Одним июньским днём моё дежурство в приюте было не совсем обычным. Дело в том, что тётя Валя заболела. Она сообщила мне об этом по телефону и сказала, что не знает, что у неё, но ей просто нехорошо, и она не хочет разносить заразу, ведь это может быть коронавирус. И Анастасия Владимировна сказала ей, что она абсолютно права. Руководитель приюта тоже позвонила мне и сказала: "Ну что, Маш, с боевым крещением тебя! Завтра будешь главная на смене. Ты уже год как с нами. Боже, как летит время..." "На самом деле год ещё не прошёл, я ведь пришла в приют в июле. Но время действительно летит", - подумала я.
Когда я приехала в приют, там уже была тётя Неля, которая стала волонтёром три недели назад, и девушка Дарья, которая впервые пришла в "Окошко" на прошлой неделе. Они вошли вместе с тётей Верой, которая заходила дать лекарства котам, у которых проблемы со здоровьем. Тётя Вера быстро справилась, поэтому, когда я зашла, её там уже не было.
Дарья, казалось, не на много старше меня, но она, разумеется, уже была взрослая. Дарья истинная патриотка: разговаривает на белорусском языке везде и всегда, даже в приюте. Русский она тоже знает, но белорусский ей нравится больше.
"На нашем потоке в университете тоже есть девочка, которая всегда разговаривает по-белорусски", - вспомнила я. Эту девочку зовут Настя. Она тоже любит животных. Учась вместе на лечебном, мы с Аней с ней дружили, хотя Настя и училась в другой группе. Мы виделись на лекциях и некоторых парах, на которых занимаются две группы одновременно. С Настей я тоже разговаривала на белорусском, правда, у меня это, мягко говоря, не слишком грамотно получается. "Наверное, стоит и с Дарьей на нём разговаривать, ведь каждому приятно, когда с ним говорят на одном языке", - подумала я.
Нам, русскоговорящим, проще: в Беларуси почти все говорят на русском. А вот те, кто говорит на белорусском, мне кажется, поистине смелые люди. Я отношусь к тем, кто не считает, что разговаривать на русском в Беларуси - это плохо, тем более, что я вообще на четверть русская, на восьмую часть литовка и ещё на какую-то часть полячка. Так что я, можно сказать, не чистопородная, дворняжка, как наши приютские котики. А значит, могу на любом языке разговаривать, только литовского и польского я не знаю. Но я уважаю разговаривающих на белорусском и их выбор. Ведь белорусский язык по-своему прекрасен! И, конечно, он имеет право на существование.
Тётя Неля и Дарья убирались в большой комнате, а я - в маленькой. В маленькой комнате живут две кошечки, очень похожие на британских. Может, они и есть "британцы", а может, тоже не чистопородные, а с богатой родословной. Этого я не могу знать, ведь коты не приходят в приют с докуметами на хвосте. Одна из "британок" в то время была ещё совсем котёнком. Она такая милая! Только пугливая немного. Я верю, что она обязательно найдёт себе дом. Впрочем, я это про всех приютских котиков могу сказать. Ещё в маленькой комнате тогда жили две очень красивые многоцветные кошки. Одна из них очень громко мурлыкала, даже если её не гладить. А уж если гладить, то тем более!
В тот день я уходила из приюта последняя. Не было тёти Вали, которая всё оставит так, как нужно, и закроет приют. Нельзя было так беззаботно уйти, как обычно. И тут я в полной мере осознала, что такое быть главной на смене. Я погладила котиков, проверила, все ли накормлены, выключила свет, закрыла все двери, на входную повесила замок. Несколько раз я проверяла, хорошо ли его замкнула. "Вдруг я плохо закрою дверь, и к котикам ночью залезет какой-нибудь нехороший человек?" - думалось мне. Потом я закрыла ворота, которые тоже замыкаются на ключ, и пошла домой.
Погода тем вечером была очень тёплой, даже жаркой. "Наконец-то настоящее лето!" - радовалась я и полной грудью вдыхала воздух, наполненный запахами разных деревьев и трав, слушала пение птиц.