Начало: http://proza.ru/2021/06/11/700
***
Ника проводила бабушку, сняла со шкафа чемодан, достала голубой сарафан, сшитый для выступлений школьного хора, надела поверх белой кофточки, заплела косу и подошла к зеркалу. Красивый сарафан и сидит ладно. Ника улыбнулась отражению, сложила в рюкзачок пакет с пирогами и, прихватив со стола пару яблок, вышла из дома. Думала уйти незамеченной, да не удалось: на лавочке у соседней избы сидела компания поселковых ребят.
- Ника, чего вырядилась пугалом? - раздался за спиной насмешливый голос.
- Видать от умных книжек совсем ту-ту...
- Смотри, всех парней распугаешь!
- Да, кто на такую клюнет?! - последние слова потонули в дружном хохоте.
Ника решила не связываться с насмешниками и, подхватив подол сарафана, побежала по улице.
Степь встретила тишиной и спокойствием. Накинув платок, девушка пошла в сторону полынной поляны. Ваньша ждал. Увидел Нику и замер с глупой улыбкой на лице.
- Какая ты!
- Какая? - Ника отряхнула сарафан и удивлённо посмотрела на паренька.
- Чудная… на девок наших походишь… только краше… и глаза синькой светятся, - сказал и смутился. Щёки жаром обдало, и руки не знает куда деть.
- Да, ладно, тебе. Выдумаешь тоже, - девушка улыбнулась. - Нашёл ворожейку?
- Сыскал. Сказала, коль не забоишься, есть тропка в моё время. Про судьбу сказывала. Про беду. Про разум. Много чего говорила. Только чую - не всё открыла, - и Ваньша передал девочке слова старухи. - Пойдём, Ника, со мной. Степь покажу. Места заповедные открою. И не бойся, не обижу, вот те крест!
- А если ворожейка права: нельзя мне в прошлое? Войду в твой мир и изменю судьбу, горе принесу.
- И пусть горе, - Ваньша смотрел прямо. - Завтра будет ай нет. Есть сегодня. Я. Ты. Степь. Еланка полынная. Пойдем, - и протянул руку.
Ника сорвала две веточки полыни. Вдохнула пряный запах. На мгновение зажмурилась, понимая, обратной дороги не будет, и положила веточку в рот. Полынной горечью обожгло горло, и на глазах выступили слёзы. Девушка перевела дыхание и шагнула на встречу Ваньше.
Невидимое поле стало вязким, как мокрый песок. Оно не отталкивало, а втягивало в себя, обволакивая со всех сторон. Преодолевая сопротивление, Ника сделала ещё один шаг и опёрлась на протянутую руку. Получилось. Они стояли рядом, радовались и смущались, и не знали, как справиться с нахлынувшими эмоциями. Первым опомнился Ваньша.
- Пойдём. Темнеет. Заночуем в шалаше. А поутру я покажу тебе мою степь.
Ника спрятала вторую веточку полыни в потайной кармашек на лифе сарафана и поправила рюкзачок.
- Пошли. Только завтра к вечеру мне нужно дома быть. Бабушка в город уехала, меня на хозяйстве оставила.
- А вдруг остаться захочешь? - Ваньша осторожно поправил выбившиеся из-под платка рыжие пряди, и от его лёгкого прикосновения Ника покраснела и опустила глаза.
Что Ваньша знал о любви в свои шестнадцать лет? Жестокий отец был скор на расправу. Он бил жену и детей за любую провинность или непослушание. Бил жестоко. До беспамятства. Не обращая внимания на слёзы и крики, дурел от вида и запаха крови. От частых родов, побоев и тяжёлой работы мать рано постарела и сильно болела. За детьми следила, пока в зыбке лежали и грудь сосали. Если Господь в младенчестве не прибрал, росли они сорной травой, а вырастая, впрягались в ярмо голодной постылой и беспросветной жизни. Характером Ваньша отличался от отца и старших братьев, любивших пропустить стакан другой водки в праздники и на пьяную голову помахать кулаками. Он жалел мать, не задирал сестёр и летом частенько сбегал от побоев в степь, где мог быть самим собой, где находил утешение и спокойствие.
Что знала о любви Ника? Мечтательная и болезненная девушка больше времени проводила за книгами, чем в компании подруг. Она сторонилась сверстников, живя в собственном мире. Родительская любовь и чрезмерная опека лишали свободы, и степь стала для неё отдушиной, ярким пятном в череде одиноких и однообразных дней.
***
К шалашу подходили в сумерках. Степь жила своей жизнью. Где-то гулко кричала потревоженная птица, свистели суслики. Ночные мотыльки поднимались из травы, отлетали в сторону и исчезали в темноте.
Шалаш был построен из жердей, покрытых сеном. Он был довольно просторным и легко мог вместить двух человек. Постелью служила охапка свежей травы. Неподалёку от входа чернело кострище. Поужинали пирогами, которые девушка захватила из дома. Ваньша заварил в котелке травяной чай, и пока вода закипала, сел рядом с Никой.
- Смотри, Ваньша, какие яркие звёзды! В городе звёзды совсем другие: далёкие и тусклые.
Ваньша слушал Нику, чувствовал, что она грустит, но не мог понять почему.
- Дивно: ты есть, но тебя ещё нет. Ты будешь потом. После меня будешь. А чувствую тебя. Другие мы. Батька, мамка - они от земли. Живы и живут. Батька бьёт, мамка терпит. Работают до пота, а всё одно - голодно. И добра в них нет. Горе одно. А я воли хочу. Ведь не то страшно, что батька бьёт. Стиснешь зубы и терпишь. Страшно, как они прожить. Разумеешь? - Ваньша задумчиво посмотрел в ночь. - Не всяка птаха в клетке поёт. Так и человек. Один новой избе радуется, другому в степи тесно. А душа тепла ищет. От огня тепло, от солнца. Грудь греется, а душа стынет. У батьки нет тепла. Злоба и нужда всё тепло сожрали. И у мамки нет. Старшой брат в солдаты пошёл. Привык к боли. Думал, в солдатах сытнее. Лиха хлебнул, да без пальцев на руке возвернулся. Пьёт. Жёнку бьёт. Судьбу клянёт. Сеструха замуж выскочила молодкой. От отца у мужа защиту нашла. Добрый мужик попался. Только сгинул в степи. С дитём осталась у чужих людей. Кому без мужа нужна? Своих едоков кормить нечем. Сынка оставила, в люди с протянутой рукой подалась. Помер мальчонка.
Ника слушала и думала, как мало она знает о жизни. Её любили родители, бабушка. О ней заботились, а он рос один, без любви и тепла. Желая утешить, девочка осторожно погладила Ваньшу по растрёпанным волосам. И от этой робкой ласки паренёк словно замер. Он лежал тихо, боясь спугнуть Никину руку. А девушка перебирала соломенные волосы и тихонько напевала:
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.**
Напевные звуки колыбельной согревали. Ласковые прикосновения приносили успокоение и отгоняли тёмные мысли. Ника пела, и степь подпевала ей треском сверчков и перешёптыванием трав.
***
- Вечер добрый честному люду! Бреду и вижу, огонёк в степи горит. Я и завернул, - сухонький старичок невысокого роста присел у костра и подмигнул ребятам. - А как не завернуть-то? Коль огонь горит, значится, человек отдохнуть присел. Поговорить може, новости да сплетни разузнать. А как не разузнать-то? Путники много чего порассказать могут: где были, чего видали. А как же… вот я и подошёл. А тут ты, Ваньша, чай греешь. Девка с тобой чудная. Ты откель будешь? - спросил у Ники старик.
- Ненашенская она, дед Антип, - ответил за девушку Ваньша. - Не смущай, видишь, робеет. Никой её зовут.
- А чего робеть-то? Поди ж, не кусаюсь. Я, Ваньша, к ворожейке бреду. Хворь ко мне репьём прицепилася. Грудь ломает. Кашляю, могуты нет. Видать помирать скоро. А кому помирать охота? Вот то-то и оно, - Антип натужно закашлялся. Отдышался. Достал кисет и набил трубку. По степи поплыл резкий запах табака.
- Дедушка, - в голосе Ники слышалось участие, - вредно курить при кашле. Лучше я вам горячего чая с травками налью.
- С молодости курю, почитай всю жизнь с трубкой в обнимку. А как не курить-то? Встретишь кого в степи, табачком угостишь, за жизнь поговоришь. Опять же, на завалинку с мужиками как без трубки присядешь? Нет, девка, без трубки и табака - нет мужика, - сказал и опять закашлял. - А как помирать соберуся? Трубка она и в аду сгодится. Там огня много. Угощу чертей табачком, вот и зазнакомимся, и время быстрее пойдет. Хотя там торопиться-то некуда.
- Дед, ты чего про ад вспомнил? Мож, в рай пропустят, - паренёк хитро подмигнул Нике.
- Эх, Ваньша, - не поддержал шутливого тона старик, - какой рай? Всю жизню грешил. Жёнку бил? Бил. Водку пил? Пил. Души людские губил? Губил. И врал, и воровал, и по чужим девкам бегал. А в церкву редко ходил. Всё думал, успею. А жизня-то к закату. Почитай вся и прошла. Видать, как жил - грешил, так и помру грешником. Кха… кха. А как отмолишь? Разве всё упомнишь? В прошлом годе на страстной неделе пришёл к отцу Иллариону на исповедь. Долго говорил, он слушать устал. Иди, говорит, Антип, в другой день приходи. Чуток грехов скосил, а другая за мной тянется, новыми прирастает. Эх…
Старик дымил трубкой, пил горячий чай, кашлял и о чём-то думал. Допив третью кружку, выбил трубку, сунул её за пояс и тяжело поднялся.
- Дед, а мож, переночуешь в шалаше? Поутру и пойдешь. Чего в темень плутать.
- Нет, Ваньша, пойду. По холодку доберуся. Ночи в степи лунные. Не заплутаю. Я вот чего сказать хотел. Кха.. кха… Малой ваш перед уходом прибегал. Сказывал, мамка велела, коли тебя встречу, сказать, чтоб домой не возвертался. Отец смертно лютует за коня. Мать избил. Лежит пластом и с лавки не встаёт. Грозился и тебя запороть, коли явишься. Он забьёт и не вспомнит. Нет тебе пути домой, Ваньша. Думай, куда податься. Кха… кха. Слух по степи идёт, разбойники в здешних местах объявились. На тракте купеческие обозы грабют. Могёт к ним на зиму пристанешь? А могёт, девкина родня приютит-то? Кха… кха. Ну, бывай, Ваньша. Бог даст, свидимся, коль не помру, - сказал и, подхватив мешок, побрёл дальше.
Слушая тяжёлые вести, которые принёс старик, Ника взяла Ваньшу за руку. Паренёк смотрел в темноту и молчал. А девочка не знала, как утешить и чем помочь. Это были какие-то другие, взрослые проблемы. И решение Ваньше предстояло принять самому. Завтра нужно возвращаться, и он останется совсем один: без друзей и родных. Было тревожно. «А может, остаться?» - подумала Ника. Почувствовав, что настроение девочки изменилось, Ваньша спросил:
- Чего пригорюнилась?
- О тебе думаю…
- Не думай обо мне, Ника. И о доме не думай. Не пришло ещё завтра. Есть ночь. Мы. О нас думай. Почувствуй, как степь дышит. Свободы глотни.
Ваньша обнял девочку за плечи и притянул к груди. Ника смотрела в ночь, куталась в тепло объятий и прислушивалась к стуку сердца, которое то замирало, то пускалось вскачь. Девочка ещё не научилась думать, как Ваньша. Он уже знал то, о чём она только начинала догадываться. Его порыв захватил её, подчинил и увлёк за собой. Ваньша осторожно расплёл девичью косу, и рыжие пряди рассыпались по спине. Волосы пахли степью. Ваньша пропускал пряди сквозь пальцы, и они оживали, струясь по рукам. Костёр догорел, а ребята всё сидели, прижавшись друг к другу.
Продолжение. Часть 3 - http://proza.ru/2021/06/13/358