лет я уже смутно вижу его очертания, но, возможно, то был тот самый скорострельный МG-42.
Вдоводел...
ДЕДУШКА В КВАДРАТЕ
Так вот, когда, среди множества других детских книжек, я обнаружил в интернете «Честное слово», первым моим порывом бЫло желание предложить Кирюше читать и этот замечательный рассказ! Совсем уж собрался, но, как та крыловская ворона, призадумался.
Позавтракать былО совсем уж собралась,
Да призадумалась, а сыр во рту держала...
Врать не буду, тогда, где-то в десять лет, в моей душе рассказ этот, можно сказать, как сыр в масле катался, гармонично вписываясь в мальчишеское представление о честности и героизме.
Но уже в те времена что-то в нём слегка меня царапало. Некое неосознанное несоответствие здравому смыслу в этом духоподъёмном произведении. Какая-то незаметная, совсем крохотная заусенца вроде ощущалась. Толи она есть, толи её нет...
Вот также чуть-чуть спотыкался я об ударение на втором слоге в слове «былО», заучивая наизусть в школе ту же, здесь только что помянутую, «Ворону и лисицу» дедушки Крылова...
Нужно ведь писать - бЫло, Иван Андреевич!
Мне и сейчас стыдно за тот щенячий попрёк. Не выучил тогда, троечник, что в норме русского языка ударение в этом слове в зависимости от контекста меняется в двух различных значениях – глагола и частицы.
БылО здесь - частица речи. Орфографию нужно бЫло учить, дедуля...
Это я уже о себе, неуче. У великого баснописца бЫло всё правильно с ударением - былО.
Впрочем, случается, что и троечники потом тишком пролезают в писАтели.
Или в пИсатели...
Это я снова о себе, любимом.
Извините, что попытался в этой главке потоптаться рядом с литературным классиком. Пусть раз на раз не и приходится, всё равно в результате вышло – дедушка на дедушку. Или дедушка в квадрате.
Получилось нескромно: пообтирался у пьедестала.
Эх... Не по чину беру!
ПЕРЕЧИТЫВАЯ КЛАССИКУ
Хотя с детства я хорошо помню «Честное слово», но, чтобы обновить в памяти содержание, я всё-таки просмотрел его по диагонали.
И вновь почувствовал вкус горечи, которую испытываю, думая о дальнейшей судьбе героя этого довоенного произведения Леонида Пантелеева.
Если выпрямить сюжетные кучерявости и удалить архитектурные излишества построения повествования, то нехитрую фабулу «Честного слова» можно изложить если не в двух словах, то, во всяком случае, достаточно коротко.
Поздним летним вечером взрослый дядя, от лица которого ведётся рассказ, подзадержавшись в парке культуры и отдыха за, наверное, увлекательным чтением, в наступивших сумерках идёт домой. И вдруг слышит детские рыдания - в боковой аллее, возле какой-то обшарпанной будки или сторожки стоит с деревянным игрушечным ружьецом мальчишка лет восьми-девяти и плачет навзрыд.
Не удержусь здесь от цитаты:
«— Эй, что с тобой, мальчик? Тебя кто обидел?
— Никто.
— Так чего ж ты плачешь? Давай пошли, — сказал я ему. — Смотри, уже поздно, уже сад закрывается.
— Не могу. Я — часовой, — сказал он.
— Как часовой? Какой часовой?
— Ну, что вы — не понимаете? Мы играем...»
Далее выясняется, что часовой играл здесь с другими мальчишками постарше в войнушку. «Присвоив» ему звание «сержант», самозваные командиры поставили пацанёнка охранять этот важный «оборонный объект», - предназначенный, наверное, для хранения метёлок, скребков и прочего дворницкого инструментария, - и исчезли, предварительно взяв с него честное слово, что он не уйдёт с поста до тех пор, пока не придёт смена.
Но заигравшись в этом не малом по размерам парке, короткоштанные «сослуживцы» о нём забыли. А потом благополучно прыснули по домам к своим папам-мамам. Ужинать и спать.
А он уже который час голодный и замёрзший стоит на часах в дальнем углу парка и не может сдвинуться с места, потому что дал честное слово охранять эту будку.
И, не смотря на уговоры, ни в какую не соглашается покинуть свой пост, пока ему не отдаст команду это сделать – и не какой-то там штафирка гражданский, а военный, причём старший его, «сержанта», по званию.
Тут дядя взрослый, он же автор Леонид Пантелеев выдает на-гора ключевой абзац рассказа. В нём его квинтэссенция:
«...Я уже хотел засмеяться, но потом спохватился и подумал, что смешного тут ничего нет и что мальчик совершенно прав. Если дал честное слово, так надо стоять, что бы ни случилось — хоть лопни. А игра это или не игра — всё равно...»
Сделав такой вывод, рассказчик идёт на улицу, и после долгих поисков, уже практически ночью, приводит случайно подвернувшегося военного...
«Увидев командира, мальчик как-то весь выпрямился, вытянулся и стал на несколько сантиметров выше.
— Товарищ караульный, — сказал командир, — какое вы носите звание?
— Я — сержант, — сказал мальчик.
— Товарищ сержант, приказываю оставить вверенный вам пост.
Мальчик помолчал, посопел носом и сказал:
— А у вас какое звание? Я не вижу, сколько у вас звёздочек...
— Я — майор, — сказал командир.
И тогда мальчик приложил руку к широкому козырьку своей серенькой кепки и сказал:
— Есть, товарищ майор»...
Ну и заключительный мазок на это полотно социалистического реализма:
«Майор протянул мальчику руку.
— Молодец, товарищ сержант, — сказал он. — Из тебя выйдет настоящий воин. До свидания»...
Лет через десять свидание состоялось.
С пулемётом МG-42...
Мне могут сказать, но ведь он, пусть маленький, но уже мужчина, дал честное слово.
Дал честное слово!
И что, за этим восклицательным знаком только чёрная пустота, конец всего, конец мышлению, конец здравому смыслу?
А ведь пацанёнок в таком возрасте уже способен, адекватно оценивая ситуацию, рассудить, понять - что вокруг него правда, что вымысел. Что реальность, а что просто игра в «войнушку». Просто игра!..
Но нет, нам исподволь подсовывают существо, которое уже безвозвратно пребывает в некоем мире экзистенциального абсурда, где его поведение определяется приказом и только приказом, каким бы нелепым он ни был. Остальное – пыль на ветру! Не имеет абсолютно никакого значения.
Пусть который час мечется по семьям друзей-товарищей, одноклассников, звонит в больницы, а то и в морги, обрыдавшаяся мать, рыщет по давно уже ночным окрестностям, окаменевший лицом от дурных предчувствий, отец.
Но вновь и вновь в моих ушах это многоголосое хоровое пение твердокаменных - несть им числа, имя им - легион:
Ведь он дал честное слово! Он воссиял!
И точка.
.
На помощь, дорогой мой, сэр Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль!
Да простит мне читатель повторение эпиграфа к сему романчику, он здесь особенно к месту, ибо принадлежит это высказывание человеку, вся жизнь которого – образец мужества в самых сложных, казалось бы, безнадёжных ситуациях.
«Никогда не сдавайтесь — никогда, никогда, никогда, ни в большом, ни в малом, ни в крупном, ни в мелком, никогда не сдавайтесь, если это не противоречит чести и здравому смыслу»...
Честь и здравый смысл, они у Черчилля рядом, они у него синонимы.
Не знаю, был ли на самом деле случай, описанный в очень популярном в своё время «Честном слове» Леонида Пантелеева. Уж больно рассказ несуразен. Скорее всего, его фабула - плод писательского воображения социалистического реалиста. Воображения, которое я бы назвал воспалённым.
Однако автора и издательство, опубликовавшее до войны «Честное слово», по жанру весьма смахивающее на житие святых, фальшивость сюжета не шибко волновала. Производственно-творческому тандему было важно другое. Тут исподволь вполне успешно навязывался образец поведения, пример для подражания.
Но за липкой парочкой, подсунувшей юному читателю этот опус, маячит фигура куда большего масштаба.
Фигура кукловода...
КУКУХА ПОЕХАЛА
Йоська Сталин не только громоздил тьму-тьмущую новых танковых заводов для того, чтобы настрогать железных монстров больше, чем имелось тогда у остальных промышленных стран мира вместе взятых. С не меньшим тщанием, он кухарил их живую начинку, ещё одну деталь боевой машины. Прекрасно понимая, что она в каждом механизме – самая важная для выполнения им задуманного.
Он знал что делал. «Гений всех времён и народов, надежда всего прогрессивного человечества, лучший друг каждого советского пионера» в мелочах не путался.
Йоська ваял новую генерацию людей!
И необходима она ему была, прежде всего, в качестве пушечного мяса. Зомбированное поколение, беспрекословно подчиняющееся, не рассуждающее, не задающее вопросов, ни в чём не сомневающееся. Получив приказ, бездумно катящее на танках, летящее на самолетах или просто бредущее по глубокому снегу на скорострельные МG-42 сооружать мировую революцию.
Заветы Ильича...
Для выполнения этой архиважной работы по промыванию мозгов матёрый уголовник Джугашвили впряг в ярмо, в числе многих и многих прочих, ещё и инженеров человеческих душ. Так он сам однажды окрестил советских писателей, подворовав метафору у Юрия Олеши, автора «Трёх толстяков» и «Зависти». Что, правда, не помешало Йоське замордовать одного из лучших литераторов двадцатого века, не только запретив издавать его произведения, но даже упоминать его имя в печати. Оказалось, что взгляды Олеши на литературу сильно расходятся с «линией партии».
Не сочтите за нескромность, но скажу о себе, что слоняясь по жизни, я старался не забывать с опаской поглядывать под ноги, больше всего боясь по рассеянности наступить на следы выгула собак, на не редкие у нас архипелаги нарыганного и на извилистую, как гремучая змея, линию партии. С первыми двумя следами это, увы, не всегда получалось, а вот с третьим, бог миловал, обошлось.
Других грехов хватало...
Но фразу «инженеры человеческих душ» стервятник Коба с аппетитом склевал, возможно лучше, чем кто-нибудь ещё, понимая всю глубинность и дальновидность использования найденного ярлыка...
Сконструировать бездумье - вот главная, если не главнейшая задача его власти, держащей народ за идиотов. Для этого нужно вытравить из населения остатки здравого смысла.
А за образцами для подражания, примерами поведения, дело не стало. Отыщут. На что еще они были нужны ему - эти «инженеры человеческих душ»?
Было кому подсобить в таком деле Йоське. Взяв под уздцы, впрягали и графоманов, и талантов...
«Делать жизнь с кого? С товарища Дзержинского!»
Или с мальчишки с деревянным ружьецом до полуночи болванчиком бдящего в карауле у дворницкой будки. Несчастного, у которого уже успешно ампутировали волю.
Он образец для подражания, для тиражирования солдатиков, что выполнят любой приказ.
Не равняться же, в самом деле, на какого-то английского пацанёнка Филиппа Форстера, запертого в трюме парусника. Ну и что, что он не растерялся, не понадеялся на кого-то, не ждал команды сверху. Нам чужих примеров не надо! У нас свои герои! Под мудрым руководством власти предержащей, они сделают, что повелят.
С неизбывной горечью я думаю о том, что среди сводящих с ума немецких пулемётчиков был и тот подросший мальчишка из рассказа Леонида Пантелеева, через десять лет покорно, вопреки здравому смыслу бредущий по глубокому снегу на расстрел.
Ещё строки из книги «Воспоминания о войне» солдата-фронтовика Николая Никулина. То, что он видел своими глазами:
«Штабеля трупов выглядели как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании — в гимнастерках и ботинках. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких «клешах». Выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше — политбойцы в ватниках и тряпичных шапках. На них — тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат многих дивизий. Страшная диаграмма наших «успехов» при прорыве блокады Ленинграда».
Пепел Клааса стучит в моё сердце!
Они у меня перед глазами. Цепь за цепью... Десятки, сотни тысяч... Миллионы, погибших в той войне...
Сталин время даром не терял.
Я, конечно, не стал читать с Кирюшей по скайпу «Честное слово», но мне была интересна реакция внука на этот рассказ. Поэтому коротко пересказал его содержание, не выказывая своё отношение к написанному «инженером человеческих душ» Пантелеевым.
Нетерпеливо ёрзая перед экраном компьютера, и время от времени украдкой оглядываясь на окно, за которым его уже ждала ватага соседской ребятни - галёцать на великах по дачным окрестностям, Кирюша, на вопрос о юном «сержанте» в карауле, не задержался с ответом, путающемуся под ногами деду:
- Он какой-то вроде дурной. У него, наверное, кукуха поехала... Деда, можно я уже пойду, хорошо?
С радостью подумалось: всё-таки его правильно воспитывают родители.
И я немножко.
Конец первой части.
14.06.21.